Русский фронт, 1914 – 1917 годы - читать онлайн книгу. Автор: Леонтий Ланник cтр.№ 24

Разумеется, есть аналогичный, хотя и лишенный чрезмерной контрастности ряд героев и неудачников и по другую сторону бывшего фронта: более известный в Германии, менее «разработанный» в Австрии и Венгрии. Конечно, сказывались особенности агитационной политики и менталитета, а также и требования политической конъюнктуры. В Германии, а не в России фактически замалчивали неблагоприятные для общего бравурного фона события и поступки. «Антигероев», кроме, возможно, Приттвица и (втайне) Мольтке-младшего, а позднее Фалькенгайна, так и не было найдено, причем не только в военное время, но и в межвоенное. А вот чествование героев, истинных и мнимых, продолжалось вплоть до начала Второй мировой войны, став частью нацистской политики, и не только в Германии. Так, Лодзь стала Литцманнштадтом в честь героического прорыва германских войск в ноябре 1914 г. В Австрии же создать фигуры героев, действительно общих для всего разнородного и разделенного войной еще более населения империи, фактически не удалось. С другой стороны, антигероев и так балансировавшая на грани взаимного недоверия и полного краха чувства общности военных интересов Австро-Венгрия позволить себе не могла. Возможные проступки были бы расценены только как отражение этнической принадлежности и соответствующих ей, точнее мнимых, симпатий, поэтому, несмотря на желание жестоко покарать «предательство» и «трусость», лишний раз заострять внимание на и так очевидных неудачах монархии было опасно. Конечно, пропаганда все равно использовала отдельные яркие примеры, но склонялась к прославлению полководцев и династов, а в межвоенный период вспоминать и развивать эти сюжеты стало и вовсе чревато для охраняемого Антантой мира версальского образца в Европе.

Не было и недостатка героев не в медийном, а в профессиональном смысле, тех, кто совершал невидимые массам, но имевшие порой стратегические по последствиям поступки, причем едва ли не годами напролет. Конечно, на фоне таких эпических героев, как, например, встреченные в Германии с ликованием П. фон Леттов-Форбек, командир колониальных частей в Восточной Африке, так и не сдавшийся многократно превосходящим силам Антанты, хотя он не имел ни малейших шансов на подкрепление и даже на регулярную связь с родиной,⁴⁹ эти люди не так бросались в глаза. Их по достоинству могли оценить лишь в узко профессиональных кругах, вознаграждая не столько орденами и чинами, сколько репутацией и расширением реальных полномочий, ведь среди генштабистов всех трех империй, сошедшихся на Русском фронте, исповедовался общий принцип, приписываемый еще Мольтке-старшему и Шлиффену — «более быть, чем казаться», «больше делать, меньше выделяться». Именно поэтому истинных творцов многих побед, спасителей сотен тысяч жизней и авторов блестящих планов или контрударов из окружения Конрада, Людендорфа, Николая Николаевича, как правило, никто не помнит. Мало кому из них довелось со временем занять место в пантеоне славы, без всякого порой на то желания, как, например, истинному главнокомандующему Русской армией в 1915–1917 гг. М. В. Алексееву или блиставшему на формально вторых ролях и второстепенных ТВД будущему создателю рейхсвера Гансу фон Секту. В несколько меньшей степени и скорее отрицательным героем (в связи с его ролью в отречении кайзера и демобилизации армии в 1918–1919 гг.) был вынужден войти в историю глава железнодорожного отдела германской Ставки Вильгельм Грёнер, без которого война на два фронта для Германии оказалась бы попросту невозможной. Имена австро-венгерских военных специалистов и тех, кто сделал, казалось бы, невозможное — не дал империи развалиться после первой же кампании, — и вовсе растворились в забвении и отсветах раздаваемых генералам за победу почетных титулов — «фон Красник», «фон Комаров», «фон Лиманова-Лапанов», «фон Ловчен»… Конечно, на их фоне были и те, кто был по достоинству оценен и без излишней аристократической помпы, например фельдмаршал Бём-Эрмолли или преемник Конрада во главе австро-венгерского Генштаба Арц фон Штрауссенбург.

Нынешние государственные границы не слишком благоприятствуют сохранению памяти о массовом и индивидуальном героизме бойцов, не считая, возможно, латышских стрелков и, по понятным причинам, сечевых стрельцов. Тем не менее, нет никаких оснований полагать, что по уровню самоотверженности бойцы Первой мировой существенно уступали солдатам Второй — наградные листы производят не менее сильное впечатление при как минимум сравнимой достоверности. Несмотря на привычные с детства утверждения, что фактором победы (по меньшей мере, одним из основных) является массовый героизм, несомненно имевший место во всех армиях Первой мировой войны, тотальные войны убедительно доказали, что выигрывают не те, кто геройствует, а те, кто упорнее и методичнее выполняет свои функции как в тылу, так и на фронте. Осознание этого факта привело к изменению самого представления о героях и геройстве, что хорошо прослеживается в литературе межвоенного периода. Требовавшаяся теперь готовность к многомесячному напряжению всех сил базировалась не столько на аппарате принуждения, сколько на адекватном представлении о масштабе предстоящих трудностей. С этим было одинаково плохо у всех воюющих сторон, причем не всегда успешно удалось преодолеть довоенные заблуждения даже за несколько лет. Даже лишившаяся такого важного союзника, как Россия, Антанта в конечном итоге одержала победу за счет «ремобилизации» общества.⁵⁰ Характерно, что построена она была главным образом не на культе героев, как это было в Германии, и не на уверенности в превосходстве сил, а потому неизбежности конечного успеха, как зачастую было в России, а именно на том, что общество (французское, да и оказавшееся перед угрозой голода из-за германских подлодок английское) сумело осознать истинные последствия поражения и смириться с тем, что ради спасения от него уместны любые жертвы.

Регулярно подогревали интерес к противнику и шпионские скандалы и мифы, которые особенно развиты были в Российской империи, где в сотрудничестве с германской разведкой обвиняли всех: от ультралевых революционеров до военного министра Сухомлинова (чему весьма поспособствовало дело полковника Мясоедова⁵¹) и императрицы Александры Федоровны.⁵² Все это только подогревалось прочими сюжетами, уже откровенно бульварного содержания, в том числе использовавшими грубые ошибки официальной пропаганды.⁵³ Не только союзникам, но даже противникам России оставалось только поражаться тому, что российские власти рискуют «выносить сор из избы», подрывая веру в высшие инстанции и даже в военное министерство прямо в разгар войны.

Немцы накануне войны были убеждены в том, что вся Восточная Пруссия нашпигована русскими агентами,⁵⁴ а русская разведка действительно могла похвастаться серьезными успехами в добыче секретной информации о военном развертывании на Востоке. Самые дикие формы шпиономании в начале войны наблюдались и в «цивилизованной» Германии⁵⁵, и в «варварской» России.⁵⁶ Хотя немцы чрезвычайно гордились своей поголовной грамотностью населения, это не помешало не только в деревнях, но и в городах восточных провинций Германской империи первые дни августа с энтузиазмом охотиться за якобы перевозимым из Франции в Россию золотом, из-за чего по любому подозрительному автомобилю тут же открывали огонь. Появились и первые жертвы этого азарта. Впрочем, власти Кайзеррейха довольно быстро приняли серьезные меры против распространения панических слухов, прекратив утечку информации о разведывательной деятельности противника. А вот в России после первых крупных поражений весной 1915 г. стихия подозрения и злобы почти беспрепятственно вырвалась на улицы Москвы.⁵⁷ Германская разведка, еще до войны имевшая репутацию мощнейшей спецслужбы мира, огромные усилия прилагала именно на российском направлении, а с началом войны блестяще использовала свою не только русскую, но и шведскую агентурную сеть для продолжения работы. Генеральный штаб Германской империи создал собственный аналитическо-разведывательный отдел III-b, который во многом дублировал, контролировал и дополнял работу старой разведки. Мифотворчество зачастую основывалось на шпиономании и ею же оправдывалось на фоне псевдообъективной пропаганды и публикации различных материалов о противнике и его обычаях.