Тайны жизни Ники Турбиной («Я не хочу расти…) - читать онлайн книгу. Автор: Александр Ратнер cтр.№ 117

Рассказывает Алеся Минина: «Это был какой-то кошмар! Я помню, какую потасовку Майя и бабка устроили, но никто никого не отталкивал. Все для похорон сделала Алена: собрала деньги, добилась разрешения, упросила и умолила директора кладбища, хотя у Миронова там лежат родственники, его просили о месте для Ники, но он отказал. Мы тряслись: Алена, Азарова и я, созванивались каждый день. Мы боялись, как бы, не доведи Господи, не отдали Миронову урну, а он по пьянке где-нибудь ее не рассыпал. Все абсолютно выбегала Алена, она созвонилась с Мировым, и он дал деньги, потому что тех, которые она собрала, не хватало. В результате благодаря ей и Мирову Ника нормально похоронена».

Вспоминает Наташа, жена Мирова: «Урна была у Сергея, Майя выхватила ее у него и таскалась с ней, разыгрывая греческую трагедию – то поднимала руки вверх, то еще что-то делала. В конце концов она забыла урну под кустом, где я ее нашла».

По словам Карповой, она бегала в полоумном состоянии с Никиным прахом, который ей отдали только на кладбище, потом где-то его оставила. До этого ей указали на стоявшего в стороне мужчину, который написал упомянутую выше статью о Никуше. Карпова бросилась к нему со словами: «Как вы могли дурно говорить о человеке (алкоголичка, не хотела учиться и т. п.), который еще не похоронен?! Молите Бога!» Мужчина пояснил: «Мне материал для статьи дала Галич, я только подписался».

Сама Алена Александровна считает, что родные Ники возненавидели ее еще в 1997 году, когда она хотела поместить Нику в клинику, где лечили высокопоставленных алкоголиков, работников аппарата ЦК КПСС. «Я никогда не говорила, что Ника алкоголичка, – утверждает Галич, – но я всегда говорила, что ее можно и нужно вылечить. И когда я увидела эту злобу на кладбище, даже не могла понять, отчего это. Алеся с мужем стояли за моей спиной, они чувствовали, что я ухожу, взяли меня за плечи и сказали: “Стойте и не смейте уходить!” А Людмила на кладбище сорвала желтые одуванчики и вот с этим букетиком ходила. Цветов от родных не было, ни одного. Мы принесли их».

Вспоминает Алеся Минина: «Когда закладывали урну в нишу, Майя устроила скандал, бабка орала. Я стою, чувствую мне нехорошо, чуть не плачу и думаю, когда же уже, наконец, оставят Нику в покое и это все кончится. Бабка орала на Галич. Алена поворачивает ко мне голову, а у нее полные глаза слез. Я ей говорю: “Алена Александровна, держитесь, потом поплачете, сейчас нельзя”, и всё снимают камеры. Как будто Алена несла за Нику ответственность, а она ей вообще никто. Она не должна была делать ничего и уж тем более “лизать ж…” директору кладбища, тормошить Мирова – оно ей надо было вообще?! Причем, у Алены большие проблемы с сосудами, ей вообще нервничать нельзя. Она постоянно на таблетках. Вот нужен был ей этот геморрой?! Я и так уже молчу, что Ника сама по себе была геморрой ходячий. И нести ответственность за нее было ох как нелегко».

Вспоминает Сергей Миров: «Сами по себе похороны, заложение урны были апокалипсическим зрелищем: толпа пьяных бомжей, которые пришли и стоять не могли – кто-то присел на лавочку, кто-то прилег и видно, что встать больше не может. У меня ощущение, что кто-то на земле с собаками начал обниматься. Я же снял эти похороны на пленку». Кроме Мирова, похороны снял Борсюк и, дополнив этими кадрами свой второй фильм о Нике, сделал третий фильм – «Ника Турбина: последний полет», который нигде никогда показан не был.

Из рассказа Людмилы Карповой: «Наступила тишина. Никто не выступает. Я говорю: “Никаких слов, включите стихи Никуши. Включают магнитофон, и Ника минут 15 читает стихи. Потом в нишу, в которой почему-то уже лежала книжка Ники “Черновик”, положили книжку “Ступеньки вверх, ступеньки вниз…”, фото Ники и урну с ее прахом. Все это в тишине».

Нишу закрыли заранее изготовленной черной гранитной доской с портретом Ники, ее именем и фамилией, датами рождения и смерти, а также словами-завещанием:

Все расходятся. Никто ничего не говорит. Лишь Черненко подошел к Никиным родным и сказал, что был здесь с самого начала. На поминки они никого не пригласили. Никушу поминали в ее квартире вчетвером: мама, бабушка и Анна Годик с сыном Владимиром. Распили бутылку водки. Плакали. Вспоминали. А Галич отдельно, у себя дома, устроила поминки. Были Елена Камбурова, весь курс Ники и ее друзья.

К сведению читателей: прах Ники Турбиной покоится в открытой части колумбария на Ваганьковском кладбище (напротив могилы Игоря Талькова), номер отсека – 72, место № 53. Если придете к ней, пожалуйста, не забудьте – об этом всегда просили Майя и Карпова – положить две сигареты. А поскольку там, над Никой, захоронен прах Майи, то уже я прошу положить сигареты и ей.

Рассказывает Алеся Минина: «Мы сидели со Светкой Азаровой еще до поминок, когда вся история с Нюркой продолжалась. Говорю: “Блин! Вот увиделись только тогда, когда ее не стало. Свет, а ты с ней в последнее время общалась?” – “Нет, а ты?” – “И я нет”. Мы сидели и стали вспоминать. И вспоминали взахлеб. Мы держались просто за животы. Ну, казалось бы, – человек умер, надо сидеть и лить слезы. Мы не лили слезы, а реально ухохатывались. И Алена на поминках несколько историй вспомнила из их замечательных поездок. Там были походы по соблазнению мальчиков, всякие такие штуки.

Однажды Костя, когда к ней приехал, говорит: “Слушай, Ник, мне на какое-то время надо уйти. Я смотрю, девочки, вы тоже собираетесь. А скажи мне, пожалуйста, как твой домофон кричит?” Ника встает по стойке смирно у стеночки и как завопит: “А-а-а!”.

Светка вспоминала, как они ездили к портнихе и остались там спать. И Нюрка спросонья открывает глаза и говорит: “Азарова, а мы где?” – “Ник, ты чего, не помнишь? Мы платье тебе шить приехали”. – “Да? А что это за ж… в шляпе?” Там стоял манекен, а сверху была шляпа. Ну, Ника есть Ника. Кричащий домофон, ж… в шляпе. С этим ничего не поделаешь».

Интересно сравнить короткие и трагические судьбы Ники Турбиной и ее любимого поэта Михаила Лермонтова ^[248].

Ника начала сочинять раньше, чем научилась писать, а Мишель стал рисовать раньше, чем научился говорить.

Первое стихотворение Ника пролепетала в три года. А Мишель в четыре-пять лет, тоже не зная грамоты, произносил слова в рифму, например, «кошка – окошка».

Ника была невероятно безграмотна, а Мишель писал со страшными синтаксическими ошибками, ставя знаки препинания как придет в голову.

Оба, Ника и Мишель, испытали первую влюбленность в десятилетнем возрасте – Ника влюбилась в белобрысого мальчишку, а Мишель в белокурую девчонку.

Талантом Бог не обидел ни Нику, ни Мишеля. Но таланту для развития нужны столкновения с судьбой. Чем более они жестоки и драматичны, тем лучше. Не для человека. Для поэта. Бог и в этом не отказал им обоим.