Тайны жизни Ники Турбиной («Я не хочу расти…) - читать онлайн книгу. Автор: Александр Ратнер cтр.№ 140

И Анкудинов, по словам Людмилы Николаевны, унижал Карпову-младшую при жизни, а после ее ухода разразился хвалебной статьей.

Снова в мыслях обращаюсь к Светочке: «Ваши похороны были третьими похоронами, свершившимися в домике, где Вы жили. В 2010 году он еще пустовал. Людмила Владимировна не раз говорила мне, что хочет продать его Вашим соседям, но у нее нет денег на дорогу в Майкоп и на оформление документов. Да и сил тоже нет – все же 82 года. Но она еще надеялась, ведь ей вроде бы обещали за дом шесть-семь тысяч долларов, за которые она хотела издать новую, более полную, книгу Ники “Стала рисовать свою судьбу”. А надо было издать Вашу книгу, причем массовым тиражом!»

Домик Светочки, по словам Людмилы Владимировны, так и не продали, и в него самовольно вселились адыгейцы. На самом деле, по свидетельству Людмилы Баркиной, Карпова-старшая в 2010 году приезжала в Майкоп, где оформила документы на вступление в наследство и доверенность на продажу дома на имя старшей дочери Баркиной. С большим трудом дом был продан, 510 тысяч рублей получила Карпова (по курсу того года – $ 17 тысяч), за вычетом средств, ушедших на обустройство могилы Светочки. Баркиной Карпова тоже сказала, что за деньги от продажи дома она издаст книгу Ники. Но не дала на нее ни копейки, 206 тысяч рублей заплатил Саша Миронов. То, что у Карповой появились средства, подтверждает Лилия Молчанова, которой на 80-летие Людмила Владимировна неожиданно подарила 200 гривен – большие в то время для обеих женщин деньги. Повторилась история с книгой «Чтобы не забыть», на издание которой Майя и Карпова одолжили огромную, в три раза превышающую необходимую сумму у Елены Камбуровой, не вернув ей ни рубля, а книгу большей частью оплатил я и частично организация «Пилигрим». Такое не умещается в голове. Ложь и корысть неизменно правили бал в этой семье.

В заключение привожу два стихотворения Светланы Карповой, чтобы читатели знали и помнили ее, талантливого поэта и удивительного человека.

«Кто-то хочет сказать, что не слышал…»

«Ты знаешь, я уже боюсь усталости…»

А я боюсь забыть Светочку. Впрочем, можно ли забыть женщину, которая умела «Стоять и держать пространство / На расстоянье звука»?!

Надеюсь, читатели не забыли слов Барской, приведенных в начале главы 1, о том, что дедушка Ники Анатолий Никаноркин мог дорабатывать ее стихи. В другой раз Татьяна Николаевна высказалась подробнее: «Ника – плод фантазий мамы, бабушки и дедушки. Возможно, именно он дорабатывал стихи Ники, которая общалась с ним и дома, еще ребенком, и в Доме творчества, когда ей было 17–18 лет. У него не было такой философии и лирики, как у нее, но он мог тоже помогать ей писать». Не зря же Карпова говорила, что он огорчался таким страшным стихам Ники, а в конце жизни сам писал в ее манере.

Насчет манеры затрудняюсь сказать, хотя в моем архиве хранятся в оригиналах десятки неопубликованных стихотворений Никаноркина, написанных в конце 80-х – начале 90-х. Среди них – соответственно два и три оригинала Никиных стихотворений «Ван Гог» и «Я оскорбляла эти стены…» (приведены на иллюстрации). Остается лишь гадать, был ли их автором Никаноркин или он редактировал стихи внучки. В любом случае это свидетельствует о его причастности к ее творчеству. Подтверждает сказанное Александр Дунаев-Брест: «Никаноркин Нике помогал стать тем, кем она стала. Он увидел в ней поэта и понял, что этому надо способствовать».

Что же касается его стихов того периода, то они, как бинты кровью, пропитаны собственной ненужностью, недооцененностью, нездоровьем, одиночеством и личной трагедией. А еще Никаноркина не отпускала война:

Но и в мирное время поэту приходилось не легче. Не зря, обращаясь к Богу, он писал:

Но более всего поражают стихи Никаноркина, адресованные некогда безумно любимой жене. К примеру, такое:

И еще одно стихотворение тому же адресату:

Наконец совсем страшные строки:

Конечно, эти стихи не публиковались, но они писались больным пожилым человеком, живущим более 40 лет с осколком в легких, к тому же вне дома и семьи. Однажды он так описал свое состояние: «Кровохарканье, точно зарево, / Мне подушку зловеще зáлило». Если Никаноркину в чем-то и повезло, то в том, что он был писателем и что в Ялте находился Дом творчества, куда он мог уйти, спасаясь от семьи. А вот Нике уйти было некуда.