Тайны жизни Ники Турбиной («Я не хочу расти…) - читать онлайн книгу. Автор: Александр Ратнер cтр.№ 76

Сама Ника впоследствии вспоминала: «… Когда я выходила замуж, мне должно было вот-вот исполниться 16, и тогда я позвонила маме (я не видела ее годы), просила дать мне разрешение на выезд – иначе надо было забеременеть, а мне не хотелось». Что же побудило Нику столь резко изменить свою жизнь?

Рассказывает Алена Галич: «Появился на горизонте этот итальянец, очень богатый, и пообещал Майе, что даст Нике образование и возможность учиться в Италии». Карпова иначе объясняла это: «У нее была там возможность получить образование, но я так понимаю, что Никуше учиться было трудно». И это правда, ибо Ника не знала ни одного иностранного языка. А если бы знала, то все равно учиться бы не смогла, потому что не была приучена к этому с детства. «Чего не было у Ники, – вспоминает Альберт Бурыкин, – так это усидчивости. Чтобы она что-то написала, кроме стихов, надо было сидеть с ней, вдалбливать ей в голову». Бурыкину вторит Галич: «Ника как-то появилась у меня и сказала: “Будем готовиться в театральный вуз”. Я согласилась, но вскоре поняла, что не получится. И не потому, что она не одаренный человек, а потому что постоянно работать не умеет, может что-то сделать и бросить».

По словам Сергея Мирова, Ника ему рассказывала разные версии. Наиболее правдоподобная такая: когда Майя второй раз вышла замуж, она переключила свое внимание на Егорова. Не то чтобы Нике не было места в новой семье, но она начала ревновать мать и сделала такой жест – просто уехала.

Рассказывает Алена Галич: «Майя Нику с радостью спихнула. Когда я ей сказала: “Ты что, с ума сошла? Как ты могла ее отпустить? Ему же 70 лет!” – она ответила: “Не была бы дура, имела бы много денег”. Для Майи все и всегда исчислялось деньгами. Неужели из-за них она, мать, с которой Ника забыла когда виделась, согласилась на продолжение разлуки с ней, причем неизвестно на какой срок, и подписала юной дочери разрешение на выезд за границу к пожилому человеку, которому, не зная его, вручила тем самым ее судьбу».

«Я поняла, что я здесь не выдержу, не выживу, – говорила Ника в фильме Анатолия Борсюка, – у меня были волосы по пояс, я была худенькая, красивая девочка. Я хотела жить…»

Жить хотела и Майя. Поэтому она, вкусившая все «прелести» жизни в Москве и разочаровавшись во втором браке, думала о будущем и, как человек предприимчивый, решила отпустить дочь, чтобы та «зацепилась» в Швейцарии, а затем ее, Майю, перетянула туда. По сути, благословляя Нику на новую поездку в Швейцарию, Майя одновременно убивала двух зайцев: намечала перспективу своей жизни в будущем и облегчала себе ее в настоящем. Нет сомнения, что в этом Майю поддержала Карпова, встречавшаяся с Мастропаоло и убедившаяся в его состоятельности.

Но была и третья, не менее важная причина, побудившая Майю отправить Нику в Швейцарию. Ее назвала Анна Годик: «Егоров спал с Никой, и Майя, чтобы это не продолжалось, отправила ее в Лозанну». Если можно так сказать, избавилась от конкурентки.

Таким образом, все причастные к истории со Швейцарией были согласны на ее продолжение, причем каждый преследовал свои цели. Майю и Карпову в основном интересовала материальная сторона; Мастропаоло в одном, Никином, лице обретал ассистентку и любовницу. Что до Ники, то для нее отъезд в Швейцарию был пусть недолгим, но спасением, побегом от мучительной неопределенности, безденежья и безнадежности, от непонимания родных, от самой себя. А может, дала знать о себе безотцовщина? Не стоит, подобно многим авторам, винить Нику за этот шаг. Она сделала его сознательно и, благодаря такой передышке, прожила на год больше.

Г. Болгарин: Когда Ника стала жить в Швейцарии, я берусь утверждать, что Мастропаоло вступил с ней в интимные отношения. Основанием для того, чтобы так думать, был нравственный облик Ники. Я так понимаю, что она очень рано перешла границы дозволенного. С другой стороны, она уже тогда прекрасно знала и чувствовала цену деньгам, роскоши, благополучия, которые получила в обмен на свою убогую и проблемную жизнь. И на многое закрыла глаза. Я не могу утверждать, что это были полноценные отношения, но то, что это был интим, – однозначно. Мастропаоло явно на это был заточен. Он мог себе такое позволить, так как был уже в солидном возрасте, имел деньги и авторитет. И вместе с тем (помните рабыню Изауру?) он покупает девочку за одежду, за еду… И она на это пошла.

Когда позже я снова приехал в Швейцарию, Ника уже была, конечно, с очень большой натяжкой, как Настасья Филипповна. То есть была уже содержанкой, это было видно по ее глазам. Ника меня встретила в хорошем платье, уверенной. Она была там не то что хозяйкой, но у нее уже было свое место. Она называла Мастропаоло «папа Джованни», начала осваивать итальянский язык. Они уже перебрасывались словами. У нее не было ни тени смущения в отношении меня как человека, который ей в отцы годился. То есть она, как я понимаю, решила какие-то свои вопросы. Может быть, ее родным деньги отсылали, чтобы они молчали. Сабины уже не было. Ника накрывала на стол. Она была членом этой семьи, а точнее этого дома. Джованни говорил, что они успешно работают, Ника в порядке, все очень хорошо.

Автор: Впоследствии во всех интервью и в одном из фильмов ^[191] Ника говорила, что ее муж (?) «вполне дееспособный мужчина, лучше, чем 16-летние мальчики».

Г. Болгарин: Я думаю, что, быть может, об этом Мастропаоло ее даже попросил. Потому что, судя по физической кондиции… конечно, всякое бывает. Но если снять с него рубашку, висюльки и кольца, – это был дряхлый старик. Знаете, как в «Дядюшкином сне». Это был Никин эпатаж, ее вызов, камень в смех нашей общественности.

Авторское отступление.

Задолго до встречи с Геннадием Болгариным автор задавался вопросом: почему Мастропаоло затребовал Нику? Ведь мог нанять на работу профессионалов, декламирующих стихи той же Ники и других поэтов на любом понятном больным языке. Преимущество Ники состояло, прежде всего, в том, что она в одном лице была поэтом, прекрасным чтецом и ровесницей больных детей. Как сейчас говорят, три в одном. И все же, я считал, была еще одна причина, подвигнувшая Мастропаоло пригласить Нику в Швейцарию: внешность и возраст позволяли ему, стареющему мужчине, надеяться, как минимум, на поддержание, а как максимум, на усиление своей потенции. Правда, Ника говорила, что для этого он употреблял гормоны. Но одно дело в виде лекарств, а другое – живой гормон в лице юной Ники. И он не ошибся.

Поэтому когда Ника, вернувшись домой, высоко отзывалась о Мастропаоло как о мужчине, на самом деле это была в большей степени ее заслуга, а не его. Здесь будет как нельзя к месту привести стихотворение одного из моих любимых поэтов – Ильи Сельвинского:

Г. Болгарин: Я был свидетелем работы клиники Мастропаоло. Она произвела на меня тягчайшее впечатление. В ней были пациенты не психолога, а психиатра, люди разных возрастов, которых собирали за столом и всем давали еду такую, как в хороших больницах. Однажды через переводчика я спросил Мастропаоло, как он применяет свой метод лечения. Он убеждал меня, что все эти люди проходят через искусство, их приобщают к художественным образам, которые являются сцепками разрозненного сознания. Однако ничего оптимистического в глазах несчастных людей я не увидел. Это была какая-то – есть хорошее русское слово – богадельня. От этого реально не пахло клиникой. Там не было ощущения созидания, а было угрюмое и бесконечное: поел – и смотрение в никуда. Они играли в шахматы и в какие-то игры, не имели права свободного выхода, были замкнуты в этом пространстве, где стояли рояль и телевизор.