Я – выкидыш Станиславского - читать онлайн книгу. Автор: Фаина Раневская cтр.№ 73

– А потом они удивляются, откуда берется антисемитизм. Ведь это тройная наглость! В великорусской столице один еврей на площади имени другого еврея ставит памятник третьему еврею!

* * *

Раневская очень боялась, что ей могут предложить сотрудничать с КГБ – это в то время было распространено. Как отказаться, что делать? Один ее знакомый посоветовал в случае, если такое предложение поступит, сказать, что она кричит во сне. Тогда она не подойдет для сотрудничества и предложение будет снято. Однажды, когда Фаина Георгиевна работала в Театре имени Моссовета, к ней обратился парторг с предложением вступить в партию.

– Ой, что вы, голубчик! Я не могу, я кричу во сне! – воскликнула бедная Раневская.

Слукавила она или действительно перепутала эти департаменты, Бог знает!

* * *

В семьдесят лет Раневская вдруг объявила, что вступает в партию.

– Зачем? – поразились друзья.

– Надо! – твердо сказала Раневская. – Должна же я хоть на старости лет знать, что эта сука Верка Марецкая говорит обо мне на партсобраниях.

* * *

Внук пришел к Раневской с любимой девушкой и представляет ее:

– Фаина Георгиевна, это Катя. Она умеет отлично готовить, любит печь пироги, аккуратно прибирает квартиру.

– Прекрасно, мой мальчик! Тридцать рублей в месяц, и пусть приходит по вторникам и пятницам.

* * *

К биографии предлагаемых ей кур Раневская была небезразлична.

Как-то в ресторане ей подали цыпленка табака. Фаина Георгиевна отодвинула тарелку:

– Не буду есть. У него такой вид, как будто его сейчас будут любить.

* * *

Однажды домработница сварила курицу вместе с требухой. Есть было нельзя, курицу надо было выбросить. Раневская расстроилась:

– Но ведь для чего-то она родилась!

* * *

Окна квартиры Раневской в высотке на Котельнической набережной выходили в каменный внутренний двор. А там – выход из кинотеатра и место, где разгружали хлебные фургоны.

Фаина Георгиевна с ненавистью слушала знакомые народные выражения рабочих-грузчиков, отчетливо звучавшие на рассвете под ее окнами, а вечером с тоской наблюдала шумные толпы уходящих домой кинозрителей из «Иллюзиона».

– Я живу над хлебом и зрелищем, – жаловалась Раневская.

* * *

Как-то Раневской позвонила Ксения Маринина, режиссер телепередачи «Кинопанорама», хотела заехать.

– К-Ксаночка, в-вам не трудно купить хлеба в нашей булочной? – попросила Фаина Георгиевна. – К-Ксаночка, хлеб надо обжечь на огне, а то рабочие на него ссали, – попросила Фаина Георгиевна, когда Маринина пришла.

– Все готово – обожгла хлеб, – вскоре сообщила Маринина.

– Вы д-долго его обжигали, Ксаночка? Ведь они д-долго на него ссали! – удрученно говорила Раневская.

* * *

Раневская обедала в ресторане и осталась недовольна и кухней, и обслуживанием.

– Позовите директора, – сказала она, расплатившись.

А когда тот пришел, предложила ему обняться.

– Что такое? – смутился тот.

– Обнимите меня, – повторила Фаина Георгиевна.

– Но зачем?

– На прощание. Больше вы меня здесь не увидите.

* * *

В Доме творчества кинематографистов в Репино под Ленинградом Раневская чувствовала себя неуютно. Все ей было не так. Обедала она обычно в соседнем Доме композиторов, с друзьями, а кинематографическую столовую почему-то называла буфэт, через «э». Она говорила: «Я хожу в этот буфэт, как в молодости ходила на аборт».

* * *

Во время войны не хватало многих продуктов, в том числе и куриных яиц. Для приготовления яичницы и омлетов пользовались яичным порошком, который поставляли в Россию американцы по ленд-лизу. Народ к этому продукту относился недоверчиво, поэтому в прессе постоянно печатались статьи о том, что порошок очень полезен, натуральные яйца, наоборот же, очень вредны.

Война закончилась, появились продукты, и яйца стали появляться на прилавках все чаще. В один прекрасный день несколько газет поместили статьи, утверждающие, что яйца натуральные очень полезны и питательны. Говорят, в тот вечер Раневская звонила друзьям и сообщала:

– Поздравляю, дорогие мои! Яйца реабилитировали!

* * *

Раневской делают операцию под наркозом. Врач просит ее считать до десяти. От волнения она начинает считать невпопад:

– Один, два, пять, семь…

– Будьте повнимательнее, пожалуйста, – просит врач.

– Поймите, как мне трудно, – начинает оправдываться актриса. – Моего суфлера ведь нет рядом.

* * *

Раневская, рассказывая о своих злоключениях в поликлинике, любила доводить ситуацию до абсурда. В ее интерпретации посещение врача превращалось в настоящий анекдот.

«Прихожу в поликлинику и жалуюсь:

– Доктор, у меня последнее время что-то вкуса нет.

Тот обращается к медсестре:

– Дайте Фаине Георгиевне семнадцатую пробирку.

Я попробовала:

– Это же говно.

– Все в порядке, – говорит врач, – правильно. Вкус появился.

Проходит несколько дней, я опять появляюсь в кабинете этого врача:

– Доктор, вкус-то у меня появился, но с памятью все хуже и хуже.

Доктор обращается к медсестре:

– Дайте Фаине Георгиевне пробирку номер семнадцать.

– Так там же говно, – ору я.

– Все в порядке. Вот и память вернулась».

* * *

Раневская со сломанной рукой в Кунцевской больнице.

– Что случилось, Фаина Георгиевна?

– Да вот, спала, наконец приснился сон. Пришел ко мне Аркадий Райкин, говорит:

– Ты в долгах, Фаина, а я заработал кучу денег, – и показывает шляпу с деньгами.

Я тянусь, а он зовет:

– Подойди поближе.

Я пошла к нему и упала с кровати, сломала руку.

* * *

Оправившись от инфаркта, Раневская заключила:

– Если больной очень хочет жить, врачи бессильны!

* * *

Раневская изобрела новое средство от бессонницы и делится с Риной Зеленой:

– Надо считать до трех. Максимум – до полчетвертого.

* * *

Почти полвека проработала Раневская в московских театрах. Шесть лет – в Театре Советской Армии, столько же – у Охлопкова, восемь – у Равенских в Театре им. Пушкина. В начале шестидесятых во время репетиции в этом театре ей сделали замечание: «Фаина Георгиевна, говорите четче, у вас как будто что-то во рту». Напросились. «А вы разве не знаете, что у меня полон рот говна?!» И вскоре ушла.