Тайны жизни Ники Турбиной («Я не хочу расти…) - читать онлайн книгу. Автор: Александр Ратнер cтр.№ 91

Злоупотребление алкоголем у Ники обострялось, когда она оказывалась в Ялте. Причиной этого, в первую очередь, были конфликты с Майей. Летом 1994 года, после зачисления Ники в институт, ее родные пригласили Галич в Ялту. «Тогда, – вспоминает Алена Александровна, – я все увидела сама. Для Майи Ника была, как для собаки кость, ей-богу! Она бросалась на нее по каждому поводу, была просто невозможная. И это притом, что Ника жила у Кости, а я в ее отдельной комнате. И хотя Ника дома не ночевала, Майя успевала поскандалить с ней, когда она заходила за мной. Все ей было не так, все не то. Увидела на Нике платье: “Это мое любимое платье. Как ты посмела его надеть?” Платью этому сто лет, ты его все равно не носишь, какое тебе дело, она же его не испортила, оно ей очень идет».

Однажды Ника, находясь в состоянии аффекта, громила в квартире все подряд – била окна, срывала шторы, творила нечто невообразимое. Закончилось это тем, что ее отвезли в психушку в Симферополь, о чем упоминалось в главе 10 части I книги. Но то была очередная фантазия Карповой. На самом деле все происходило иначе, что подтверждает рассказ Постникова: «В то время когда Ника не могла выйти из своего неадекватного состояния, я поехал к начальнику наркологической службы в Ялте, и он дал ей направление в Строгановку (психиатрическая больница в Симферополе. – А.Р.). Я это все согласовал с бабушкой, которая была двумя руками “за”. Когда мы ее привезли в больницу, врачи произвели осмотр и собирались ее отводить в палату, тут только она поняла, что это все не шутки, и сразу же пришла в себя. Мы ее оставили там, а на следующий день я к ней приехал. Нику было не узнать: она вышла совершенно нормальная, можно сказать, кристальная и взмолилась: “Котя, забери меня отсюда, нас в палате десять человек, одна тетка бутылкой раскатывает кал по полу”. До нее наконец дошло, чем может обернуться ее эксцентричность. Кстати, когда я возвращался после очередного посещения Ники в Ялту, то попал в страшную аварию. А когда Ника узнала об этом, то сбежала из психушки и приехала ко мне».

Но и в Москве Ника давала прикурить Постникову. «Когда я в очередной раз приехал к ней, – рассказывает Константин, – мы оба хорошо выпили, и она схватилась за нож со словами: “Я тебя сейчас, Котя, убью”. Я говорю: “Ну, давай, убивай, у тебя же не хватит духа меня убить”. Когда она приставила к моему сердцу нож, я ей сказал: “Ну, что дальше, не можешь? Давай, убивай!” Она, конечно, не смогла. Тогда я говорю: “Что ж ты ничего не делаешь, значит, за свои слова не отвечаешь? Все, я ухожу от тебя”. Ника пошла в ванную. Я оделся и уже стоял возле входной двери, когда дверь в ванную открывается, выходит Ника с ведром воды и – раз, это ведро вылила на меня со словами: “Котя, ну куда ты пойдешь такой мокрый?” Я ей ответил: “Ты меня не остановишь” – и уехал к другу”. А она потом, дня через два, приехала за мной к нему, хотя не знала где он живет. Оказалось, что жена моего друга гуляет с собакой, а мы когда-то с Никой проезжали тот район. И она, как следопыт, добралась до этого района, и у всех, кто гулял с собаками, спрашивала, не знают ли они женщину, которая выгуливает боксера. Как правило, все собаководы друг друга знают. Таким образом Ника нашла меня и уговорила к ней поехать».

«Сколько раз я пыталась вырвать девочку из запоев, – сокрушалась Галич, – но женский алкоголизм – страшная вещь. Он практически неизлечим… Что поделать, видимо, талантливые люди сильно подвержены этой пагубной привычке. У них очень тонкая душа, которая, соприкасаясь с нашим грубым миром, болезненно на него реагирует. И тогда они защищаются алкоголем». Такое объяснение можно принять с большой натяжкой, потому что, если следовать этой логике, то непонятно, почему не спился затравленный советской системой гениальный Борис Пастернак, у которого душа была не менее тонкой. «Может быть, если б с нею рядом был человек, за которого можно было бы уцепиться, – рассуждает Ольга Мозговая, – верный и надежный, который заставил бы ее бросить пить… Если бы, если бы! Что толку в сослагательных наклонениях? И кто бы вытерпел, кто бы нянчился уже не с маленькой девочкой-вундеркиндом, котенком, на кого только и можно что умиляться, а сложной, изломанной, капризной, вздорной молодой женщиной? Есть такие мужчины, чтобы все это терпеть?! Сомнительно. Ну что: вспомнили обо мне? Поклонники (а то и собутыльники, чего уж!) бросали и женились на других. Она оставалась одна» ^[220].

Интересно по этому поводу высказывание Ники в ее дневниковых записках: «…я много пила. Самое страшное – то, что эта дурная слава останется до конца. Вот будет мне девяносто лет, и буду я великой драматической киноактрисой, из грязи в князи, как говорится, или напишу великую поэму – не важно что, все равно все будут вспоминать те моменты, когда пьяная Турбина валялась под столом». Она снова написала стихи о клоуне, но совсем другие: «Бегу по обручальному / Кольцу. / Я люд смешу. / Наживка – нос, / Колпак из слез / И обручем – кольцо / Из льда, / Поблекла маска, / Как и я».

О тех, кто жили в вместе с Никой в ее квартире, можно было бы написать захватывающую повесть, и я когда-нибудь ее напишу. Им просто нет числа, этим сожителям и квартирантам. Подавляющее число из них были людьми неустроенными, несостоявшимися, пьющими. Но интересно другое: почти все они со временем стали на ноги, нашли свое место в жизни, обзавелись семьями, и только одна Ника не удержалась на этой планете. Я встречался со многими, кто делил с ней скромную жилплощадь, и не верил в беспросветное прошлое этих людей.

Вспоминает однокурсник Ники Эдуард, пожелавший не называть свою фамилию: «Я помогал ей по пластике, так как у нее не было постановки танцев, а я до Университета культуры закончил хореографическое училище. Нику я видел как большую актрису. Она очень хорошо играла в театральных постановках по Чехову вместе со своим однокурсником и постоянным партнером Александром Федяиновым. Репетировали дома у Алены Галич, которая готовила Нику и Сашу, а также Светлану Азарову к переводу в Щукинское или Щепкинское училище, так как наш факультет выпускал режиссеров массовых театрализованных представлений, а Галич хотела, чтобы они получили дипломы актеров.

Ника жила в общежитии вместе со Светой Азаровой, потом в квартире. Непонятно, почему, имея квартиру, она не жила только в ней. К сожалению, Ника пила. После первого курса мы, ее соученики, вместе с Аленой собрали и отослали в Ялту деньги, чтобы Ника вернулась на учебу, но все их, как потом оказалось, потратила Майя. На втором курсе зимнюю сессию Ника не сдала. У нее были проблемы с молодым человеком, он очень ее любил. Стоило ей позвонить ему, как он приезжал. Его звали Костя. Он готов был носить Нику на руках, приезжал в Москву по первому ее зову. Второго такого человека не найдешь. Девчонки завидовали Нике и говорили ей: “Ты ломаешь ему жизнь, посмотри какой человек!”»

Но Эдуард ошибся – на втором курсе Ника не училась, разве что приходила повидаться с сокурсниками. В остальном – истинная правда. «У Ники была очень плохая координация, – вспоминает Светлана Азарова. – Что касается передвижения, пластики, все, что связано с ее туловищем, вызывало у нас не смех, а ржание. Могу сказать, что на хореографии она не могла сделать ни одного движения. Ей все очень сложно давалось. На помощь пришел Эдик, он с ней часами занимался, оставаясь после занятий. Эдик – тихоня, тувинец, замечательный детдомовский парень, очень скромный и светлый человек. Он готов был всем помогать. Я помню, как мы с ним ставили номер и разучивали тувинские шаманские движения, которые он великолепно передавал специфическими жестами и пластикой».