На краю государевой земли - читать онлайн книгу. Автор: Валерий Туринов cтр.№ 80

Следует сказать, что в Томском разряде было тревожно. Только что, в сентябре, на Кузнецкий уезд приходили набегом киргизские люди. Это были алтысарцы, с князьком Бектен Нояном. Они угнали лошадей, что были на выпасе. Пограбили они еще и ясачных. Да из Красноярска тамошний воевода Никита Карамышев тоже отписал, что нагрянули под острог многие воинские люди: и киргизы, и тубинцы, а среди них были и алтыновы. Они пожгли хлеб, что лежал в скирдах, поворовали скот, кого-то побили из жителей острога, застав их в поле.

* * *

Красноярскому острогу, называемому также еще Качинским, не везло, пожалуй, с самого первого дня его постройки. Постройку его закончили на день боголепного Преображения Господня 1628 года от Рождества Христова, или, как еще говорят в народе, на «Середний Спас», т. е. 6 августа. А еще до того, через два дня после «Бориса и Глеба», т. е. 26 июля, на него, на недостроенный, уже приходили в куяках и с лучным боем качинские и аринские татары, пытаясь помешать строительству. Срубили его в Тюлькиной землице. Был там в свое время князец Тюлька. Его землицу русские окрестили также Качинской, по речке Кача — Изыр-су, как ее называли татары. Себя же они называли изыр-кичи, т. е. люди, живущие на реке Изыр. Она впадала слева в Енисей ниже высокого яра из красной глины. Этот же яр больно запал в глаза Андрею Дубенскому, боярскому сыну, посланному проведать под новый острог угожее место в верховьях Енисея.

Куячников тех, разумеется, побили. И качинцы и аринцы побежали со своих рек в «киргизы», под их защиту. Однако вскоре они вернулись на свои прежние охотничьи угодья: в «киргизах» оказалось не сладко. Да и родные места потянули. Повинились они новому государю и обещали исправно платить ясак в новый острог.

Но не оправдал Качинский острог надежд московских властей на прибыль. Ясачного населения в его окрестностях оказалось немного, да и с тех киргизы и тубинцы собирали на себя ясак и не желали просто так отдавать их пришлым московским людям. А тут еще последние ясачные, и те разбежались, иных же силой увели с собой киргизы и тубинцы. И бедные качинцы и аринцы давали ясак и тем и другим. Точнее, их стригли со всех сторон: с севера — московские люди, с запада — киргизы, на востоке были буряты, с юга же приходили тубинцы, а то и алтыновы люди. И как не грозил, не шумел на качинских князьков воевода Никита Карамышев, чтобы не давали они ничего киргизам, а давали бы только в острог, но все оставалось по-прежнему: острог-то был вон где, а киргизы всюду.

А ведь вначале все вроде бы пошло у острога добром, в согласии, мирно с немирными воинскими киргизскими людьми. К тому же острог оказался у них за хребтом и сильно беспокоил. Так что поначалу они дали от себя даже сто соболей ясака, того ясака, собираемого с тех же самых ясачных волостей, куда ходили и государевы ясачники. Но не долго длились любовь и согласие между киргизами и острогом.

Как-то в посылке за ясаком к саянцам трое служилых и толмач пали от рук тубинцев. Воевода Красноярского острога, к тому времени уже Архип Акинфов, послал туда атамана Дементия Злобина с казаками. Атаман предложил через посланника тубинскому князьку Кояну, чтобы он отстал от воровства, пришел в острог и принес бы свои вины. Но никуда не пошел Коян. И когда Злобин вызвал его на переговоры, в чистом поле вместо переговоров произошла стычка между двумя отрядами. Лучшие люди Кояна на той стычке попали в плен, а среди них оказался и сын князька. И тех пленных привели в острог. Но им каким-то образом удалось бежать из него. Однако за стенами острога им не повезло: их словили качинцы и передали обратно воеводе. И Акинфов, не долго думая, велел их повесить. Дело было зимой. А уже летом под острог пришли с тубинцами и киргизы, чтобы отомстить за смерть своих соплеменников. Они отогнали у качинцев лошадей и скот и увели с собой тех, кого успели захватить по улусам. В ответ на это все тот же атаман Злобин с отрядом служилых пришел в киргизскую землицу, погромил улусы князька Икинея, заводчика нападения, и захватил в плен его лучших людей. Попала к нему в руки и жена князька и его сын Атаяк. И атаман привел их в острог заложниками.

В то же время из Томска ходил в Корюковскую волость, порубежную с киргизами, еще по заданию князя Пронского, наш старый знакомый Васька Верхотурец. И Васька посылал оттуда тамошнего князька Иштеняка в киргизскую землю: проведать, нет ли какого злого умысла у киргиз насчет государевых острогов и ясачных. Но Васька провалил задание Пронского. Он просидел в улусе Иштеняка вхолостую. Это было как раз тогда, когда киргизы собрались идти под Красноярский острог. А чтобы это не дошло до Томска, они силой увели с собой в набег и Иштеняка. И тот вернулся к Ваське, когда все уже было позади.

Вот с тех пор-то и началась вражда между киргизами и служилыми Красноярского острога. А надо бы отметить, что сначала гарнизон острога был большим, и чтобы обеспечить его хлебом, приходилось возить его из Томска по рекам через Маковский волок, да еще по первому водяному пути, «не упустя воды». Это требовало немалых усилий, времени и много людей. Что стоило преодолеть хотя бы один только Казачинский порог. Этот порог проходили за неделю, не меньше, суда прежде легчали, а уже затем таскали запасы берегом. И служилые в Красноярском остроге зачастую оставались без хлеба и голодали, так как у пашенных крестьян, которых все же успели завести под острогом, хлеб палили кочевники, чуть ли не каждый год в набегах. У Енисейских воевод и служилых, да и у промышленных людишек, проходивших через Енисейск, был свой резон избавиться от Качинского острога, поскольку тот перенял у них немалую часть соболиной казны, что выходило им в убыток. И в Москву пошли челобитные из острога, а к ним еще и от воевод из Енисейска, чтобы свести тот острог совсем или оставить там зимовье человек на сорок: для сбора ясака.

Из Москвы дали на это добро. И половину служилых вместе с попом, дьяконом и церковным строением перевели в Енисейск. И тут сразу же объявилась иная беда: теми служилыми, что остались, невозможно было оборонить ни пашенных крестьян, ни ясачных, ни доставить хлеб из Енисейска, так как в этом случае не оставалось никого на защиту самого острога. Но опаснее всего было то, что кочевники, проведав об ослаблении острога, пошли в набеги на ясачные волости. И князь Петр Пронский немедля отписал об этом в Москву, поспешившую неосмотрительно откликнуться на жалобы енисейских и качинских служилых, преследовавших свои, далеко не бескорыстные цели.

Вскоре в Москве тоже поняли, что не одним только размером ясака ценится положение Красноярского острога, и стали спешно исправлять ошибку. Во вновь оживший острог тут же вернули обратно служилых, и туда же был направлен первый из Москвы новый воевода Никита Карамышев, прибытие которого в Нарым ожидали в начале июня.

Перед ним была женщина с развившимися формами. Глаза, и те, казалось, изменились, стали холодными и строгими. Да, это была уже не та девица, угловатая и впечатлительная, какой запомнилась ему и какой он был увлечен в свое время. В ней что-то появилось, и это что-то портило ее… «Обабилась!» — с печалью подумал он.

Эта женщина, сейчас стоявшая перед ним, уже не волновала его, да вряд ли взволновала бы вообще. Сытая и спокойная жизнь за небезбедным удачливым московским дворянином, приехавшим сюда на воеводство, что-то сделала с ней, что-то отняла у нее…