Письма с Прусской войны - читать онлайн книгу. Автор: Денис Сдвижков cтр.№ 74

Однако, несмотря на то, что на образовавшиеся пустые места были передвинуты с каждой стороны, как справа, так и с заднего фаса, по два полка, они не смогли сразу снова закрыть все бреши. Кроме того, к нашему несчастью ветер был нам противный, в результате чего из‐за стрельбы с обеих сторон и постоянного облака пыли наши люди не могли ни наносить неприятелю потерь, ни даже просто видеть его, пока не приблизились друг к другу на расстояние не далее чем 40 шагов.

Как передавали затем пленные, король был очень удивлен бывшей беспримерной обороной и не ожидаемой стойкостью с нашей стороны и начал стрелять по нам картечью и из мелкого ружья. Надо признать, что его огонь из тяжелых орудий производил очень большое действие.

Наш столь сильно атакуемый фас, расстреляв свои ружейные патроны, 12 штук, сам собой двинулся вперед против неприятеля, обратив при этом неприятельскую первую линию в совершенное бегство. Мы преследовали их самым скорым образом и искали прорваться к его орудиям. При сем случае я с бригадиром и моими штаб-офицерами прилагали все старание, чтобы сохранить наших людей в должном порядке. Однако, как скоро мы увидели, что причиненные картечным огнем большие потери, и сильная ярость против бегущей неприятельской линии причинила среди наших большой беспорядок, то поскакал к кавалерии, которая стояла за моей линией, и приказал, чтобы та при первом вражеском нападении на мою линию атаковала бы неприятеля. Однако как только я отдал это приказание, я получил с левой стороны две раны картечью, из которых одна разорвала кожу под сердцем, другая же сделала сильную контузию в лядвие (голень), отчего у меня пресеклось дыхание, и я упал спиной с лошади, которая от этого движения сорвалась и тащила меня до тех пор, пока мой слуга ее не остановил.

После того я встретил аншефа, который приказал своему лекарю меня перевязать, а сам поехал на то место, где я был ранен, чтобы самолично там все по возможности поправить, приказывая, чтобы подошли полки как с правого, так и с заднего фаса для усиления атакованных линий. Это случилось в 2 часа пополудни, и после того, как я был перевязан, собрав свои последние силы, я снова сел в седло.

Посем, испытывая немалые боли, через четверть часа приехал на свое прошлое место и увидал, что уже вся пехота нашей главной армии пришла в полное смятение, так что ни один не оставался в должном порядке, но со всех полков люди перемешались между собой и стреляли совершенно беспорядочно. То они прогоняли неприятеля от себя, то неприятель вынуждал их отступить назад, что происходило по меньшей мере по четыре раза с обеих сторон и продолжалось до 5 часов вечера. Против этих наших полков, наконец, и неприятельская пехота пришла в подобное же расстройство, кроме единственно того, что эта последняя все время быстро выстраивалась в шеренги, из‐за чего ее огонь был гораздо более действенным.

Однако их кавалерия, хотя и многажды весьма храбро обращаемая в бегство кирасирскими Е. И. В. полками, но далеко превосходившая численно нашу, часто приходила на помощь своей пехоте для восстановления фронта и своими атаками поражала наших.

Наш генерал-аншеф, к тому времени уже раненный, вместе с нами, как здоровыми, так и ранеными, которые едва могли сидеть верхом, всевозможными усилиями до 6 часов вечера старался построить людей в правильные порядки; однако их никак нельзя было к этому привести. В особенности же к нашему несчастью наибольшим препятствием было то, что наши люди при замешательстве получили возможность как в обозе, так и в прусской деревне ^[885] напиться вином, каковое большую часть из них привело не только в хмель, но и в самое возмутительное неповиновение. Некоторые даже позволили себе злодейски грабить обозные экипажи. Однако те, кто не поддался этому разбою, все то время стрелял в наступавшего неприятеля, вплоть до ночи — только малыми залпами, и не было возможности их порядочно построить.

Пока же мы тщились привести наши полки в порядок, неприятель со своим совершенно не тронутыми беспорядком левым флангом и резервом начал главное дело против нашего Резервного ^[886] корпуса, который со всевозможной равномерной стойкостью и храбростью их отражал. Наконец же, после того как он приведен был в полное расстройство, этот корпус начал впадать в те же беззакония, затем начало смеркаться. Так как выше упоминалось, что мы стояли под ветром, то как от дыма, так и в еще большей мере от неимоверной пыли, которая была поднята кавалерией обеих сторон, нам никак невозможно было увидеть отступление неприятеля, а тот всечасно прикрывал своей превосходящей кавалерией свою пехоту и, обеспечив таким образом своей пехоте авантажи, снова приводил ее под прикрытием леса в порядок.

Наконец неприятельская кавалерия все же совсем отошла к лесу и оставила нашей поле битвы. В 6 часов вечера неприятельские гусары, совершенно знавшие эти земли, нашли средства, чтобы обогнуть лес, и таким образом напасть на наши обозы с тыла. Этим они причинили нам сильные затруднения, так как отрезали многих из нас, которые хотели из различных мест собрать своих людей вместе, друг от друга. Оказался, к несчастью, в их числе и я, так как от ран был уже совсем вне себя. Как я увидел себя в подобной крайности, то вынужден был искать места, чтобы укрыться там в ночной темноте, а как попал в лес, то стал скакать прочь по дороге вместе с несколькими ранеными и отрезанными вместе со мной офицерами. Эта дорога привела меня в наш прошлый лагерь под Кюстрином, от которого я знал путь к нашему тяжелому находившемуся при вагенбурге обозу, куда под покровом ночи и поскакал, и прибыл в 1 час пополуночи, в таком состоянии, что меня положили, и фельдшеры начали делать мне припарки на бок, который уже весь воспалился и почернел.

Там же я узнал о прибытии туда в это время генерал-майора Ефремова ^[887] со своими казаками. Когда я его узнал, то приказал ему немедленно отправить 500 человек казаков на поле баталии, чтобы обеспечить свободную коммуникацию между ним и вагенбургом, а с ними офицера, чтобы нашел нашего командующего и получил бы от него приказания, идти ли охранению от вагенбурга к армии или он с последней собирается идти к вагенбургу. С рассветом я получил приказание ждать армию у вагенбурга, откуда отослано туда (к армии. — Д. С.) столько телег, как только возможно, чтобы привести ^[888] лошадей, и перевезти артиллерию и раненых.

По этим обстоятельствам я не могу писать о происходившем на поле баталии как о всем, что видел сам, со времени, когда больше там не находился. 15/26 августа с раннего утра до вечера на поле битвы была слышна сильная канонада с обеих сторон, и неприятельская армия снова стала против нашей в ордер баталии. 16/27 августа наша армия счастливо прибыла в вагенбург за недостатком ей на поле баталии провианта. Неприятель хотя следовал в виду, не предпринимал дальнейшего нападения, но разбил свой лагерь на расстоянии двух усиленных пушечных выстрелов, аванпосты же выставил на расстоянии одного. На этой позиции обе армии простояли до 20/31 августа, с ежедневными перестрелками между [русской] легкой кавалерией и [прусскими] аванпостами. В этот же день наша армия маршировала в Ландсберг, чтобы принять подвозимый провиант и откормить лошадей. 21-го же армия соединилась с деташементом графа Румянцева и прибыла в Ландсберг, не подвергаясь никаким другим нападениям неприятеля, кроме того, что тот в попавшемся первым на пути лесу приблизился со своей кавалерией к нашему арьергарду на пушечный выстрел, после чего несколько раз был дан залп.