Тайны жизни Ники Турбиной («Я не хочу расти…) - читать онлайн книгу. Автор: Александр Ратнер cтр.№ 33

Майя старалась придавать значимость всему, что делала Ника, и учила ее, как себя преподносить в различных ситуациях. Но ребенок, уже обласканный прессой и читателями, был не в состоянии адекватно реагировать на чьи-либо советы, даже матери. Не случайно в десять лет Ника на посвященном ей вечере в доме Евтушенко сидела среди взрослых как равная, понимая, что она гвоздь программы. А спустя девять лет, уже у себя дома, она сказала Косульникову: «Я – королева. Меня на руках носить надо. Странно: этого никто не понимает, а я мучайся теперь, представляешь? Так и загнуться недолго…»

Шестого марта 1983 года издательство «Молодая гвардия» и Никаноркина Майя Анатольевна – мать несовершеннолетней поэтессы Турбиной Ники Георгиевны – заключили договор ^[89] на издание сборника стихов «Черновик» объемом до 1050 стихотворных строк, рукопись которого следовало предоставить издательству не позднее 11 ноября 1983 года. В договоре также указано, что Турбина – это псевдоним автора и что на момент заключения договора рукопись уже предоставлена. Как это могло случиться, если в тот же день, 6 марта 1983 года, в «Комсомольской правде» появилась первая публикация Ники? Отмечу, что в договоре эта дата вписана от руки. Это позволяет говорить о допущенной ошибке: следовало вписать 1984 год, и тогда все вяжется с выходными данными книги, так как 15 мая 1984 года ее сдали в набор, а 11 ноября подписали в печать. С другой стороны, если договор действительно был подписан 6 марта 1984 года, то когда Ника познакомилась с Евтушенко?

Сам он в предисловии к этой книге пишет: «…в Переделкинском доме Пастернака этим летом я встретил Нику». Выходит, летом 1984 года. Однако до их встречи издательский договор появиться не мог, и в соответствии с ним рукопись в середине мая того же года сдана в набор быть не могла. Возможно, Евтушенко имеет в виду лето 1983 года? Тогда, и это наиболее вероятно, работа над книгой продолжалась до марта 1984 года, когда был подписан договор, и отредактированная рукопись была представлена издательству. В пользу этого говорит и тот факт, что вошедшее в предисловие к «Черновику» стихотворение Евтушенко «Восьмилетний поэт» впервые было опубликовано в «Комсомолке» 2 сентября 1984 года.

Согласно договору, оплата должна была производиться из расчета 1 руб. 25 коп. за стихотворную строку при первом издании и 1 руб. 50 коп. при массовом издании. На момент заключения договора рукопись уже была предоставлена, 15 мая ее сдали в набор, а 11 ноября подписали в печать – точно в тот день, когда ее только должны были предоставить издательству. Учитывая, что тираж книги был массовым (30 тысяч экземпляров), гонорар без учета вычетов составил свыше 1500 рублей – огромные по тем временам деньги.

Если Юлиан Семенов открыл Нику, то Евгений Евтушенко, приняв ее от него как своего рода эстафету, стал крестным поэтическим отцом Ники. Он составил и помог ей выпустить в 1984 году в издательстве «Молодая гвардия» первую книгу стихов «Черновик» ^[90]. В книгу объемом 63 страницы вошли 77 стихотворений, написанных с 1981-го по 1983 год. Кроме того, Евгений Александрович написал к этой книге предисловие, являющееся едва ли не единственным за 30 с лишним прошедших лет анализом творчества Ники, а также посвященное ей стихотворение. Привожу их ниже в той же последовательности и в сокращенном виде.

ВОСЬМИЛЕТНИЙ ПОЭТ

Восьмилетнего поэта зовут Ника Турбина. …Я не случайно назвал Нику поэтом, а не поэтессой. С моей точки зрения, налицо редчайшее явление, а может быть, чудо: восьмилетний поэт.

…Мы почему-то стараемся искусственно развивать в детях детское и пугаемся, как некой странности, проявления в них взрослости. Между тем взрослость в детях есть явление, требующее самого бережного и тактичного невмешательства, соединенного с самой бережной и тактичной поддержкой. Нику Турбину открыла “Комсомолка”. …Признаюсь, я пропустил ее публикацию и не видел ее на экране, но до меня со всех сторон стали доноситься разные отзывы, иногда восхищенные, иногда осторожные: “Как бы не заморочили голову бедной девочке, не превратили ее в вундеркинда…”, а иногда и прямо-таки подозрительные: “Не может быть, что это она сама написала… Слишком не по-детски…”. Цветаева еще гимназисткой написала строки:

Моим стихам, как драгоценным винам, / придет черед…

Но Цветаевой было тогда все-таки пятнадцать лет ^[91] , а тут – восемь… Может быть, оттого, что мы так заждались новых ярких имен, мы можем обмануться? Такой скептицизм был и у меня до того, как в переделкинском доме Пастернака этим летом я встретил Нику и попросил ее прочесть мне стихи. Уже сразу после первых строк, произнесенных ею, отпали все сомнения в том, что ее стихи – это плод литературной мистификации. Так могут читать только поэты. В голосе было ощущение особого, я сказал бы, выношенного звона. Позднее по моей просьбе мама Ники дала мне все ею написанное, и я понял, что передо мной не просто отдельные стихи, а книга.

…В стихах я нашел и немало слабостей, но ни в коем случае не хотел навязывать Нике свои поправки – мне бы хотелось, чтобы она сама их внесла. Ника защищала свои стихи с достоинством маленькой королевы… Так, например, не удалось ее убедить, что крапива с ударением на последнем слоге – это ошибка. Я предлагал поставить “трын-трава”. Ника упорствовала: “Я слышала, что крестьяне говорят – крапивá” (Где и с какими крестьянами могла встречаться семилетняя Ника, живя в Ялте?! – А.Р.), Ника знает себе цену…

Книга эта отредактирована только с ее участием. Заканчивая работу над кинофильмом “Детский сад” о сорок первом годе, я пригласил Нику сняться в образе девочки того времени, написавшей стихи после бомбежки. Ника, к сожалению, была больна и сняться не смогла. Но когда я ей прислал сценарий, она написала прекрасные стихи “Сорок первый год”, всей своей детской и недетской душой перенесясь в то кровавое, страшное время и задав истории кричаще раненый вопрос:

Книга Ники Турбиной – уникальное явление не только потому, что ее автор – восьмилетняя девочка. Эта книга наводит на мысль о том, что дети вообще гораздо взрослее воспринимают мир, чем нам кажется. Но не все дети это умеют высказывать, а Ника умеет. В этой книге много чисто личного, дневникового, но над многими трагическими интонациями книги стоит задуматься, ибо, вероятно, и другие дети носят в себе острое чувство современности, обжигающее чувство чьей-то лжи, пошлости, щемящее чувство тревоги за нашу общую планету. Поэтический дневник Ники благодаря его незащищенной искренности становится дневником других детей, стихов не пишущих. Станет ли Ника в будущем профессиональным поэтом? Кто знает…