Тайны жизни Ники Турбиной («Я не хочу расти…) - читать онлайн книгу. Автор: Александр Ратнер cтр.№ 94

О том, что творилось с Никой в тот период, рассказывает Алена Галич: «Ника кололась, потом перестала, но продолжала пить. Я считаю, что она была алкоголичкой, потому что сколько раз ей вшивали эти “торпеды”, столько раз она их выковыривала. Становилась красная, температура поднималась до 40 градусов. Ира, которая жила у Ники, звонила мне и рыдала. Я велела вызвать “наркологическую скорую”, которую нужно было оплачивать. Ира мчалась ко мне за деньгами, и “скорая” увозила Нику в больницу. Ничего не помогало, даже когда “торпеду” вшивали под лопатку так, чтобы Ника не достала, она все равно избавлялась от нее».

Насчет кололась. В интервью, которое она дала весной 1996 года, Ника говорит об этом в прошедшем времени: «…Всякое было. Я пила, кололась…” ^[222] Минина утверждает, что Нику вылечили, и она к наркотикам дорогу забыла. Как-то Алеся спросила у Ники: «Интересно, какое действие кокаина?» – «Если оргазм умножить на десять», – последовал ответ.

Тем временем Ника пыталась найти работу. Но кем она могла работать, не имея профессии? Разве что перебиваться случайными заработками. Рассказывает Минина: «Она практически ничего не умела. Правда, потрясающе готовила, но, извините, поваром же она не пошла бы работать. Могла бы работать журналистом, но для этого нужно быть слишком собранной. А вот актрисой она была бы хорошей, если бы закончила институт».

Господи, сколько раз в отношении Ники можно было сказать: «Если бы…»! Конечно же, ей помогали с трудоустройством. «Мы даже, – рассказывает Галич, – писали статьи в экологический журнал “Природа”, обложившись книгами и энциклопедиями. Я выбирала нужное из них, а она записывала. Один материал помню хорошо – о народностях Севера, их обычаях в Ненецком крае. Статью приняли, мы написали следующую, а третью придумать не смогли. Я брала ее также на вечера, посвященные моему отцу, там она читала стихи, что-то ей одалживала – она всегда отдавала».

Ника готова была работать где угодно, но ее нигде не брали. «Помню, ее пытались устроить в какой-то отдел продаж, – рассказывает Минина, – когда появились мобильные телефоны. Там зарабатывали безумные деньги. Она туда пошла, приходит и говорит: “Там такие хлопцы сидят, такие слова говорят, я в этом ничего не понимаю. Кроме того, я с ними рядом не сяду”. И все на этом закончилось».

Попытку устроить Нику на работу предпринял и Бурыкин. В марте1996 года ему предстояла операция, и он предложил ее на свое место в рекламной компании. Сотрудники, увидев ее, интересовались: «Алик, кто эта девушка? У нее зеленые глаза!» Бурыкин попросил их щадить Нику, так как она человек очень трепетный, проработал вместе с ней дней пять и лег в больницу, а она после этого продержалась два дня – сорвалась, запила, и ее уволили. По словам Бурыкина, она уже пить нормально не могла, выпила на работе всего лишь граммов триста джин-тоника, и ей просто снесло крышу.

Весьма интересно восприятие Ники ее ровесником, журналистом Андреем Архангельским, которому главный редактор «Всеукраинских ведомостей» поручил побеседовать с приглашенной в редакцию Никой и покормить ее за счет газеты в буфете. Ничего странного в этом не было, так как о Турбиной ходили слухи, что она бомжует, голодает, ходит в рванье, курит. «И вот она вошла в кабинет редактора, – пишет Архангельский. – На некоторое время я забыл о служебных обязанностях и начал судорожно поправлять галстук. Ника оказалась красивой, стройной, большеглазой… Когда мы шли по коридору в буфет, я уже испытывал к ней не только профессиональный интерес… Я молча слушал ее и думал: она постоянно ищет опоры. Ищет, мечется, бросается из крайности в крайность. Она готова отдать многое, лишь бы получить немного добра, тепла. Но жестокому расчетливому миру она не нужна. Именно ощущение ненужности, невостребованности, “невозможности излить себя” губит, точит ее день за днем… И никого, кто бы ее по-настоящему понял».

В ту встречу Ника (ей тогда был 21 год) на вопрос: «Есть ли у тебя подружки?» – ответила: «У меня никогда не было женщин-друзей – только мужчины. Их всего трое, но я люблю и уважаю их до сих пор. У меня в жизни были две бабы – не женщины, а именно бабы, из-за которых я очень разочаровалась в женщинах, так что даже подруг нет, даже приятельниц».

Уверен, что трое мужчин – это Дмитрий Шикторов, Константин Постников и Альберт Бурыкин. О них рассказано ранее. Добавлю лишь несколько слов Мининой о Бурыкине: «Алик очень хороший человек. Ника любила его безумно и называла Аличек. Он прекрасно к ней относился. Чистый человек. Совершенно. Он юродивый. Ну и что, это ничего не меняет. Он реально не от мира сего, но Нику нормальные люди, в здравом уме и твердой памяти, вообще не окружали. Это был сплошной паноптикум». Быть может, такое утверждение верно, но не по отношению к Бурыкину, «ненормальность» которого состояла разве что в том, что он проявлял долготерпение к срывам Ники, пытаясь их предотвратить, и в отличие от многих спал не с ней, а через стенку от нее, будучи спокойным, что она рядом, а не где-то в пьяной компании горе-друзей.

О том, каких же двух баб имела в виду Ника, то количество их наводит на некоторые мысли, подтвердить которые уже некому.

Мало кто знает (во всяком случае до сих пор нигде об этом не писали), что склонность к суициду у Ники проявлялась еще в детстве. Об этом мне рассказала ее соседка по дому Лилия Молчанова. «Будучи еще школьницей, Ника пыталась выброситься из окна. Майя и Людмила схватили ее за руки, и она повисла. У них не хватало сил удержать ее и тем более затянуть в дом. Они начали кричать, прибежал наш сосед, азербайджанец, крепкий мужик, и вытянул ее». Карпова рассказывала мне об этом случае иначе: якобы Ника, проводившая много времени у окна, сидела на подоконнике и случайно соскользнула с него. То есть никакой попытки суицида не было. Но здесь она противоречит сама себе, потому что двумя годами ранее в интервью Таисии Бахаревой сказала о Нике совершенно другое: «Сколько раз мы ее стаскивали с подоконника на нашем пятом этаже! Просто хватали за руки!»

Уже в первую нашу встречу в начале августа 2002 года Майя рассказала: «Нюрку притягивало окно как выход в него к звездам. Помню, она была еще ребенком, я возвращалась откуда-то домой и вижу, что моя девочка стоит в окне. Я мигом взлетела на четвертый этаж и схватила ее».

Значит, склонность к суициду все же была, подумают читатели. Но не спешите с выводами. Вспомните, как дома у Постникова Ника с ножом в руках кричала, что зарежет себя, а когда он ее выдворил, сказала, что пойдет топиться. Но не зарезалась и не утопилась. Вспомните также, как она в Москве угрожала убить Постникова, но не убила; как имитировала падение из окна в присутствии Майи, но не упала. Причина одна – желание эпатировать публику. Ника никогда, ни при каких обстоятельствах не собиралась сводить счеты с жизнью. Другое дело – она понимала или, если хотите, предчувствовала, что долгой, судя по всему, ее жизнь не будет. И потому писала: «Я стою у черты – /Ну, шагни, /И окажешься сразу бессмертна…».