Энигма-вариации - читать онлайн книгу. Автор: Андре Асиман cтр.№ 50

— Ты мне ближе всех людей на свете, — произнес я. Она посмотрела на перечницу с солонкой, и взгляд ее

отдавал грустью и состраданием к их несчастной обреченной любви. Каждый день, под вечер, их либо роняют и разбивают вдребезги, либо ставят в пару с другой, с другой, с другой — не важно, солонка ты или перечница, потому что на глазок они лишь взаимозаменяемые емкости с дырочками сверху.

Она бросила на меня еще один молчаливый взгляд.

— И что теперь?

Похоже, ее захлестнула та же беспомощность, что и меня. Все уже сказано, и вместе с тем не сказано ничего. Мне захотелось протянуть руку и коснуться ее лица, но это казалось неуместным. Я перестал доверять своему чутью. Как мы теперь заставим себя лечь в одну постель, подумал я, если о своей любви способны говорить только в непосредственной связи со смертью? Нам в глаза-то друг другу не поглядеть, а уж раздеться — куда там. Что с нами сталось? Много лет назад мы сидели голышом за завтраком, и я ни с того ни с сего возбудился, а она сдобной булочкой опустилась мне на колени и довела нас обоих до оргазма. Сейчас все казалось надуманным. Если я выплесну свою страсть, свою нежность, отпущу тормоза, она рассмеется мне в лицо.

— Хочу сказать тебе одну вещь, только не смейся.

— Не буду.

Вот только она уже смеялась.

— Я хочу побыть с тобой, вдали от всего и всех. Давай куда-нибудь уедем на пару дней.

Когда я это придумал? Прямо сейчас. От нашего выдуманного шампанского в несуществующей комнате вдали от всего и всех я на самом деле хотел одного: чтобы она, раздевшись, встала рядом со мной на колени и, потянувшись к фужеру с шампанским, внезапно расколотила его об тумбочку и потом, крепко зажав в пальцах осколок, медленно рассекла бы мне левое предплечье и ладонью растерла кровь по разрезу, по моему лицу, по своему телу, а после молила бы меня и молила снова то же самое сделать и с ней. Вот к чему мы пришли. Если нашу любовь когда и окрашивали доброта и милосердие, то это были доброта и милосердие гуннов. Мы любили всеми частями тела, кроме сердец. Именно поэтому мы и существовали порознь. Я ведь так и не решился сказать ей, как сильно ее люблю, ибо любовь моя была мизерной, убогой, увечной. Чтобы дождаться отклика, нам теперь придется пролить кровь. Твоя кровь — в мою кровь, мои токи — твои токи, твоя слизь — моя. Пусть ужалившая тебя змея в отместку ужалит и меня. Пусть ужалит в губу. Умри вместе со мной.

— Я знаю, почему ты позвонил, — сказала она.

— Поделись, потому что сам я не знаю, но смертельно хочу понять.

Это я произнес с предельной откровенностью.

— Ты позвонил спросить, готова ли я отказаться от всего ради тебя. Я в обоих случаях обречена. Если я соглашусь уехать с тобой, ты откажешься, испугавшись, что я никогда тебе этого не прощу. Если скажу «нет», ты на меня обидишься и тоже никогда меня не простишь. А значит, в кои-то веки тебе придется самому мне поведать, чего ты от меня хочешь, потому что я в кои-то веки не имею ни малейшего представления.

— Я прошу немного: одни выходные, — произнес я наконец.

Больше одних выходных нам все равно не осилить. А может, и не выходные, а два дня на неделе, скромная же просьба — жалкие понедельник и вторник?

Она улыбнулась, явно позабавившись. При этом не смеялась. Это означало согласие.

— Куда поедем? — Ждать моего ответа она не стала. — Вернемся обратно, — сказала она.

Я понял, что она имеет в виду.

— Людям не дано возвращаться обратно.

— Так мы же не люди. Мы другой биологический вид.

Я подался вперед и поцеловал ее в губы. Она заключила мое лицо в ладони и вернула мне поцелуй. Выйдя из ресторана, мы не смогли разомкнуть рук, так и шли, сцепившись ладонями, по Мэдисон-авеню. То был один из самых дивных моментов во всей моей жизни.

— Что ты скажешь Манфреду? — спросила она, произнеся его имя на немецкий лад, но без тени иронии.

— Манфред — он Манфред и есть. — Потом, подумав: -Он уже все знает, и всегда знал. А твой муж?

— Говорит — мы с тобой как дети. — Потом, помолчав: -Может, он прав. В любом случае он переживет.

Мы им скажем совсем немного. Про какую-нибудь скучную лекцию, которую я должен прочитать. А у нее встреча с автором неподалеку от Бостона — он едет домой после несчастного случая. Впрочем, если нажмут, мы откроем им правду.

Волшебство этого дня поселило во мне такое ощущение счастья, что, ничего заранее не планируя, я на следующий день около полудня набрал ее номер. В том же месте в то же время? Разумеется. Мы встретились в том же самом ресторане, заказали ту же самую еду. А потом, поскольку обед закончился, как и предыдущий, встретились и на следующий день.

— Мы уже три дня вместе. Как думаешь, это конец? — спросил я.

Ну ты и болван, вздохнула она. Взяла меня за руку и не отпускала. Я проводил ее до работы.

— Ты сказал Манфреду? — поинтересовалась она.

— Ни сегодня, ни вчера. — Меня порадовало, что ей это интересно. — А ты? — осведомился я.

— Ничего не сказала.

— Если бы захотели, могли бы так жить до конца дней.

— Ритуалы, — произнесла она. Имея в виду: да, могли бы.

— Не ритуалы. Ритуалы — это повторение того, что уже случилось, репетиции — повторение того, что произойдет потом. А нам что подходит?

Ни то ни другое, подумал я про себя. Она согласилась.

— Звездное время, моя любовь.

— Именно, звездное время, — произнес я.

Через несколько месяцев прибыли мы не поездом, а самолетом. На поезде пришлось бы тащиться пять часов, а за эти пять часов между нами могло произойти всякое, что испортило бы поездку. Лететь же было меньше часа. В полете мы не говорили про свое путешествие, да и по ходу долгой поездки в такси от аэропорта в наш университетский городок обменивались разве что незначащими фразами. Не хотелось давать волю ни волнению, ни опасениям — мучил страх произнести что-то не то. Два неловких слова, пусть даже в форме шутливой пикировки, — и поездка погибла; одно ехидное замечание — и прощай, крошечный огонек, который мы так истово лелеяли, точно горящую свечу в заглохшей машине на заснеженном шоссе.

Здесь, в такси, я позабыл о том, почему мы решили вернуться. Сбежать из привычного, побыть вдвоем в городе, где нас никто не знает? Повернуть время вспять? Воротиться в иную, возможно, более подлинную, несостоявшуюся колею нашей жизни?

Ближе к университету мы окончательно притихли — каждый боялся испортить настроение или сделать неловкий шаг, притом мы старались не думать о неизбежном налете китча, присутствующем в любом возвращении. Нам хотелось, чтобы поездка прошла просто и обыденно. Она все поглядывала на озеро, а я провожал взглядом поместья, пролетавшие с другой стороны; мы оба молчали, частично забывшись, как будто возвращение столько лет спустя было бездумной, никчемной затеей. Спросить таксиста — мы были очередной разобиженной нью-йоркской семейкой: рано утром переругались, а теперь только и думаем, как бы друг от друга отделаться. При малейшем нажиме любой из нас с радостью попросил бы водителя развернуться и доставить нас обратно в аэропорт.