История ислама. Том 3, 4. С основания до новейших времен - читать онлайн книгу. Автор: Август Мюллер cтр.№ 124

Но тотчас после смерти Хишама, который слишком рано с точки зрения блага своей страны отошел в вечность в 180 (796) г., обстоятельства переменились. Сын и наследник эмира аль-Хакам I, послав Абд аль-Керима против Галиции осенью 180 (796) г., правда, выказал намерение продолжать воинственную политику отца, но его руки были связаны внутренними смутами: сперва восстание его дядей, оспаривавших у него престол, затем неповиновение наместников по ту сторону Эбро — пытавшихся, пользуясь этими благоприятными обстоятельствами, добиться самостоятельности, потом опасные вспышки в главных городах государства — все это до такой степени поглощало его, что ему нечего было и думать о каких-либо новых предприятиях против христиан; он должен был довольствоваться только отражением их нападений. Союз Альфонса с Карлом Великим продолжался, а восставшие против Хакама претенденты также отдали себя и свою партию в распоряжение короля франков, да еще арабские наместники Барселоны и Гуески (Уашка), надеявшиеся стать независимыми в своих владениях между своим эмиром и государем неверных, предательски вошли в сношения с Карлом и Людовиком, обещая передачу аквитанцам крепостей к северу от Эбро.

Хакам храбро защищался: он воевал с мятежниками и с франками то на юго-востоке, то в середине Испании, то у подножия Пиренеев. Но число врагов было слишком велико; эмир не мог воспрепятствовать Альфонсу в 182 (798) г. совершить опустошительный поход на запад, во время которого даже Лиссабон ^[383], правда на самое короткое время, был завоеван христианами; эмир также не мог помешать Людовику Благочестивому — который не любил мусульман и которому надоели уловки арабских военачальников в крепостях Каталонии и Арагона — после нескольких походов в эти провинции в 185 (801) г. усиленно осадить Барселону и принудить ее к сдаче, несмотря на упорную оборону в течение нескольких месяцев. Известно, что мусульманам никогда более не удалось обратно завоевать на долгое время этот укрепленный город и что обладание им служило прочной опорой графам испанской марки, которые отныне назначались по повелению Карла. К королевствам Астурии-Леону, к баскам Наварры присоединяется еще третье христианское государство — графство Барселонское. Затем последующие десятилетия продолжаются по линии Эбро военные действия, почти не прерываемые перемириями, но они мало изменяют отношения владений с той или другой стороны: Барселона и Пампелуна все же остаются у франков, Гуеска и Сарагоса — у арабов. И на севере Тего магометанам, правда, удается в 200 (816) г. произвести опустошительный набег под начальством Абд аль-Керима, но другое войско в том же году было наголову разбито Альфонсом, и мусульмане не имели здесь дальнейших успехов. Но и христиане не имели более успеха: Альфонс II был настолько занят устройством государства, восстановлением всего того, что было разрушено арабами и берберами во время их набегов, основанием многочисленных церквей (гробница святого Иакова ^[384] была в его царствование найдена в Галиции, и над нею был воздвигнут собор в Компостелле), что и он, даже при отсутствии упомянутых выше естественных препятствий, вряд ли был в состоянии думать о новых завоеваниях за счет эмиров Кордовских. Случайные набеги в пограничные области, само собою, не имеют особенной важности, и мы имеем полное право умалчивать о них, как теперь, так и в дальнейшем изложении.

Между тем как Хакаму все же удавалось, несмотря на всякия затруднения, задержать с успехом Каролингов в пределах умеренности и отстоять свои владения против астурийцев, при нем, а частью еще в правление Хишама, в кругах его подданных начали происходить глубокие изменения религиозного и общественного характера, влияние которых, вначале почти незаметное, довольно скоро распространилось и на политические события в стране и готово было повести к тяжелым осложнениям. Выше я уже имел случай упомянуть о том, что Хишам был правитель доброжелательный и человеколюбивый: но он был сверх того еще человек воодушевленный искренним благочестием, смотревший серьезно на исповедание ислама, и старался жить и действовать согласно его предписаниям. В этом стремлении его чувство согласовалось с чувством большинства испанских мусульман, правда, главным образом не настоящих хозяев страны — аристократов старой арабской крови.

Между последними только у жалких остатков старой мединской партии сохранились предания старого правоверия; все другие, йеменцы, точно так же как кайситы, за исключением разве немногих, предки которых во время междоусобных войн стояли на стороне Али или вообще были против Омейядов, были полны воспоминаниями о блеске двора в Дамаске и привыкли к безразличному отношению к вере и образу жизни, обратившемуся в правило в Сирии в лучшее время при Омейядах. Пить вино считал позволительным не один Сумейль; равнодушие к религии, отодвигавшее общее дело ислама на задний план, из-за побуждений личного честолюбия, как мы видели, позволяло вождям партий и наместникам не раз решаться на государственную измену, вступая в соглашение с христианскими государями.

Иначе дело обстояло у берберов и у испанцев, перешедших в ислам. Суеверному характеру первых скорее была по плечу всякая ересь, нередко с очень странной окраской, но ни в каком случае не полное неверие, а испанские ренегаты по многим причинам с первого же момента были склонны к строгому правоверию. Средние и низшие слои народа, бывшие в пренебрежении со времени покорения Испании христианством, видевшие со стороны даже духовенства не столько поучения, сколько разорения и обиды, в большинстве случаев не глубоко исповедовали христианство и во многих местах почти все были готовы не только внешним образом принять религию мусульман, пришедших, чтобы освободить их от гнета готского дворянства и духовенства, но и усвоить ее внутренне. Таким образом, массы уже сплошь успели отдаться правоверию, когда правительство благочестивого Хишама дало не имевшим до сей поры руководителя организацию и направление и этим преобразовало, соответственно всей сущности ислама, религиозное направление в политическую партию. Ни во времена старой аристократии, ни во время строгого правления Абдуррахмана I в руководящих кругах особенно не заботились о том, каким образом богословы, занимавшие должности имамов и кадиев, получали образование и как они исполняли свои обязанности. Было совершенно естественно, что благочестивые люди, которым было важно основательнее знать божественный закон, чем это было вообще принято в Испании, удаленной от центров мусульманской науки, отправлялись для совершения обязательного паломничества на Восток, чтобы там, у ног знаменитых хранителей преданий, воспринять в самом настоящем и законченном виде традиции пророка и истинного вероучения. Согласно со всем образом мыслей этих людей было само собою понятно, что они обращались туда, где исключительно проповедовалось слово Божие и подлинные выражения его пророка, без всяких человеческих прикрас, особенно без столь привлекательной для обыкновенного человека, но на деле не нужной и даже вредной мишуры соответствующего разуму изложения и дополнения. Итак, не в Куфу и Багдад, где при первых Аббасидах Абу Ханифа и его ученики проповедовали юридическо-богословскую систему с рационалистическим оттенком, направлялись испанские паломники, чтобы учиться, а в Медину — к благочестивому и надежному Малику ибн Анасу; его собрание правил и постановлений Мухаммеда, известное под названием Аль-Муватта («выровненное», то есть выровненная дорога), сделалось для них, и скоро через их посредство для всего Запада, непогрешимым руководством в богословской и юридической теории и практике. Испанцы остались верными этим началам до тех пор, пока вообще ислам существовал на полуострове; и еще теперь маликитская школа права занимает господствующее положение в Северной Африке. Точка зрения Малика состоит в безусловной вере в положения и предписания, тщательно и с полной добросовестностью выбранные из массы преданий согласно с методом хранителей преданий, и в принципиальном отречении от какой бы то ни было рациональной критики. Все должно быть принимаемо в том виде, в каком было передано первыми сподвижниками Мухаммеда. Всякая попытка, путем искусственного толкования, аналогии и т. п., стать на более свободную и самостоятельную точку зрения, на развитие и применение права при новых условиях, должна быть признана предосудительной. Значит — точка зрения честной и поэтому достойной уважения, но естественно исключающей научный прогресс ортодоксии; в одном отношении она была симпатична испанцам, в другом — берберам. Вполне соответствовала эта точка зрения также Хишаму, бывшему далеко не ничтожеством в качестве правителя и вместе с тем простым, благотворительным и благочестивым человеком; поэтому он усердно вводил Муватту в юридическую практику кадиев, назначал учеников Малика на влиятельные места и так решительно содействовал значению этих факихов, как их называют на Западе вместо улама ^[385], что навсегда обеспечил их иерархии, в качестве самостоятельной силы, влияние на народ. Пока Хишам правил сам, это влияние, конечно, служило поддержкой престолу; факихи неутомимо восхваляли набожность эмира и всюду распространяли похвальные отзывы своего учителя Малика о таком необыкновенно богобоязненном Омейяде.