Ждать и правда пришлось долго. Минут через сорок я уже пожалела, что не послушала Шевцова и не пошла в зал ожидания лечебницы. И едва я об этом подумала, как Алексей вышел. Молча сел в машину и положил руки на руль. Было видно, что он пытается скрыть эмоции.
В оглушающей тишине прошли несколько долгих минут. Казалось, что Шевцов просто забыл обо мне.
— Очень плохо? — решилась я спросить.
— Не хуже, чем обычно, — голос ровный, но видно, скольких усилий это стоило.
И снова молчание. Может я дура, и лезу куда не следует, но молчать мне тоже кажется неправильным. Каким бы сложным и непонятным не был мой сводный брат, он тоже человек. И сейчас ему плохо.
— У тебя здесь кто-то из близких?
— Мать.
В груди стало тесно. По реакции Шевцова на звонок я поняла, что речь идёт о важных для него людях, но мама… Теперь многое становится ясно. Его мама больна, а у отца другая женщина. Вот почему он так относится и к моей матери, и ко мне.
— Как она?
С ответом Лекс медлил. Сначала посмотрел на меня, решая, стоит ли говорить.
— Она болеет давно. И здесь она уже десять лет. Сегодня был приступ, и в таких случаях врач звонит мне.
Десять лет. Он вырос без матери. И врач звонит Алексею, а не его отцу.
— А сейчас? Ей лучше?
В ответ Шевцов кивнул.
— Наверное она была рада видеть тебя.
— Последние десять лет она меня не узнаёт, так что ей было всё равно. После приступов обычно мама некоторое время вменяема, и у нас есть пара часов, чтобы пообщаться. Она помнит меня. Но в последнее время такие эпизоды всё короче. Сегодня просвет длился двадцать минут. И я не успел.
На последнем слове его голос дрогнул. Совсем немного, но я заметила. Лекс и сам это почувствовал, отчего разозлился и, встрепенувшись, резко повернул ключ зажигания, заводя машину.
— Лёш, слушай, — мне показалось, что я должна всё же сказать. — Ты хороший сын. И ты не виноват, что сегодня…
Я и сама не заметила, как коснулась ладонью его плеча. От этого движения Шевцов вздрогнул, как от удара током, и мне пришлось отдёрнуть руку.
— Извини.
— Только не надо меня жалеть, бестолочь. Не думай, что посмотрев пару психоделических тупых сериалов, ты стала крутым психотерапевтом.
Ну какой же он сложный! Я пытаюсь проявить участие, а в ответ получаю только грубость и оскорбления.
— Тебе обязательно так вести себя с людьми?
— Бестолочь, предупреждаю…
— Да хватит меня уже так называть! Лёша, я не хотела лезть в твою семью, совсем этого не планировала, неужели ты не понимаешь? Я просто тоже хочу быть рядом со своей мамой.
Крепко сжатые челюсти и натянутые желваки говорили о том, что я зашла слишком далеко, и парень просто в бешенстве. Но в одну секунду он просто застыл, а потом отвернулся к окну и резко выжал газ.
Так страшно мне ещё никогда не было. Точнее, такого рода страх я ещё не испытывала. Лекс гнал по объездной с невероятной скоростью. Машина скользила гладко, но мелькающие за окном фонари свидетельствовали, что движемся мы очень быстро. Нервы, и так сегодня изрядно потрёпанные, были на пределе. И когда Шевцов буквально облетел впереди идущую Мазду, я взмолилась, позабыв гордость и обиду:
— Лёша, пожалуйста, сбавь скорость! Мы же разобьёмся!
В ответ реакции ноль. Только жёсткий взгляд чёрных глаз, устремлённый на ленту дороги. Впереди виднелись несколько машин, стоящих на обочине нок к носу перед въездом на мост. Видимо, авария.
— Шевцов!
Резкое снижение и удар по тормозам, машина съехала на обочину, а Лекс вперился в меня горящим взглядом. В этот момент мне хотелось уменьшиться до размеров точки, но всё что я могла — втянуть голову в плечи.
Существуют люди, глядя которым в глаза, успокаиваешься, расслабляешься, когда становится легко и светло на душе. А есть такие, которые придавливают взглядом словно бетонной плитой, наливают тело свинцом, не давая даже пошевелиться. Взглядом, в котором тьма клубится непроглядной пеленой, поглощая и утаскивая тебя за собой. И ты не можешь сопротивляться, становишься парализован и безволен. Вот именно таким взглядом и обладал Лекс.
"Мороз по коже" — говорит Аня, когда встречается с ним взглядом. А я бы даже сказала не просто мороз, а арктический холод, пробирающий до самых костей.
Я даже охнуть не успела, когда Лекс резко схватил меня за ворот своей же куртки и дёрнул на себя, а в следующий момент его губы припечатались к моим. Грубо смяли, причиняя боль. Мозг, наверное, расплавился, потому что он совершенно перестал управлять моим телом. Это длилось секунды, но я замерла, совершенно одеревенела, позволив его языку жёстко проникнуть в мой рот. Внутри вспыхнул жар, наконец вернув мне способность контролировать себя. Что было силы я оттолкнула Шевцова, наконец глубоко вдохнув кислород.
— Зачем ты это сделал?!
— Надеялся хоть так заткнуть тебя.
Эмоции взрывным фонтаном вскипели во мне. Обида, унижение, возмущение, злость. И в следующий момент моя ладонь что было силы опустилась на щеку Шевцова. Плевать, даже если он ударит в ответ. Даже если вытолкает из машины прямо сейчас, оставив одну поздним вечером на трассе за городом. Моё терпение лопнуло, забрызгав всё вокруг.
Через несколько секунд мёртвой тишины Шевцов спокойно завёл машину и выехал на трассу, сделав вид, что меня просто не существует. А это могло значить только одно — месть ждёт меня впереди. Ведь Лекс всегда оставляет за собой последнее слово.
Глава 43
Утром ожидаемо я почувствовала першение в горле. Но это мне поначалу так показалось. Стоило попытаться сглотнуть, как фантазия подкинула яркую ассоциацию с проглоченным ежом. Глаза горели и хотелось пить.
Увидев на термометре тридцать семь и два, я застонала от досады. Если с утра есть маленькая температура, то к вечеру жди жар по полной. У меня так всегда простуда начинается.
Натянув домашние штаны и толстовку, я спустилась в гостиную. Мама в домашнем костюме возилась возле цветов у подоконника. Раньше я даже не подозревала об этой её страсти.
— Доброе утро, — проскрипела я, словно несмазанная дверь в сто лет назад забытом замке.
— Ягодка! — мама с улыбкой обернулась, но тут же её лицо стало озабоченным. — Дочь, ты никак заболела?
— Нет, что ты! Это я к рок-концерту готовлюсь, — попыталась пошутить.
Но мама шутку не оценила, вместо этого подошла и приложила ладонь к моему лбу.
— Температуру меряла?
— Да, — мне осталось только сокрушённо вздохнуть. — Тридцать семь и два.
— И как же тебя угораздило?
Мама покачала головой и обняла меня. А далее было всё предсказуемо: чай с лимоном и малиной, парацетамол, куча всяких таблеток для горла, иммунитета и прочего всякого. А потом был звонок тренеру. И как я не просила, даже заплакала (не специально, конечно), сколько не уверяла, что чувствую себя вполне сносно, да и до завтра постараюсь подлечиться. Обещала горло полоскать хоть каждые десять минут и сто процентов соблюдать постельный режим, но мама была непреклонна. Она в подробностях и с примерами расписала, какими могут быть последствия, если перенести грипп на ногах, и даже слышать мои доводы не хотела. Поэтому мне осталось лишь закрыться у себя в комнате, залезть под одеяло и страдать, жалея себя и сокрушаясь, что мир так несправедлив.