Закулисье Февраля. Масоны, заговорщики, революционеры - читать онлайн книгу. Автор: Константин Писаренко cтр.№ 15

Трагедия совершилась около полудня. В тот час, когда встревоженная происходящим вокруг Мария Федоровна приехала из Санкт-Петербурга в Царское Село. Новость о расстрелах застала царицу там. Ясно, что она потребовала у сына объяснений. Как он оправдался перед ней, мы можем разве что предполагать. Но, конечно, фамилия Святополк-Мирского при разговоре звучала неоднократно. Однако императрица в «сказку» о вине князя не поверила. Иначе бы при встрече с ним 16 января не извинилась за свою настойчивость в отстаивании князя на важном министерском посту и не называла себя «виновницей». Вдова Александра III была потрясена тем, насколько далеко противники «правдивого человека», Мирского, могли зайти, чтобы ему «сломать шею». Ради дискредитации того единственного, кто не боялся говорить ее сыну ПРАВДУ, интриганы из царского окружения пролили кровь петербуржцев. Они явно надеялись на то, что Мария Федоровна разочаруется в собственном протеже и перестанет препятствовать неизбежному увольнению.

Но оппозиция недооценила императрицу. Государыня поняла, что Святополк-Мирского умышленно подставили. Поняла царица и другое: недруги князя способны на любое преступление, лишь бы избавиться от такого министра. Поэтому мать царя сочла за лучшее более не мешать смене руководства МВД. 16 января Мария Федоровна на встрече с Петром Дмитриевичем выразила свое сожаление создавшимся положением, утром 17-го переговорила с императором, и 18 января тот, наконец, подписал долгожданный указ об отставке ненавистного сановника. Кого тут же объявили преемником? А.Г. Булыгина, помощника московского генерал-губернатора великого князя Сергея Александровича. Между прочим, Булыгин выехал из Москвы в Санкт-Петербург еще 8 января 1905 года…

А теперь вернемся к откровению Д.Ф. Трепова, шурина А.А. Мосолова, в пересказе последнего. Как ни странно, царь не упомянул в дневнике о беседе с любимцем любимого дяди. Хотя именно совет о «систематической строгости» Николай II исполнял, когда через Фредерикса распорядился вывести на улицы Санкт-Петербурга войска. Трепов, несомненно, сознавал предпочтительность высочайшего приема рабочих и, тем не менее, убедил монарха проявить твердость. Зачем, если не с целью повлиять на мнение матушки государя? Другой вопрос: по своей инициативе действовал генерал или нет. Впрочем, «тяжелый день» принес плоды, так нужные Романову. Ведь вечером 10 января он поспешил назначить отставного обер-полицмейстера Москвы столичным генерал-губернатором с широкими полномочиями, де-факто первым министром империи.

О каком конкретно плоде идет речь? Похоже, об услышанном от матери осуждении Святополк-Мирского, допустившего в главном городе страны «кровавое воскресенье». Кстати, император в ежедневнике записал о кадровом решении, касавшемся Трепова, не до, а сразу после пометки: «Пили чай у Мамá». Правда, как бы искренне или притворно ни возмущалась Мария Федоровна в роковой день расстрела, в подоплеке событий она разобралась быстро и 16 января обвинила, не публично, разумеется, в трагедии совсем других персон.

Схожие выводы сделает и общественность, прежде всего революционная. Трепов – генерал-губернатор, Булыгин – глава МВД. Оба – ближайшие соратники великого князя Сергея Александровича, весьма активно добивавшегося в ноябре – декабре смещения Святополк-Мирского. Немудрено, что многие в дяде царя разглядят вдохновителя и организатора расправы над рабочими 9 января. Посему неудивительно, что очень скоро, 4 февраля 1905 года, очередная бомба эсеров поразила Сергея Александровича Романова. Но, видно, поразила незаслуженно. Сергей Александрович находился в Москве, когда в Питере народ решил идти на встречу с царем. Не мог он насоветовать такое, будучи в отдалении от эпицентра событий. Человеку, настроившему так монарха, надлежало быть рядом с ним и не бояться ничего, в том числе и эсеровской пули.

Трепов и есть тот человек, переживший несколько покушений (последнее 2 января 1905 года на Московском вокзале в момент проводов великого князя в Петербург), целиком преданный династии Романовых и готовый ради нее на все. В январе 1905-го он исполнил заветное желание Николая II: придумал, как избавить самодержца от назойливой опеки двух особ – князя Мирского и… дражайшей матушки. Средство, да, кровавое, ужасное, но ведь подействовало. Мария Федоровна непросто согласилась на смену главы МВД. Потрясенная случившимся, она предпочла более на постоянной основе не вмешиваться в процесс управления. Николай II обрел СВОБОДУ! С 10 января 1905 года система двух соправителей – сына и матери – прекратила существование, уступив место единовластию молодого императора. Вот за что самодержец отблагодарил Трепова, возвысив вчерашнего «солдафона» до степени первого советника императора, де-факто первого министра империи, пусть и в скромном звании столичного генерал-губернатора.

Поистине Дмитрий Федорович обладал «светлой головой». Одна беда. В большой политике генерал разбирался плохо. Учился науке управления государством параллельно с вхождением в курс всех государевых проблем. Первая проблема, которой озадачил монарх, касалась августейшей матери. Она была для Трепова в ту пору важнейшей и единственной, потому и решалась без оглядки на иные факторы. После 10 января на плечи «диктатора» свалились сразу все проблемы страны, и генерал-губернатор быстро распознал угрозу, нависшую над «хозяином земли русской». Размышлять над ее причинами он не имел времени. Отреагировал мгновенно и по-военному жестко. Сделал Морозову строгое предупреждение, а когда тот не послушался, ликвидировал опасного заводчика. А дальше пришлось столкнуться с последствиями меткого «выстрела»…

В течение 12—13 мая 1905 года замерли почти все предприятия Иваново-Вознесенска. На стачку под лозунгами улучшения условий труда и созыва Учредительного собрания коллективы вывел местный комитет РСДРП(б). Под влиянием большевиков рабочие сформировали и собственный орган самоуправления – Совет уполномоченных (полторы сотни депутатов от всех фабрик). Власть по обыкновению применила к забастовщикам репрессии: арестовала активистов, разогнала штаб Совета на опушке леса у реки Талка. В отместку фабричный люд занялся партизанщиной: рвал телефонные и телеграфные линии, поджигал по ночам складские помещения и дачные особняки фабрикантов. Подобная тактика побудила противную сторону умерить пыл, и к середине июня Совет рабочих депутатов практически легализовался. И вдруг 27 июня новый орган призвал к прекращению стачки. Причина проста: закончились деньги, собранные в помощь забастовщикам.

В те же дни крупные волнения охватили еще два промышленных центра – Лодзь и Одессу. Митинги, манифестации и локальные конфликты на фабриках в конце концов переросли в вооруженное восстание на фоне всеобщей стачки: в Лодзи 10—12 июня, в Одессе – 13—24 июня. Как ни странно, открытое сражение на баррикадах продемонстрировало свою полную неэффективность. Регулярная армия без труда разгромила рабочие отряды и в Польше, и в черноморском порту. Даже мятеж на броненосце «Потемкин», совпавший с боями в Одессе, не помог пролетариям одержать верх над солдатами и казаками.

События мая – июня в трех городах Российской империи красноречиво свидетельствовали о том, что из двух вариантов борьбы с абсолютизмом Николая II больше шансов на успех имела мирная стачка, а не вооруженное восстание. Но при условии союза рабочего класса с либеральной буржуазией, обладавшей средствами для оплаты длительного простоя сотен тысяч, а то и миллиона рабочих разных профессий, в первую очередь железнодорожников и телеграфистов. «Самоубийство» С.Т. Морозова помешало двум сословиям объединиться осознанно и на долгий срок. А в отсутствие уважаемой и доверенной персоны, какой Савва Тимофеевич являлся и для тех, и для других, сообща они могли выступить лишь эпизодически, для достижения какой-то конкретной цели.