Русский фронт, 1914 – 1917 годы - читать онлайн книгу. Автор: Леонтий Ланник cтр.№ 52

Страница

Уже в январе 1918 г. Гинденбург в письме на имя кайзера заявил, что недостаточные территориальные требования на Востоке «несовместимы с достоинством Германии», не окупают жертвы германского народа, результаты переговоров оказывают «неблагоприятное влияние на моральное состояние армии». В этом же документе Гинденбург обрушивался с критикой на ведших переговоры в Бресте фактического главу Обер Оста Гофмана и возглавлявшего германское дипломатическое ведомство Кюльмана, как сторонников умеренного мира, считая их действия вредными для судьбы монархии и Пруссии.⁶ Старые аргументы о том, что присоединение слишком больших территорий на Востоке противоречит интересам Германской империи, так как приводит к обострению национальной проблемы, были отвергнуты. Под эгидой Людендорфа в Германии уже разворачивались колонизационные программы и сообщества, готовившиеся осваивать занятые земли в Курляндии и раздавать их солдатам.⁷ Ни в тылу, ни на фронте не видели в этом ничего особенного, так как масштабы немецкой колонизации востока Европы заставляли немцев поверить в естественность ее продолжения, но уже без санкции свергнутых Романовых. Именно поэтому условия Брестского мира были столь легко восприняты в Германии как относительно умеренные.⁸ Конфликт между правительством и ОХЛ нарастал, так как обычно уступчивый канцлер Гертлинг вступился за свое право самостоятельно направлять ход переговоров.⁹ Накал страстей был так велик, что Людендорф и Гинденбург начали публично нарушать субординацию по отношению к кайзеру, поддерживавшему сторонников умеренных требований.¹⁰ Дуэт начал ссориться даже друг с другом. Людендорф в ярости, в состоянии нервного срыва заявил, что «немецкий народ ставит его выше, чем персону кайзера».¹¹

Позиция военных окончательно возобладала после заключения «хлебного» (и тоже Брестского) мира с Украиной и разрыва переговоров с Советами 10 февраля 1918 г., прошедшего в связи со знаменитой формулой Троцкого «ни мира, ни войны», однако канцлеру удалось настоять на том, чтобы возобновление германского наступления хотя бы выглядело как «спасение от разбойников».¹² Дискуссии между элитами Германии по украинскому вопросу выявили противоречия, которые остротой не уступали проблематике неограниченной подводной войны, однако Людендорф на этот раз был полон решимости во что бы то ни стало добиться нужного для наступления на Западе решения по Востоку. Военные вмешались в переговоры, а затем и вовсе взяли их судьбу в свои руки, что было вполне закономерно и показательно. Немецкая государственная машина и дипломатия, стремившиеся оставаться в рамках традиционных представлений и техник ведения международных переговоров, оказались до парадоксального бессильны перед экстравагантным даже по большевистским меркам решением Троцкого. Советы действовали в принципиально иной логике и тактике, порожденной тотальной войной, поэтому на их действия германское правительство всегда реагировало с позиции атакованного. Возможно, даже парадоксальная формула Троцкого «ни мира, ни войны» оказалась принятой и кое-как истолкованной МИД всех стран Четверного союза, если бы возобладала позиция Кюльмана, но ОХЛ не допустило этого. Тотальная мировая война, породив непосильные для «старого порядка» в Германии явления сама же и дала противоядие — диктат военных, ставший выше не только внутри-, но и внешнеполитических нюансов, символом чего и стала операция „Faustschlag“, то есть «удар кулаком». Именно это, столь дорого обошедшееся разрубание гордиева узла, и было единственно приемлемым для сложившейся в правящих кругах Кайзеррейха обстановки и текущего стратегического момента. Однако уже на другой день после «хлебного мира» с Украиной начались последствия специфического стиля действий немецких военных в национальном вопросе. В 1918 г. было наглядно продемонстрировано, что лихие импровизации, построенные во многом на дерзости и вере в собственное превосходство, могут помочь в борьбе с таким неповоротливым противником, как русская армия, однако совершенно не годятся в геополитике. Создавая и бросая на полпути проекты новых государств, открывая новые эпохи в исторических судьбах народов Восточной Европы, германские военные опасно и легкомысленно не подумали об их взаимоотношениях друг с другом, начались «эффекты второго порядка», сопровождавшие всю восточную эпопею германских войск в 1918 г.¹³

По истечению 7-дневного срока после разрыва переговоров германские, а чуть позже и австро-венгерские войска перешли в наступление, не встречая серьезного сопротивления, ведь фронт русской армии давно растаял, а революционной РККА из добровольцев образовать почему-то не получалось. И М. Гофман, и В. Грёнер охарактеризовали операцию, начавшуюся 18 февраля, как «железнодорожную»,¹⁴ так как усилий, кроме транспортных, она поначалу не потребовала. Немецкие войска впервые за всю войну увидели бескрайние просторы украинских степей, быстро заняли города, которые до этого оборонялись годами, земли России казались бесконечными — возможно, потому, что их никто не оборонял. Шанс отличиться получили единственные германские части, которые не были остро необходимы на Западе — переформированные кавалерийские дивизии из резервистов и солдат старших возрастов. Австрийцы, оправившись от шока, в конце февраля спешно двинули на восток кадровые дивизии Восточной армии. В наступлении на главном — украинском — направлении участвовали 29 пехотных и 4.5 кавалерийских дивизии. Участие войск Рады в наступлении только подтвердило абсолютную зависимость независимой Украины от Центральных держав, основой ее вооруженных сил являлись обученные и вооруженные в Германии «сине-» и «серожупанная» дивизии, но и они без помощи немецких войск с трудом преодолевали сопротивление разрозненных большевистских полупартизанских отрядов.¹⁵ В течение следующих нескольких дней, заняв 1 марта Киев, германские военные существенно ужесточили свои требования по отношению к Советской России, однако это было обусловлено не наличием дальнейших территориальных претензий, а необходимостью спасти от ликвидации созданные под германским покровительством лимитрофные государства, в первую очередь — Украину и Финляндию.¹⁶

Несмотря на то что украинская политика Германии как со стороны иностранного ведомства, так и со стороны ОХЛ может быть охарактеризована как «поспешная и не всегда охотная импровизация»,¹⁷ иные концепции, кроме образования буферных-государств (Randstaaten) в своем страхе перед восстановлением Русского фронта, германские дипломаты и военные не рассматривали. Список требований к большевикам в связи с этим значительно расширился и приобрел характер раздела погибшей империи, замаскировать который принципом самоопределения наций было невозможно. Новые условия мира были без обсуждения приняты советской делегацией, которая посчитала бесполезными и унизительными любые попытки их пересмотра. Надежды крайне левых в большевистской коалиции на революцию среди германских солдат, которая начнется в знак протеста против действий на Востоке ОХЛ, не оправдались.¹⁸ 3 марта 1918 г. был заключен Брестский мир, большая часть которого была посвящена даже не территориальным, а имущественным и правовым вопросам,¹⁹ что только подчеркивает его плохо скрываемый конъюнктурный характер, даже не подозревающий геополитических параметров поддержания стабильности и прочного порядка на распавшемся на части Востоке. Столь долго ожидаемый «немецкий», победный мир был заключен без одержанной над Россией победы, однако триумфаторы не желали этого замечать.

Страница