Резиденция. Тайная жизнь Белого дома - читать онлайн книгу. Автор: Кейт Андерсен Брауэр cтр.№ 49

Этого же, однако, никак не скажешь о Хэмилтоне. Он появился на свет в восьми кварталах от Белого дома. Его мать-домохозяйка растила десятерых детишек. Она говорила Хэмилтону, что, пожив на Капитолийском холме, она в жизни не согласится вновь поселиться в белом районе. Ему было всего двадцать, когда он поступил работать в Белый дом уборщиком. Это было при Эйзенхауэрах, которые управляли хозяйством Белого дома как военным объектом. Он помнит, как пылесосил ковры после окончания экскурсионного дня, стараясь удалить малейшие пятнышки, чтобы их, не дай бог, не заметила Мейми Эйзенхауэр. Если по первому этажу проходил посетитель, уборщику полагалось выключить пылесос и встать лицом к стене. (При виде этого президент Кеннеди спросил кого-то из сотрудников: «Что это с ними?») Чтобы содержать свою семью, в которой было семеро детей (в какой-то момент четверо из них одновременно учились в колледжах), Хэмилтон с девяти до пяти управлял кладовыми, после чего до одиннадцати вечера крутил баранку в такси. «Вкалывал как проклятый. Но по выходным всегда был дома», – говорит он.

По словам Хэмилтона, сотрудники администрации любого нового президента обычно относились к обслуживающему персоналу свысока. «Народ из Западного крыла просто считает себя людьми более высокого сорта. А потом до них доходит, что рулить президентским шоу безо всех нас просто невозможно».

«Никогда не забуду, как мы поднялись к Дж. Б. Уэсту», – вспоминает Хэмилтон. Мы разговариваем с ним у него дома, в тихом поселке для обеспеченных пенсионеров в Эшберне, примерно в часе езды от Вашингтона. Хэмилтон совершил свой шаг в конце 1960-х, примерно тогда же, когда убийство Мартина Лютера Кинга вызвало волну массовых протестов, прокатившуюся и по Вашингтону. Город был в огне: возмущенные убийством Кинга и окружающим их неравноправием манифестанты поджигали магазины коктейлями Молотова ^[33]. Некоторые подобные события разворачивались буквально в паре кварталов от Белого дома.

Хэмилтон говорит, что был взбешен. Зарплату повысили чуть ли не всем, кроме афроамериканцев из обслуживающего персонала. Вдохновившись действиями борцов за гражданские права, он собрал группу коллег-уборщиков и объявил им: «Сегодня они проводят официальный обед, но мы работать не будем».

Повисла долгая пауза. Коллеги обдумывали услышанное. Они уже дали согласие помочь – обычно к организации таких мероприятий привлекали работников самых разных подразделений, имеющих допуск службы безопасности.

– Что значит – не будем работать? Нас же уволят, – сказал один из них.

– Вот как раз это я и пытаюсь вам втолковать. Если мы все вместе будем твердо стоять на своем, нам ничего не будет. Выбора у них нет. Они же не смогут заменить нас кем попало – для работы на мероприятии нужен допуск, – объяснил Хэмилтон.

В итоге ему удалось убедить сослуживцев, и они отправились к главному швейцару Дж. Б. Уэсту.

Уэст рассвирепел. «Ты выступаешь от лица всей этой компании?» – спросил он Хэмилтона. «Можно сказать, да», – ответил тот. Хэмилтон вспоминает, что Уэст «просто побагровел. Хоть раз в жизни да удалось поставить босса в безвыходное положение», – смеется он.

– То есть вы думаете, что это я нацеплю на себя бабочку, белую рубашку, костюм и буду подбирать за всеми? – обратился Уэст к группе.

Хэмилтон не дрогнул.

– Сэр, мне глубоко плевать, чем вы будете заниматься после моего ухода отсюда.

В отличие от того, что показано в фильме «Дворецкий», вопрос о неравенстве в оплате труда подняли не буфетчики – Хэмилтон говорит, что «они вели себя тише воды ниже травы». На самом деле он был разочарован их пассивностью – из всех работников обслуживающего персонала Белого дома самыми влиятельными были буфетчики, работающие в непосредственном контакте с президентской семьй. Наберись они смелости сказать президенту и первой леди, что им недоплачивают, это было бы тут же исправлено, уверен Хэмилтон.

«Мы не участвовали в движении за гражданские права. Наше дело было обслуживать президента и его семью. Точка», – говорит бывший буфетчик и метрдотель Джордж Хэнни. Хэмилтон говорит, что он был единственным работником резиденции в аудитории, к которой Мартин Лютер Кинг обратился со ступеней Мемориала Линкольну со своей знаменитой речью «У меня есть мечта» во время Марша на Вашингтон ^[34]. По его словам, он испытал тогда «сильнейшее воодушевление». Но когда по велению совести он призвал коллег к действию, это вызвало у них раздражение. По его словам, «из-за требования повысить зарплату на меня больше разозлились свои же, чернокожие, как и я сам. Но у меня семья. Я должен сделать все, чтобы жизнь моих детей сложилась лучше, чем у меня. В лепешку разбиться, но сделать для этого всё. Как-то пришел домой и говорю жене: «Они меня окончательно достали [о белом руководстве, занижающем зарплаты афроамериканцам]. Пусть увольняют, но я больше не позволю никому из них вешать мне лапшу на уши».

Тем не менее выступление Хэмилтона и его коллег принесло свои плоды и справедливость восторжествовала. Через два дня после устроенного ими бойкота официального обеда всем чернокожим работникам резиденции повысили жалованье. Хэмилтон считает, что Дж. Б. Уэст осознал значение событий за стенами Белого дома. «Он понял, что не может игнорировать то, что происходит на улицах. Я понял, что прижал его, еще во время встречи. Ни разу в этом не сомневался».

Несмотря на свое возмущение явными проявлениями расизма в Белом доме, Хэмилтон восторженно отзывается о своих пятидесяти пяти годах службы одиннадцати президентам. «Когда я пришел в Белый дом на собеседование, мне показалось, что для меня наступает новая жизнь, – говорит он. До этого Хэмилтон никогда не посещал Белый дом, даже с экскурсиями. – Я просто не мог в это поверить, да и мои родители тоже! Так не бывает!»

* * *

Юджин Аллен намного осторожнее относился к возможности нарушить установленный порядок, чем Билл Хэмилтон.

Единственный сын Аллена Чарлз оказался во Вьетнаме и был страшно напуган перспективой участия в наземных боях. «Я просил отца воспользоваться его положением в Белом доме, чтобы помочь мне, единственный раз в жизни. Написал ему, чтобы он попросил президента Джонсона вытащить меня из этого ада».

Его письмо отцу сквозило самым настоящим отчаянием: «Обратись к нему, пусть меня уберут из пехоты. Я останусь на войне, но пусть меня просто уберут из пехоты. Мы делаем марши по 15–30 километров в сутки. Я просто умираю от голода». И дальше: «Папа, я не слабак и не трус, но давай ты попросишь господина Джонсона перевести меня в какое-нибудь авиационное подразделение?»

Чарлз получил от отца не тот ответ, на который надеялся. «Он ответил, что, если бы при власти оставались Кеннеди, он смог бы что-то сделать. Если бы был жив Бобби». Но Белый дом Джонсона был совершенно другим. «Я знаю этих людей недостаточно хорошо. Так что уж придется тебе держаться, сынок».