Тайны жизни Ники Турбиной («Я не хочу расти…) - читать онлайн книгу. Автор: Александр Ратнер cтр.№ 48

Спустя восемь лет Майя сказала: «У нас дом был творческо-поэтический. Мой отец был членом Союза писателей России, потом Украины. У него вышли 15 книг. Он очень талантливый писатель. Единственный писатель, который поднял историю медицины Крыма. У него прекрасная поэзия». Ей вторила Карпова: «Ну, дедушка! Воспитание Никуши было на фоне дедушки. Он прекрасный поэт и писатель, автор очень хорошей книги о керченском десанте. С дедушкой мы жили, как за каменной стеной». Насчет стены – верно, только ее выстроили Майя и Карпова между собой и Никаноркиным и действительно жили за ней.

Не могу не привести мнение Петра Старчика, общавшегося с Никушей, когда ей было девять лет: «Никаноркин… Вот он как раз был более охранительный в этой семье, хотя и не жил с ними. То есть безотцовщина, бездедовщина… Получается, дедушка приходящий был, а это двойной удар. Но у них с Никой отношения были хорошие. Он как раз был рядом, не форментарный, а свой дедушка, свой мужчина. К тому же переживший войну человек. Ника им гордилась, потому что он участвовал в этом ужасающем десанте, когда погибли тысячи людей. То есть он – ялтинский герой, а для Ники – замечательный родственник, родной человек, который был в ее судьбе. Раз у него не было дома своего, значит, у них был конфликт, значит, он был изгнан из этого дома, Никиного… И отец, и дедушка. Тяжело. Это травма двойная, двойная дыра в душе, огромная пустота, ничем не заполнишь ее».

Как-то в разговоре с Людмилой Карповой я спросил: «Как сложилась судьба родителей Никаноркина?» – «Он забрал их в Ялту, не спросив меня. Их переезд был главной причиной нашего раздора. Были скандалы, Никаноркин даже хотел покончить с собой». – «Он им помогал?» – «Они помогали ему, так как он был беспомощен. Вначале умер его отец, очень хороший человек, а потом мать. Он к тому времени совсем с ума сошел и был похож на портрет пьяного Мусоргского, написанный за два-три дня до его смерти. Но мне его не было жалко. И до сих пор я не могу ему ничего простить». – «А как Ника относилась к деду?» – «Если можно так сказать, очень высоко». – «Она же писала ему: “Мы говорим с тобой на разных языках…”» – «Она тогда была маленькая, а он не знал, чтó она пишет. Поставил замок на дверь в свою комнату под предлогом, что Ника якобы у него что-то украла». – «А как вы относились к его поэзии?» – «Трогательно. Она была патриотическая, типично советская, иногда талантливая. Его стихи надо читать по нескольку раз, чтобы вникнуть в суть переживаний автора. Если коротко сказать, он посредственный поэт-патриот, который завидовал стихам Ники и подражал им в конце жизни». – «Я читал его стихи, посвященные Майечке, Никуше, а вам он что-то посвящал?» – «Конечно, например, такое восьмистишие:

Позже в Интернете я нашел еще одно его посвящение Карповой, начиналось он так: «Не расстанусь с такою ношей, / Словно перышко, – на весу, / К морю – синему бездорожью – / На руках тебя понесу».

Отвечая на мои вопросы, Карпова, мягко говоря, лукавила, что подтверждает разговор с Татьяной Барской. «Когда Никаноркин жил на Садовой, – вспоминает она, – то запирал на замок свою комнатку, так как заметил, что из его библиотеки стали пропадать хорошие редкие книги, особенно по археологии, и справочники – Майя и Карпова продавали их. А с матерью Никаноркина как обошлись?! Они ее не признавали и выживали из дому. Она вынуждена была вести себя так, чтобы досаждать им: становилась под домом, прося милостыню, и соседи несли ей кто что может». Кстати, трехкомнатную квартиру общей площадью 43,6 кв. метра (полезная – 39 кв. метров) Никаноркину дали с учетом его матери (ордер от 10.02.1972 г.).

Теперь понятно, почему Никой-ребенком было написано еще одно, посвященное дедушке стихотворение, в котором она, очевидно, под влиянием мамы и бабушки, укоряла его:

А.Н.

Пора предоставить слово взрослой Нике: «Дедушку любила и люблю. Молодой хирург, он прямо с институтской скамьи оказался в самом пекле керченского сражения за Эльтиген. Сорок третий год. В этом десанте почти все погибли. Он так и назывался: “трагический, отвлекающий”. Горжусь своим дедом. Его книга о десанте “Сорок дней, сорок ночей” – классика. Человек должен защищать свою родину всю жизнь, не только на фронте. Родина – это твоя рука, нога, сердце. Но и она должна беречь тебя. Как важно, когда окружают тебя заботой – тогда ты горд и независим».

Как бы в ответ на эти слова напрашиваются следующие строки Анатолия Игнатьевича:

Насколько сильно любил Никаноркин внучку, я понял, прочитав еще пять посвященных ей стихотворений, о которых, как потом оказалось, не знала даже Карпова. Да и, наверное, не могла знать, так как они жили врозь. К кому, как не к Нике, мог обратиться в трудную минуту дедушка-поэт?!

Ему так хотелось, чтобы внучка писала светлые стихи о солнышке и цветах, а не рвущие сердце несопоставимые с ее возрастом страшные строки. В надежде на это он и ушел в 1994 году сравнительно молодым мужчиной – Господь ему отмерил 73 года жизни. В том же году, и тоже в июне, умер Георгий Торбин. Одновременно ушли из жизни оба мужчины этой семьи, по сути, выдворенные из нее, что, безусловно, повлияло на судьбу Ники.

О том, как часто близкие общались с Никаноркиным, можно судить хотя бы по тому, что, по словам Лилии Молчановой, о его смерти близкие узнали от соседки по дому, работавшей уборщицей в Доме творчества.

Вот что сказала мне Татьяна Барская при встрече в июле 2014 года: «Никаноркин был нравственнее, чище жены и дочери, без пошлости и цинизма, глубокий, творческий, начитанный, эрудированный». А спустя год я услышал от Людмилы Лушниковой: «Жаль, дедушку к Нике не допускали. Так хоть какое-то воздействие на нее было бы».