Рисунки на песке - читать онлайн книгу. Автор: Михаил Козаков cтр.№ 140

Когда-то давно, после провала «Гамлета» в Ленкоме, где Олег играл главную роль, появилась статья Натальи Крымовой, где критикесса жестко расправилась со спектаклем Глеба Панфилова. И написала, что не желает видеть в роли Гамлета статиста. Жуть! Это надо уметь перенести. Ведь Олег верил режиссеру, верил, не сомневаясь в ошибочном, как выяснилось, замысле Глеба Анатольевича. Я репетировал у Панфилова Полония, постоянно спорил и конфликтовал, доказывая, что Гамлет без главных трагических монологов, без его одиночества, постоянных сомнений и рефлексии никому не интересен и просто невозможен. Тогда это не Гамлет, а какой-то Павка Корчагин. Мы в ту пору много спорили с моим другом Янковским. «Олег, ну на что ты соглашаешься? Ну представь себе, если бы Майю Михайловну Плисецкую в „Лебедином озере“ лишили почему-либо главных вариаций Одетты и Одиллии. Что, она стала бы танцевать?» «Миша, — миролюбиво говорил Олег, — пойми, ты играл у Охлопкова в романтических спектаклях, ты в плену своих представлений, сейчас другое время. Глеб его чувствует, надо ему довериться. Я рассуждаю так, — сказал Олег, — раз я актер, я, как блядь, должен ложиться под режиссера». — «Но, Олег, вопрос, под кого ложиться. Панфилов, нет спора, превосходный режиссер. Однако „Гамлет“ — не его феня. А ты, доверяясь ему, профукаешь роль». Так оно и произошло. Спектакль и все мы, и в первую очередь Янковский-Гамлет, были подвергнуты резкой критике. Шекспировед Аникст написал издевательскую статью «Гамлет на воротах». Дело в том, что в спектакле Панфилова, действительно, Гамлет и Клавдий — дети играли в эту английскую игру. В этом нет ничего плохого, если бы все остальное удалось. Пьеса «Гамлет» — своего рода лакмусовая бумажка как для режиссера, так и для актера, играющего принца Датского. Но, поскольку об этом речь пойдет ниже, в главе «Играя Шекспира», то оборвем себя. Важно другое — что Олег Янковский не опустил тогда, в 86-м году, руки, а сыграл другую трагическую роль в «Крейцеровой сонате», доказав всем, что статистом его поименовали напрасно. Было такое мнение, что Олег Янковский в кино бесспорен и прекрасен, а вот в театре он много слабее. Это и так, и не так.

Я вспоминаю одну из первых ролей молодого Янковского в Ленкоме, в спектакле Захарова по произведению Лиона Фейхтвангера «Братья Лаутензак». Он играл там острохарактерную роль, единственный, кто мне запомнился из этого спектакля по сей день. А дальше… Дальше или не было ролей, достойных его дарования, или Захаров делал ставку на других. Имеется в виду только Ленком, так как в кино у Захарова Олег играл все главные роли, и играл замечательно. Но настал и театральный час Олега. Уже в спектакле по Достоевскому «Варвар и еретик» Янковский, на мой взгляд, заткнул за пояс такого театрального кита, как Армен Джигарханян в роли генерала. Впрочем, Армен Борисович, его интересы в это время, его деньги находились в другом банке. В спектакле уже у Марка Захарова по пьесе Гриши Горина «Про шута Балакирева», про государя Петра I последний народный артист СССР Олег Иванович Янковский всем дал прикурить. Этот не очень высокий, худой, шестидесятилетний актер убеждает зрительный зал, что он царь Петр, великий человек и великий грешник. Конечно же, весь спектакль, как нам кажется, выше пьесы покойного Григория Горина. Впрочем, он и не успел ее довести до ума. Но хорошо известно, что Захаров и Горин, Горин и Захаров — беспримерный тандем драматурга и режиссера. И актеры, которым посчастливилось быть занятыми в их совместной продукции, почти всегда на большой высоте. Олег Янковский оказался в их числе. И уже в очередной раз на родной ленкомовской сцене доказал, что он первый из первачей театральной Москвы начала столетия. Этот стойкий оловянный солдатик стал генералом-аншефом Ленкома и не только его. Так я думаю, так я полагаю. Может быть, я субъективен? Наверняка. Но ясно мне одно: Господь Бог, судьба, его ангел-хранитель подарили этому артисту блестящую и неправдоподобно счастливую судьбу и жизнь. Но что замечательно — он все получил по праву. И это не случайность, это закономерность. Он, и никто, как он, умница и трудяга, сочетающий в себе простодушие и иронию, расчет и актерскую отвагу, плейбоистость и неподдельный серьез в отношении к людям и жизни вообще, достоин всего, что ему подарила судьба. Тебя «облизал» Моцарт, Олег Иванович. И правильно сделал.

Зиновий Гердт

Много раз я брался за перо, чтобы написать о Зиновии Ефимовиче Гердте, о Зяме. Начинал и бросал. Почему? Понятно, о нем так много вспоминали и писали разные люди, что добавить что-нибудь к коллективному портрету под названием «Зяма» — так называется книга воспоминаний о нем, — добавить нечто новое весьма сложно. Его любили, им восхищались. Ему устраивали юбилейные вечера, и не один, а в каждую более или менее круглую дату. Его уважали и побаивались его крутого нрава. Его оценки ждали и волновались, что он скажет по тому или иному поводу. Словом, Зиновий Ефимович Гердт был своего рода культовой фигурой советской и постсоветской действительности. И не зря. Фигура, безусловно, незаурядная, весомая, нечто вроде ладьи на шахматной доске. Бывал и ферзем, когда снялся, к примеру, в прекрасном фильме своего друга Михаила Абрамовича Швейцера «Золотой теленок», где сыграл Паниковского. А кто не восхищался поразительным тембром его голоса, которым говорили и наши, и иностранные актеры?! Им озвучен, придуман, даже написан закадровый текст «Фанфан-Тюльпана» с Жераром Филипом в давней черно-белой версии, и еще в десятках любимых фильмов звучал голос Гердта с его неповторимыми, незабываемыми интонациями. Общеизвестно, что Зиновий Ефимович воевал, был ранен, и несгибающаяся нога его помешала актеру играть на сцене в послевоенные годы. И тогда он, Гердт, сотворил чудо в кукольном театре Образцова. Его конферансье в «Необыкновенном концерте» стал так же любим и популярен, как какой-нибудь знаменитый экранный персонаж, — как тот же Чапаев, сыгранный Борисом Бабочкиным, или один из комедийных образов, созданный великим Игорем Ильинским. Зиновий Ефимович со спектаклем Образцова объездил чуть ли не весь мир, и в каждой стране он вел этот необыкновенный концерт на языке той страны. Адов труд! Беспримерный подвиг! Ведь надо было и куклу вести, и говорить. Мало того, шутить на чужом языке, придумывая смешные шутки, понятные зрителям этих разных стран, где не только разные наречия, но и особое, свое чувство юмора. И Зиновий Ефимович всюду и всегда побеждал аудиторию.

Пишу и думаю: ведь все мной описанное хорошо известно, как известны его многие блестяще сыгранные роли в кино и театре. Мне кажется, что вершина Зиновия Ефимовича — роль костюмера в спектакле Евгения Арье «Костюмер», где Гердт (в дуэте с Всеволодом Якутом) прогремел на всю Москву. Слава богу, что эта работа Гердта зафиксирована на пленке в телевизионной версии. Арье ставил этот спектакль в Театре им. Ермоловой, которым тогда руководил Валерий Фокин. С Валерием Фокиным Зиновия Ефимовича связывали как творческие, так и родственные узы. Им удочеренная любимая дочь Катя стала женой Фокина и родила любимого Зямой и его женой Таней, матерью Кати, внука Орика, Ореста, названного столь причудливо в честь любимейшего друга семьи Гердтов художника Ореста Верейского. Вообще, у Гердтов было много друзей, и друзей замечательных. Хлебосольный их дом всякого, кто там бывал, поражал красотой, элегантностью, я бы сказал, продуманностью убранства. То же можно сказать и об их загородном доме в Пахре под Москвой. Гердты любили и умели принять гостей. И дни рождения хозяев, и памятные даты войны или мира, и премьеры, и именины, и бог его знает, что еще. Гостей бывало много. Мне кажется даже, что чересчур много. И я был бы, наверное, прав, если бы не одно обстоятельство: в их доме не бывало случайных людей. С каждым Гердта или его жену Таню что-нибудь связывало или связало когда-то. А потом еще возникали друзья дочки Кати или зятя Валерия Фокина. Чтобы жить так, как жили Гердты, на широкую ногу, нужно было много, очень много работать. И Гердт умел работать. Работать и зарабатывать и на жизнь семьи, и на красивую, элегантную одежду для жены и дочери, да и сам Зиновий Ефимович любил и умел красиво одеваться. Он вообще любил красиво жить. Был у него вкус к жизни. Что ж, красиво жить не запретишь. Удивительно другое, что, будучи человеком светским, публичным, как сказали бы сегодня, человеком тусовки, Зиновий Ефимович успевал при этом еще очень много читать, смотреть чужие фильмы, спектакли, быть, что называется, в курсе дела.