Третье лицо - читать онлайн книгу. Автор: Денис Драгунский cтр.№ 28

Потом они назавтра встречались еще раз.

«Это больше, чем просто так», – такую фразу сказал НН своему другу-пьянице ВС, объяснив, почему он вечером занят и его с собой не берет.

Потом уже дома он тренировался перед зеркалом: бросать, как Роза, такой туманный сильный взгляд; иногда казалось, что получается, но чаще – нет.

Но теперь он снова попробовал – у кассы в супермаркете. Окликнул раз и еще раз «Роза!» и поглядел ей в глаза – и поймал ответный синий туман, и она спросила: «Узнал, что ли?»

НН сбегал домой – на снятую квартиру, отнес покупки. Снова пришел в этот магазин, купил совсем хорошего вина и еще торт, дождался, когда у нее смена кончится, повел к себе, уже по дороге расспросил: ну конечно, у девушек всё вышло наоборот от их молодых мечтаний. У Розы нет никого, ни мужа, ни «человека», ни тем более детей, ни своей квартиры, живет как жила, при маме-старушке и лежачем папаше, зарплата маленькая, жизни нет – она доверчиво всплакнула, прислонившись щекой к его плечу, – а Лилька ого! Лилька поднялась! Не шибко круто, ясен пень, но не сравнить, муж-сын-квартира-машина-дача, и она, Роза, ходит к ней по средам уборку делать; иногда целуются немного по старой памяти, но не всякий раз – через два на третий, да Лилька-то не настоящая лесба, в тот раз она просто за бабки подписалась, за лишнюю штуку, да и сама Роза теперь уж так, не очень, разве что вдруг внезапно захочется.

Это она говорила, уже раздеваясь и раздевая НН, целуя его и опрокидывая на постель, которую днем приготовила квартирная хозяйка. НН увидел, как ей приятно лечь на свежую простынку, на целиковую двуспальную кровать, что у нее такого давно не было, разве что в годы ее веселой юности, а теперь уже не будет никогда, и от этого ему стало ее очень жалко, даже захотелось сделать какую-то совсем уже глупость – например, позвонить жене, и объявить о разводе, и жениться на этой Розе, – но увидел, что Роза ни о чем таком не мечтает, а хочет вволю потрахаться, выпить дорогого вина и закусить испанской колбасой, карбонадом и тортом – а зачем человеку предлагать то, о чем он не мечтает? – только обижать; поэтому он предложил Розе позвать Лили. Тем более что она жила тут недалеко, километр пешком по набережной, не больше.

НН не слышал их разговора по телефону и не знал, что Роза ей сказала, но Лили пришла – сняла длинный плащ в коридоре и в комнату вошла вот так, как двенадцать лет назад: в короткой черной юбочке, в чулках в сеточку, на каблуках и прозрачная кофточка полурасстегнута, красные губы – и не подумаешь, что жена- мать-хозяйка.

– А ну, деточка, потанцуй нам! – сказала Роза, уже голая сидя на кровати, приказывая движением белой весноватой ноги с рыжими отросшими после бритья волосками на икрах и над коленками.

– Девочки, дайте я вам что-то скажу! – вдруг заговорил НН.

– Ну?

– Вы все равно не поймете, но я скажу. У меня есть работа, уважение, деньги. Госнаграды, две медали! Цель жизни – в творчестве и созидании, а? Тоже есть. Жена, дети, отец и мать. Все как надо. Но на самом деле, девочки, нет ничего на свете, кроме вас. То есть кроме любви. А другой любви я не видел и не увижу, поэтому – нет ничего, кроме вас. Смешно? Мне тоже. Но все равно. Давайте уедем. Деньги есть. Уедем прямо завтра. Неважно куда. В Сочи! И будем вместе жить. Не верите?

– Верим, – засмеялась Лили. – Я очень даже верю! Только смысл?

– Да! – подхватила Роза. – Какой смысл?

– Другого смысла в жизни нет и не бывает, – уперся НН.

– У меня час времени, – махнула рукой Лили. – Я не про в жизни, а сейчас. Хорош танцевать, давай я разденусь, и по-быстрому.

Потом они с Розой остались вдвоем и то засыпали, то просыпались снова, а под утро НН сказал:

– Она про нас все расскажет!

– Ну, или мы про нее! – засмеялась Роза.

– Тебе-то что! – усмехнулся НН. – А я замначальника департамента, у меня жена – дочка генерала и двое детей. Папа тоже не последний человек.

Роза спросила:

– А зачем говорил, что нет никого на свете, кроме нас с Лилькой?

– Я правду сказал, – вздохнул НН. – Мне душно. Пошли гулять.

Было половина пятого утра, совсем светло, и никого народу; шли по набережной, сбоку текла серая холодная река.

– А где живет твоя подружка?

– Да в этом доме.

– А то заглянем? – засмеялся НН. – Все равно пропала жизнь.

– У нее тоже семья-дети! Имей совесть.

– Наплевать! – заорал он. – Лили! Любимая! Красивая! Желанная! Иди к нам!

Открылась балконная дверь на втором этаже; вышла Лили; посмотрела сверху, помахала рукой и сказала не очень громко, но слышно:

– Постойте, я сейчас, я буквально сейчас, только не уходите, не уходите, умоляю, я сейчас, минуточку, сейчас…

НН и Роза обнялись от утреннего холода; на балкон вышла Лили с охотничьей двустволкой и влепила в них картечью из обоих стволов.

«Страсть и страх правят миром, – подумал НН, валяясь на газоне с пробитой в пяти местах грудью и шеей, – страсть и страх, – обливаясь кровью, обнимая мертвую Розу, которой картечина попала в глаз, – страсть, когда ничего не хочется, только вот таких девочек, и страх, что о твоей страсти узнают, будут смеяться над ней… Поэтому спасибо, Лили, и дай тебе бог как-то вывернуться».

Смерть Пастернак

от нашей великой истории сбоку

Вера Мефодьевна Пастернак лежала на высокой железной кровати. Изножье тоже было железное и высокое, с никелированными шишечками, а изголовье – еще выше. Ватный матрас был застелен простынкой, но сквозь нее все равно просвечивали полосы. Сетка была хорошая, панцирная. От этого матрас чуть подрагивал, когда соседка Дашенька проходила мимо, топоча по крашеным половицам тяжелыми белыми ногами в розовых носочках. Рядом стояла тумбочка с лекарствами и книжкой, завернутой в газету. Под кроватью виднелся зеленый ночной горшок.

Вера Мефодьевна лежала спиной и затылком на трех подушках мал мала меньше, а под левой щекой у нее была вышитая болгарским крестом думочка: котенок играет с анютиными глазками. Накрыта она была синим стеганым одеялом в пододеяльнике с прошвами.

* * *

Она была дочерью Пастернака Мефодия Яковлевича, управляющего медеплавильным заводом Клейна в городе Шумилове, красивом и нестаром. Всего полторы сотни лет ему было, когда Верочка впервые начала помнить себя, а родилась она в девяностом году. В одна тысяча восемьсот девяностом. А начала себя помнить она в четыре годика, когда в Париже анархист убил президента Карно. Папа очень разволновался, кричал что-то маме. Верочка испугалась, и мама пошла с нею погулять, развлечь ребенка. Было лето, самый конец июня.

Город стоял на высоком берегу Иртыша, прямо над Столбовыми перекатами. Вода шумела. Шумел ветер в скалах. Шумели под ветром низкие яблони в садах. Говорили, что оттого город так назвали – от вечного рокота воды и свиста ветра. Но на самом деле по другой причине: его основал казачий старшина Арсений Шумило как форпост перед землями немирных киргиз-кайсаков. Верочка помнила, что в городе в старом доме с садом жила большая, но ослабевшая семья Шумиловых. Они были бедные и неслужащие, но имели потомственное дворянство и особые льготы: получали пенсион, не платили налогов, и их дети бесплатно учились в гимназии. Верочка помнила Глафиру и Марфу Шумиловых, сестер-близнецов, широкоскулых и курносых.