Пленницы судьбы - читать онлайн книгу. Автор: Евгений Анисимов cтр.№ 24

Не будем преувеличивать во всей этой истории самостоятельность Анны Леопольдовны. Ее слабой женской рукой водила рука вице-канцлера Андрея Остермана, который наконец почувствовал, что настал его час и он будет теперь править Россией.

Провозгласив себя великой княгиней и правительницей России и став, в сущности, самодержавной императрицей, Анна Леопольдовна продолжала жить, как жила раньше. Мужа своего она по-прежнему презирала и часто не пускала незадачливого супруга на свою половину. Теперь трудно понять, почему так сложились их отношения, почему принц Антон был так неприятен Анне. Конечно, принц тих, робок и неприметен. В нем не было изящества, лихости и мужественности графа Линара. Миних говорил, что провел с принцем две кампании, но так и не понял: рыба он или мясо. Когда Артемий Волынский как-то спросил Анну Леопольдовну, чем ей не нравится принц, она отвечала: «Тем, что весьма тих и в поступках несмел». Действительно, история краткого регентства Бирона показала, что в острые моменты, когда требовалось защитить честь семьи и свою собственную, принц бездействовал, и не без оснований Бирон говорил со смехом саксонскому дипломату Пецольду, что Антон Ульрих устроил заговор и привлек к нему... придворного шута, а потом на грозные вопросы регента отвечал с наивностью, что ему «хотелось немножечко побунтовать». Еще раньше Бирон говорил саксонскому дипломату Пецольду с немалой долей цинизма, что главное предназначение Антона Ульриха в России — «производить детей, но и на это он не настолько умен» — и что нужно желать, чтобы родившиеся от него дети были похожи более на мать, чем на отца. Словом, вряд ли бедный Антон Ульрих мог рассчитывать на пылкую любовь молодой жены.

Драма же самой Анны состояла в том, что она совершенно не годилась для «ремесла королей» — управления государством. Ее никогда к этому не готовили, да и никто об этом, кроме судьбы и случая, не думал. У нее отсутствовало множество качеств, которые позволили бы ей если не управлять страной, то хотя бы пребывать в заблуждении, что она управляет и делает это для общей пользы. У Анны не было трудолюбия, честолюбия, энергии, воли, умения понравиться подданным приветливостью или, наоборот, привести их в трепет грозным видом, как это успешно делала ее тетушка. Фельдмаршал Миних писал, что Анна «по природе своей... была ленива и никогда не появлялась в Кабинете. Когда я приходил по утрам с бумагами... которые требовали резолюции, она, чувствуя свою неспособность, часто говорила: “Я хотела бы, чтобы мой сын был в таком возрасте, когда бы царствовал сам”». Далее Миних пишет то, что подтверждается другими источниками — письмами, мемуарами, даже портретами: «Она была от природы неряшлива, повязывала голову белым платком, идя к обедне, не носила фижм и в таком виде появлялась публично за столом и после полудня за игрой в карты с избранными ею партнерами, которыми были принц — ее супруг, граф Линар — посол польского короля и фаворит великой княгини, маркиз де Ботта — посол австрийского императора, ее доверенное лицо... господин Финч — английский посланник и мой браг (барон X. В. Миних)». Только в такой обстановке, дополняет сын фельдмаршала Эрнст, она бывала свободна и весела в обществе.

Вечера эти проходили за закрытыми дверями в апартаментах ближайшей подруги правительницы и ее фрейлины Юлии Менгден или, как презрительно звала ее императрица Елизавета Петровна, Жульки. Без этой, как писали современники, «пригожей собой смуглянки» Анна не могла прожить и дня — так они были близки. Их отношения были необычайны и бросались в глаза многим. Финч, знавший хорошо всю карточную компанию, писал, что любовь Анны к Юлии «была похожа на самую пламенную любовь мужчины к женщине», что они часто спали в одной постели. Анна дарила Юлии бесценные подарки, в том числе полностью обставленный дом. Многие наблюдатели сообщали, что кроме Юлии на Анну оказывал огромное влияние граф Линар, тотчас же появившийся после прихода Анны к власти. Говорили о предстоящем браке Линара и Юлии. Цель его состояла в том, чтобы прикрыть связь правительницы с кем-то из этой пары... или, спросим в наш раскованный век, с обоими? Осенью 1741 года Линар уехал в Дрезден, чтобы получить там отставку и стать при Анне Леопольдовне обер-камергером. Как известно, эту ключевую в управлении России должность при Анне Иоанновне занимал Бирон. Теперь на нее готовился Линар. Бедная Россия! Но Линар не успел вернуться в Петербург. По дороге ему стало известно о свержении Анны Леопольдовны, и он благоразумно повернул назад. И правильно, надо сказать, сделал: не избежать бы ему путешествия в Сибирь.

В ожидании Линара Анна и Юлия долгими вечерами, сидя у камина, занимались рукоделием: спарывали золотой позумент с бесчисленных камзолов Бирона, чтобы отправить его на переплавку. Юлия давала советы своей сердечной подруге, как управлять Россией... Анна Леопольдовна была существом безобидным и добрым. Правда, как писал Манштейн, правительница «любила делать добро, но вместе с тем не умела делать его кстати». Таким, как Анна — наивным, простодушным и доверчивым, — места в волчьей стае политиков не было, рано или поздно такие случайные люди гибнут. Так и произошло с Анной Леопольдовной. В октябре—ноябре 1741 года, получив достоверные известия о заговоре цесаревны Елизаветы Петровны, Анна поступила наивно и глупо: она стала выяснять у самой Елизаветы подробности заговора и тем самым приблизила час своего падения — испуганная цесаревна дала приказ спешить с переворотом. Он произошел 25 ноября 1741 года, когда Елизавета Петровна во главе трех сотен гвардейцев ворвалась в Зимний дворец и арестовала правительницу и ее семью. Анна Леопольдовна проснулась от шума и грохота солдатских сапог. Есть две версии ареста Брауншвейгской семьи. По одной, Елизавета вместе с солдатами вошла в спальню правительницы и громко сказала: «Сестрица, пора вставать!» В постели рядом с Анной лежала девица Менгден. По другой, более правдоподобной версии, убедившись, что дворец полностью блокирован верными ей солдатами, цесаревна послала отряд гренадер арестовывать правительницу. При виде солдат Анна вскричала: «Ах, мы пропали!» По всем источникам видно, что никакого сопротивления насилию она не оказала, безропотно оделась, села в подготовленные для нее сани и позволила увести себя из Зимнего дворца. Как известно, раньше всегда следили за знамениями, приметами, теми подчас еле заметными знаками судьбы, которые могут что-то сказать человеку о его будущем. Времена рационализма, прагматизма, атеизма, головокружительных успехов техники сделали для нас эти привычки смешными, несерьезными. В этом невежественном состоянии мы пребываем и до сих пор, лишь иногда удивляясь проницательности стариков или тайному голосу собственного предчувствия. Был дан знак судьбы и Анне Леопольдовне. Накануне переворота с правительницей Анной произошла досадная оплошность: подходя к цесаревне Елизавете, правительница споткнулась о ковер и внезапно, на глазах всего двора, упала в ноги стоявшей перед ней Елизавете. Современник, видевший это происшествие, воспринял это как дурное предзнаменование. И не ошибся. Принцу Антону Ульриху одеться не позволили и полуголого снесли в одеяле к саням. Сделано было это умышленно: так брали Бирона, а также многих высокопоставленных жертв других переворотов — без мундира и штанов не очень-то покомандуешь, будь ты хоть генералиссимус!

Не все прошло так же гладко при «аресте» годовалого императора. Солдатам был дан строгий приказ не поднимать шума и взять ребенка только тогда, когда он проснется. Так около часа они и простояли молча у колыбели, пока мальчик не открыл глаза и не закричал от страха при виде свирепых физиономий гренадер. Елизавета решила попросту выслать из страны Брауншвейгскую семью. 28 ноября санный обоз из закрытых кибиток, в которых сидели Анна, бывший император, его отец и приближенные, под конвоем поспешно покинул Петербург по дороге к западной границе России. Но потом Елизавета одумалась, пожалела о своем великодушном поступке и решила задержать Анну с семьей в Риге. Несчастная семья оказалась в заточении в Динамюнде — крепости на Даугаве. Стало ясно, что клетка за несчастными захлопнулась навсегда. В Динамюнде узники провели более года, там в 1743 году Анна родила третьего ребенка — Елизавету (принцессу Екатерину она родила еще в Петербурге в 1741 году), а в январе 1744 года их всех повезли подальше от границы — в центр России, в город Раненбург Воронежской губернии. Императрица требовала, чтобы при этом ведавший перевозкой генерал Салтыков сообщил: отъезжая на новое место, Анна Леопольдовна и ее муж были «недовольны или довольны». Салтыков отвечал, что когда члены семьи увидели, что их намереваются рассадить по разным кибиткам, они «с четверть часа поплакали» и, вероятно, думали, что их хотят разлучить. Опасность быть разлученными друг с другом теперь повисла над ними как дамоклов меч. Жизнь их проходила в ожидании худших событий. Их привезли в Раненбург — город под Липецком. Там Брауншвейгская семья прожила до конца августа 1744 года, а затем туда внезапно прибыл спецкурьер майор Николай Корф. Он привез с собой секретный указ императрицы, жестокий и бесчеловечный. Предполагалось заключить арестантов в Соловецкий монастырь — место дикое и суровое. При этом ему поручалось ночью отобрать у родителей экс-императора Ивана и передать капитану Миллеру, которому было приказано везти четырехлетнего малыша в закрытом возке на север, ни под каким видом никому не показывая и ни разу не выпуская его из возка.