Русский фронт, 1914 – 1917 годы - читать онлайн книгу. Автор: Леонтий Ланник

читать книги онлайн бесплатно
 
 

Онлайн книга - Русский фронт, 1914 – 1917 годы | Автор книги - Леонтий Ланник

Cтраница 1
читать онлайн книги бесплатно

Русский фронт, 1914 – 1917 годы
Русский фронт, 1914 – 1917 годы

Введение
РУССКИЙ ИЛИ ВОСТОЧНЫЙ? ВЕЧНАЯ ПЕРЕМЕННАЯ В АНАЛИЗЕ ВЕЛИКОЙ ВОЙНЫ

С учетом специфики современного мира необходимо, по-видимому, сразу оговориться, что определение «русский» в названии данной книги и рассматриваемого фронта выбрано не ради манифестации национальных чувств, не является это и следствием недосмотра или увлечения «устаревшей» терминологией. Более того, вовсе не следует думать, что название «Восточный фронт» куда удачнее. Во-первых, оно некорректно даже с точки зрения географии. Для воинов нашей страны (в каких бы она ни была границах) этот фронт был каким угодно, кроме Восточного, тогда почему же не «Западный фронт»? Для наших союзников из Антанты и фронт во Франции был «Восточным».. В Германии же фронт войны против России в годы Великой войны (как ее в основном и называют везде, кроме постсоветского пространства) ассоциировался не только, да и не столько с «востоком», сколько с «севером», а уж для ее союзников (Австро-Венгрии, Болгарии, Османской империи) этот фронт против «русских», точнее против Русских императорских армии и флота, был преимущественно «северо-восточным» и «северным». Безусловно «восточными», точнее «ориентальными», для европейцев были турецкие фронты, в основном на Ближнем Востоке. Можно напомнить, что едва ли Кавказский фронт в России назовут Юго-Западным или Южным, а уж тем более просто Турецким. Ведь определение «Кавказский» в названии фронта удачно передает слишком много аспектов, даже несмотря на то, что, собственно, фронтов в османской армии (по меньшей мере на Кавказе) не было вовсе, а русские войска на Кавказе до весны 1917 г. назывались «лишь» Кавказской армией.

При этом то, что для всех противников России фронт от Балтийского моря до Черного был «Русским», сомнений не вызывает. Тем не менее, если бы эта книга описывала войну 1914–1917 гг. с Россией исключительно с точки зрения Германии или Австро-Венгрии, то название «Восточный» все же было бы применимо, хотя после Второй мировой мрачный термин Ostfront даже в Германии вызывает ассоциации с событиями 1941–1945 гг., а потому при использовании их по отношению к Великой войне часто возникают нежелательные аллюзии и бессознательное проецирование. Русский фронт Первой мировой многим был похож на Восточный фронт Второй мировой, но по ряду параметров не шел с ним ни в какое сравнение. Характерно, что ничего подобного насчет разницы Западных фронтов обеих мировых войн говорить не приходится.

Конечно, уместно вспомнить о том, что еще долго после Великой войны в народе ее называли «германской», что по-своему вполне выпукло, однако после Второй мировой войны подобное определение может ввести читателя в заблуждение относительно того, о каком именно конфликте идет речь. Да и воевали по меньшей мере на одной трети фронта, а то и на половине его с австро-венгерской армией, которая по восприятию русскими солдатами сильно отличалась от «германца». Зато общее для всей длины фронта определение «русский», на наш взгляд, вполне удачно передает и, если можно так выразиться, «стилистику» происходившего на данном театре военных действий. Именно с учетом того, что он — «русский», и строили свои расчеты, ожидания, методику действий и расставляли приоритеты все противоборствующие стороны, которых порой было даже более двух. Необходимо отметить, что в модных еще не так давно исследованиях по истории образов, имагологии, было написано немало работ о формировании предвоенных стереотипов и сделаны определенные выводы о том, какую роль они сыграли в генезисе Первой мировой войны.1 Было немало совместных проектов по исследованию «отражений», то есть длительной и взаимообусловленной эволюции образов разных стран и разных народов, однако почти

Русский или Восточный? Вечная переменная в анализе Великой войны 7 нет работ о том, какую роль сыграли эти образы (и, главное, ошибки в них, в том числе априорные) в процессе принятия решений уже в ходе войны.2 Проще говоря: как то, что фронт — «русский»/«германский», — обуславливало манеру действий, планы и боевой дух. Собственно, военная сторона противостояния в самых разных аспектах, а также экономическая и даже культурно-пропагандистская вряд ли нуждаются в очередном пересказе громадного объема фактологии или в скандальных разоблачениях «неправоты» всех и вся из числа предшествующих исследователей — и того, и другого достаточно. Но вот формирование Русского фронта — как специфического топоса, как единства времени и места, с уникальным набором факторов и роковыми для всех участников тенденциями — не только в сознании общества бывших стран-участниц, но и в профессиональном сообществе далеко не окончено.

Определение «Русский» в названии не подразумевает также и повествования о Великой войне с точки зрения только России и уж тем более исключительно русских, хотя оба понятия именно в эти годы начали в прямом смысле революционно меняться. Литературы о России (или в основном о ней) в годы Первой мировой войны в отечественном книжном обороте более чем достаточно, а вот вписать историю противостояния в общий, всемирный контекст, наконец отразив результат произошедшей за эти 100 лет «историзации» первого тотального конфликта, в России мало кто удосужился. Разделение истории на плохо совместимую «отечественную» и «всеобщую» части, являющееся само по себе диагнозом нашему подходу к анализу ситуации, до сих пор не ликвидировано, что применительно к многосторонним конфликтам исключает всякие надежды на беспристрастность. Сказывается и большое различие между объемами имеющейся в России литературы о ее соперниках. Если относительно Германской империи, в том числе благодаря упорному изучению корней германского милитаризма на волне осознания опыта Второй мировой войны, книг было выпущено немало, то о двуединой монархии, даже с учетом огромной популярности в СССР настоящей энциклопедии о жизни погибшей империи на Дунае — неоконченного романа Я. Гашека о Швейке, — сведений немного.3

Хотелось бы оговориться и насчет еще одного штампа — о «забытой войне».4 Он верен лишь частично, причем те категории населения, для которых вторая (максимум третья) по масштабам война в истории их страны остается «забытой», вообще лишены исторической памяти, и это явление не менее, чем в России, распространено в тех странах, где Великую войну «забытой» называют куда реже, например в тех же Германии,5 Франции, Великобритании. Более того, следует констатировать, что в связи со 100-летием Первой мировой войны в России вышло столь солидное количество литературы (о качестве этой литературы разговор особый), предпринято столько памятных мероприятий, что «забытой» эта война могла остаться только при очень большом желании. Разрыв между уровнем исторической памяти о Великой войне в России и в других бывших великих державах-участницах — ранее попросту катастрофический — теперь если не ликвидирован, то, по меньшей мере, существенно сокращен, в том числе за счет явной деградации памяти о Первой мировой в зарубежной Европе.

Вернуться к просмотру книги Перейти к Оглавлению