По волнам жизни. Том 2 - читать онлайн книгу. Автор: Всеволод Стратонов cтр.№ 148

— В то время, как я веду борьбу за факультет, рискуя каждый день в лучшем случае потерей свободы, господа члены факультета совершают деяния, которые нельзя назвать иначе, как стрельбой мне в спину. Я не оспариваю права каждого из вас давать кому угодно и какие угодно рекомендательные письма. Но я думаю, что, раз члены факультета свободно избрали меня представителем факультета, они не должны предпринимать, не переговоривши со мной, шагов, которые лишают меня возможности нести свои обязанности.

Взял слово почтенный, но очень нервный профессор математики Б. К. Младзеевский. Слезливо стал говорить:

— Это я, господа, тот, который стреляет в спину…

Его слезливое выступление взволновало часть присутствующих, особенно, когда Костицын, участвовавший в решении судьбы Постниковой, вдруг заявил:

— Я не во всем согласен со Всеволодом Викторовичем…

Я его вполголоса остановил:

— Если вы в чем-либо по делам деканата со мной не согласны, вам надо это высказывать мне, а не факультетскому собранию!

Он сконфузился и умолк.

Тогда я сказал:

— Чтобы не волновать понапрасну факультет, я беру назад свои слова о стрельбе в спину. Но я совершенно категорически заявляю, что при таких условиях исполнять свои обязанности я не могу. Конечно, честь быть представителем факультета велика, и я это очень ценю. Но и тяготы, сопряженные с несением этих функций, так велики, что я готов в каждый момент от них отказаться и передать их другому члену факультета. Поэтому я прошу разрешить голосованием следующий вопрос: или факультет вынесет постановление об увольнении Постниковой, или я немедленно после голосования передам свои обязанности товарищу декана, а на следующем собрании будут произведены новые выборы.

Вместе с тем, ввиду личного характера, я сдал председательствование Костицыну.

Выступил пользовавшийся общим уважением и авторитетом, но также очень нервный проф. математики Дмитрий Федорович Егоров:

— Я также получил просьбу Постниковой дать ей рекомендательное письмо. Но, расспросив, в чем дело, я понял и отказался выдать ей просимую рекомендацию. В данном же случае мы не только не можем, но и не должны входить в рассмотрение дела по существу. Ведь декан отвечает за порядок дел на факультете. Если он считает необходимым уволить заведующую канцелярией, у нас не может быть другого решения, как исполнить его требование.

Хотя некоторые из выдавших рекомендации еще вполголоса о чем-то ворчали, но, при производстве голосования, около ста человек высказалось за увольнение Постниковой, и только три или четыре заявили о своем воздержании от голосования.

Получив это постановление факультета, правление без дальнейших разговоров его исполнило.

Факультетские собрания вообще посещались хорошо, но неравномерно. Число участников постепенно увеличивалось к полудню, а от часа начинало убывать, и иногда дела приходилось разрешать несколькими голосами.

Но, когда надо было переговорить о щекотливых делах, касающихся взаимоотношений с властью, я назначал, после официального заседания, «частное собеседование членов факультета». Эти частные собеседования пользовались большим интересом, на них собиралось по доброй сотне и больше участников, так как дело шло о насущных, а часто о шкурных вопросах.

Сначала для частного собеседования я делал перерыв заседания, а потом стал их устраивать по окончании заседания. Это изменило всю картину: теперь не к средине, а к концу заседания был наибольший наплыв.

В общем, этот способ общения был популярен, и не раз членами факультета высказывалось удовлетворение в том, что они в курсе всех дел, благодаря частному собеседованию.

Но была при этих собеседованиях и неустранимая отрицательная сторона: часть молодежи из преподавательского состава, хотя пока и небольшая, уже перебежала в большевицкий лагерь и передавала, кому следует, обо всем, у нас происходящем.

Студенты

Московское студенчество начала двадцатых годов было одним из самых светлых явлений той горестной эпохи. Они испытывали самые тяжкие материальные лишения, но это мало отражалось на их жажде к знанию. Конечно, не было правил без исключения. Часть студенчества приспособилась к выгодам момента и не только примкнула к большевизму, но даже принимала деятельное участие в подвигах чекистов. Не могу судить о студенчестве других городов, с которым я мало сталкивался; возможно, что и там было так же.

Теперь приходилось, в качестве правила, не только учиться, но совмещать труд с учением. Многие урывали время для посещения лекций от службы в советских учреждениях, и страдало как одно, так и другое.

Благотворительные учреждения исчезли. Мы попытались, было, в 1921 году воскресить московское общество вспомоществования студентам ^[228]. Группа профессоров привлекла к участию несколько былых общественных деятелей, между которыми я вспоминаю прославившегося выдачей провокатора Азефа бывшего директора Департамента полиции Лопухина. Мы собирались несколько раз в одном из наших институтов, говорили, но стало видно, что ничего не выйдет: слишком подавлял привлеченных участников страх перед большевицким террором.

Исчезли и студенческие общежития. Захваченные советской властью, они были обращены на другие цели. Помню, что в одном из них был устроен госпиталь. Правда, кое-где уже возникли новые общежития, являвшиеся пародией на старые, созданные меценатами науки.

Вопрос о помещениях играл для студенчества самую острую роль. В первое время, по приезде, пользовались бульварными скамьями и т. п. Но долго это длиться не могло. Устраивались, кто как умел. Между прочим, студенты нередко разыскивали заброшенные и разоренные дворницкие. В ту пору дворники повсюду переселились уже в «барские» помещения. Вместо них с радостью селились в дворницких студенты: все же лучше, чем ночевать на бульварах…

Также весьма больным для студентов вопросом являлось исчезновение учебников. Прежние выпуски были исчерпаны, новых не издавалось. Учиться действительно было трудно. Иногда единственный экземпляр учебника обслуживал 10–20 человек. В таких случаях занимались по нему в порядке очереди, во всякое время суток — отдыха учебник не имел. За неимением света за столом выстаивали часами за чтением в уборной.

О посещении одного из новых студенческих, с позволения сказать, общежитий американцем из АРА уже говорилось на стр. 178–179.

При всем этом — постоянное чувство, у многих студентов, голода. Столовой АРА могло пользоваться лишь небольшое число счастливцев.

Я был как-то приглашен студентами присутствовать на большом их собрании. Меня покоробило, когда один студент-еврей говорил длинную речь на тему, как выгоднее студентам сделать запасы капусты… Эта речь вызывала насмешки по адресу говорившего и со стороны студентов. Вероятно, потому что у оратора чувствовалось желание кое-что заработать от товарищей на поставке им этого продукта. Но, на самом деле, это не было так смешно.