Тайны жизни Ники Турбиной («Я не хочу расти…) - читать онлайн книгу. Автор: Александр Ратнер cтр.№ 81

Любящая тебя Ника Целую ^[205].

По словам Дмитрия Васильченко, любезно передавшего мне это неотправленное письмо, оно не обязательно свидетельствует о желании Ники вернуться в Швейцарию. «Ведь Мастропаоло, – сказал он, – вместо лечения занимался неизвестно чем, в нем не проявлялся ни психолог, ни доктор высокого полета. У Джованни собаку звали “Пушкин”. Человек, который так относился к русской культуре, не мог ценить поэзию Ники. В Швейцарии ей тоже было несладко, впрочем, хорошо ей не было нигде. Попыток вернуться туда у нее не было, а написать по пьянке такое письмо она могла».

Вспоминает Александр Дунаев-Брест, с которым читатели познакомятся через несколько страниц: «После Швейцарии Ника постояла на Тверской. Она рассказывала мне: “Я занималась проституцией. Меня почти не брали – пьяная была, а пьяная баба никому не интересна”. Тот редкий случай, когда алкоголь сыграл положительную роль. Поэтому она, не видя иного выхода, попросилась к Мастропаоло обратно. Но если бы ее письмо и было отправлено, то ничего, кроме отказа, Ника не получила бы, поскольку ей нашлась достойная замена в лице Марины Петросян.

Спустя три года, давая интервью в Ялте Л. Шершневой, Ника заметила: «А вообще моя жизнь началась сложно и неопределенно. Училась во ВГИКе на актерском факультете – бросила. Вышла замуж, уехала в Швейцарию – сбежала. Зарубежный сладкий хлеб не для меня». И, словно продолжая эту мысль, в одном из последних своих интервью она сказала: «Кроме России, я жить нигде совершенно не могу. Хотя это звучит банально, патриотический идиотизм, видимо, во мне присутствует. Я вернулась в Москву, и мозги у меня стали работать как-то по-другому».

Михаил Назаренко, который брал это интервью у Ники то ли осенью 2001 года, то ли в начале 2002-го, спросил у нее: «У Цветаевой есть такая строка: “Дура” мне внуки на урне напишут” ^[206]. Не будут ли твои внуки считать, что ты упустила шанс, покинув богатую Швейцарию?» Ника ответила, что внуков у нее не будет, так что о них нечего говорить, и добавила: “Думаю, что слово “дура” обо мне не напишут только потому, что я совершила поступок. Впрочем, не знаю, можно ли это назвать поступком. Я действие совершила – вышла замуж и развелась!”»

С конца 1992 года Ника жила с Дмитрием Васильченко, закончившим в том же году институт и снимавшим квартиру на Люблинской улице. В ней они вдвоем встречали Новый, 1993 год. «Было смешно, – рассказывает Дмитрий, – нам нечем было украсить елку, и мы украсили ее шахматными фигурками, ватой и гигиеническими тампончиками, которые Ника привезла из Швейцарии. Это было в диковинку. На них были петельки, за которые удобно подвешивать. А елка была живая».

Васильченко передал мне (за что я ему безмерно благодарен) и другие относящиеся к 1992–1994 годам материалы. В частности, оригинал стихотворения, написанного Никой в его присутствии. Привожу его с орфографией автора:

Это, на первый взгляд, непонятное стихотворение с небольшими правками вошло в обе посмертные книги Ники под названием «Развод», судя по которому речь идет о расставании Майи с Егоровым.

Среди переданных мне материалов также оригинал неотправленного любовного письма Ники неизвестному адресату. Привожу его ниже без изменения.

Привет милый. Я знаю что письмо придет нескоро и мы есщо сто раз успеем созванится и т. п. а может ты и сам напишеш мне раньши но это не имеет никакого значения. Я просто совершенно перестала панимать присхадяещие и честно сказать очень устала от этих пирипитий. Я незнаю но догадываюсь что за problems у тебя в Питери. Ужасно, что ничем не могу тебе помоч мне просто очень жаль тебя. Не пойми меня превратно, это не чувство жалости просто очень горько и больно что все черти как и что помощи не откого не даждешся и близкие люди могут быть чужими.

Парвала билет и плакала как типично Чеховская истеричка хотя всю жизнь призирала синтементальность и все чорное в этой жизни привыкла переносить довольно спокойно и разумно чего желаю и тебе главное иметь голову и взять себя в руки и все получится может и не сразу но сразу ничего не бывает

Хочется както поддержать тебя а получается, что сама пишу слезливую ерунду но что сделать!?!

Наверно будем до конца дней переписыватся и перезваниватся давольно рамантично (ненавижу рамантику, в отличие от тебя) извини за иронию просто очень нервничаю. Кстати огромный привет твоей Маме. Очень переживаю за тебя давеча всю ночь прадергалась ужас какойто и злая стала до неприличия Без тебя чертовски одиного и холодно и все синерозовоаранжевое что ты всегда приносишь с сабой развеялось и апять зима, серая зима просто до крайности серая. Одна радость птички уже запели да солнышко светит вообщем очень милая погода. (помоему пишу редкосную галематью) Да забыла написать, что очень люблю тебя и письмо такое легкомысленное и не теплое потомучто сильно нервничаю а неписать сейчас не могу. Можеш его сразу выкинуть только эти слова выкидывай не сразу. Люблю, Люблю Люблю Люблю Люблю Люблю Люблю и не хватит этих долбоных тетрадок, чтобы хоть както вместить это самое замечательное насвете чувство которое кстати приносит всем одни сложности Я тебе наверное уже надоела Высоко интеллектуальными бреднями но не сердись я так редко пишу письма а мне надо теперь научится их писать телефон редко бывает под рукой так что потерпи. Несмотря на мои слишком прозаические прогнозы собираюсь тебя увидеть услышать и есщо кое что не абольщайся радостным одиночеством и самым чудесным словом (Свабода)

P.S. Маленький мой мальчишка тихо но верно схажу с ума Надеюсь ты здаров и не совсем голодный и халодный на зато укуренный это уж верняк. Очень скучаю просто больше не могу нехочу маленький люблю очень люблю. Прости за отвратную грамматику Думаю и волнуюсь о тебе и всегда рядом если разлюбили как женщину буду рядом как друг всегда

Ответь если будет желание

Крепко целую Ника ^[207]

Васильченко прокомментировал это письмо так: «Относительно адресата точным быть не могу, ибо как воздыхателей, так и объектов воздыханий было на моей памяти больше, чем места в памяти. Возможно, это был парень из Питера, но имя его у меня стерлось. Приезжал к нам на Люблинскую на некоторое время».

По словам Мининой, Ника называла Дмитрия «братишка», а он ее любил без памяти; не просто был увлечен, а чуть не умер от любви и писал бесподобные стихи. Приведу одно из его посвящений Нике: