Назначьте ведьме адвоката - читать онлайн книгу. Автор: Катерина Снежинская cтр.№ 23

Госпожу Тейлор и эти кружки, и эта кастрюлька доводили до нервного срывы. Худо-бедно, но инквизитору, в конце концов, удалось приучить себя к фарфоровым сервизам и к порциям на один глоток. «Вам с сахаром или со сливками?» — «Чёрный, если позволите. Я считаю, что нужно чувствовать настоящий вкус напитка»…

Инспектор любил горячий — чтобы язык драл — кофе из огромных кружек с четырьмя ложками сахара и сливок побольше, до светло-коричневого цвета. От утренней серой хмари и тоски лишь такой напиток и спасал, с юности проверено.

Каждый день — снег не снег, дождь не дождь, жара не жара — Мамаша Бэнкс приносила кофе. Жидкость, сладкая до приторности, очень светлая, щедро сдобренная всё теми же сливками, плескалась в огромном бидоне с толстой, плотно притёртой пробковой крышкой. Связка медных кружек позвякивала у мамаши на поясе — на старой пеньковой верёвке, продетой в дужки погнутых ручек. За собой толстуха волочила низенькую тележку на кривоватых деревянных колёсиках. А в ней, горкой, бутерброды в промасленных бумажках: огромные куски пшеничного хлеба и жареная картошка с сочащейся жиром рыбой.

Бутерброды доставались Тейлору нечасто, всё-таки стоили целый фартинг. А вот на кружку мамашиного кофе он всегда старался наскрести, хоть иногда это и было трудновато. Но лучше уж обойтись без обеда, чем без горячей кружки.

В полдень появлялась Мамаша и жизнь на пристани останавливалась. И даже всесильный начальник порта с этим ничего поделать не мог, да и не пытался. Кофе в двенадцать часов дня — это святое. Без его сладости, от которой нещадно ломит зубы, до вечера не дожить. Спина треснет под неподъёмными мешками и ящиками, колени подломятся, нога соскользнёт-таки с мокрых, трясущихся, будто в припадке сходен.

По крайней мере, именно так и казалось: не выпьешь кофе — треснет, подломятся, соскользнёт. А тут: лежишь на мягких тюках с шерстью. В стороне, дымя дешёвыми самокрученными папиросами, негромко толкуют о чём-то своём мужики. Кружка ещё почти полная, а напоследок, на дне обязательно останутся не растворившиеся крупинки сахара, которые нужно вытряхнуть в сложенную ковшиком ладошку и слизнуть языком. А перетруженные мышцы уже не так мучительно ноют. И Мамаша, может, подойдёт напоследок, неловко неумело по волосам погладит, вздохнёт о чём-то своём…

Тейлор криво усмехнулся собственному отражению. Оказывается, он перед зеркалом стоял и, наверное, уже довольно давно — кофе успело порядком остыть. Задумался, понимаешь, в воспоминания ударился. Ну что ж, все мы человеки и ничто человеческое нам не чуждо.

Инквизитор одним глотком допил тепловатую, как парное молоко, жидкость. Было совсем невкусно, но не выливать же!

— Господин, — скорбно сообщил Джинс, появившийся на пороге бесшумно, словно призрак. — Вы велели подготовить вам рубашку с плоёной грудью. Но тут…

— Её погрызли мыши? — предположил инспектор. — Или моль?

— Господин Тейлор, — оскорбился в лучших чувствах старый слуга. — Вы вот шутить изволите, а у меня никогда!.. Я не позволю себе!..

— Да знаю, знаю, — оставив чашку под зеркалом, инквизитор подошёл, приобнял камердинера за плечи, подтолкнул в сторону гардеробной, — мимо тебя ни один таракан не проскочит. Так что там с рубашкой приключилось?

— Да вот, извольте взглянуть, служанка воротничок сожгла, пятно осталось! — со слезой в голосе и почему-то полушёпотом сообщил Джинс, сунув белый ком едва не под нос хозяину.

Тейлор ком послушно изучил и отодвинул его в сторону.

— Других рубашек у меня нет? — поинтересовался скептически.

— Да как же нет? — возмутился камердинер. — Все в полном порядке. Только вот с манишкой у прачки, да с отложным воротничком у неё же. А остальные, извольте убедиться…

— Сколько?

— Что… сколько? — осторожно переспросил Джинс.

— Остальных рубашек у меня сколько? Ну, если не считать тех, с отложной манишкой и воротничком?

— Так ведь… все тридцать… — старик нахмурился, — я хотел сказать, все тридцать две…

— Клянусь тебе, — торжественно заверил Тейлор, — гибель сожжённых служанкой манжет я переживу! Дай что-нибудь нацепить и поеду уже. Наверняка в управлении с фонарями ищут, — часы в столовой, как по заказу, деликатно, но настойчиво, пробили девять раз. — О! — поднял палец инквизитор. — Слышишь? Так что давай одеваться и вперёд — на службу отечеству и родной инквизиции!

— Мантию какую подать? — деловито осведомился слуга.

— О Господи! — инспектор с силой растёр переносицу, только б орать не начать. Стоит, стоит напомнить себе: кричать на слуг и подчинённых — дурной тон, верх невоспитанности. А потом ещё разок повторить. И выдохнуть. И вдохнуть. — Дорогой мой Джинс, они одинаковые. Честно, мне всё равно. Только побыстрее, хорошо? И вели запрягать карету, я выезжаю через двадцать минут.

— Почту просматривать станете?

— А там есть, на что смотреть?

— Секретарь госпожи Тейлор отобрал то, что вас может заинтересовать. Приглашение на фуршет к госпоже Райсер, на партию в преферанс к господину Керру, премьера в театре…

— Отнеси на кухню, — рассеянно велел инспектор, пальцем откинув тяжёлую крышку малахитовой шкатулки, — и скажи, наконец, какую ты рубашку выдашь! Я даже понятия не имею, которые запонки надеть. А мне выезжать через двадцать минут!

— Если позволите дать вам совет, то я порекомендовал бы или с гранатами или золотые, те, что без вензелей. А зачем почту на кухню относить?

— Без вензелей, так без вензелей, — согласился инспектор, выуживая из шкатулки бархатный мешочек. — А почту на растопку, кухарке пригодится.

— На вашем месте я не стал бы пренебрегать светскими…

— Как хорошо, что ты не на моём месте, правда? — отчеканил Тейлор, захлопывая крышку ларца.

Джинс молча поклонился и удалился, умудряясь спиной выразить всё, что он думает о хозяйском поведении. Ничего хорошего камердинер не думал. Но инспектор уже давно научился не обращать внимания на мнение слуг. Ну почти научился. По крайней мере, совершенно точно виду не подавал.

Да и, вообще, какое ему дело до того, что там у других в башке творится?!

***

На завтрак Кира, естественно, опоздала. А во всём, между прочим, виноват будильник, который ей отец ещё на двенадцатилетие подарил. Штучка была, безусловно, милой. И в отличие от других не голосила дурниной, не кукарекала петухом, а нежненько так нашёптывала: «Деточка, вставай! Солнышко проснулось и тебе пора!» Но в этом-то и крылся главный недостаток. Стоило будильник под матрас сунуть и не видно его, не слышно. Спи себе со спокойной совестью дальше.

А потом мечись по дому, пытаясь одновременно умыться, одеться, собраться и матери на глаза не показаться. Потому что строгой родительнице глубоко наплевать, что ты опаздываешь. У неё принципы такие: работа работой, а завтрак по расписанию.