История ислама. Том 3, 4. С основания до новейших времен - читать онлайн книгу. Автор: Август Мюллер cтр.№ 129

Страница

Не во имя любвеобильной проповеди учения Христа, а из-за поношения лжепророка друзья Евлогия пошли на смерть. Но все же нам до некоторой степени возможно понять их душевное настроение и отдать дань удивления и уважения их готовности жертвовать собою. Мусульмане считали их просто сумасшедшими, и, как таковых, кордовский кадий совершенно основательно хотел было их запереть. Но Абдуррахман, взбешенный их надменным поведением, знать ничего не хотел об этом; а чтобы положить конец этому новому виду сопротивления, опасность которого он хорошо сознавал, он повелел высшему духовенству страны собраться, под председательством севильского архиепископа Реккафреда (237 = 851 г.), на собор, назначением которого было высказаться в смысле непозволительности этого способа самовольнего искания смерти и запрещения его христианам. И в среде духовенства далеко не все одобряли поведение фанатиков; сам Реккафред стоял, в противоположность епископу Кордовскому, за большую умеренность. Вследствие этого-то постановление собора соответствовало желаниям правительства. Но, раз возникши, возбуждение не могло улечься так скоро; Евлогий подверг постановление собора беспощадной критике и не поступался ничем даже в тюрьме. Снова и с новым рвением мученики, среди которых было даже несколько женщин, влекомых пламенным благочестием, шли на эшафот; и в это время, в 238 (852) г., умер Абдуррахман II, завещав своему наследнику незавидную задачу — выпутаться из все более осложнявшегося положения. Колеблясь между неотступными требованиями Тарубы, которая все продолжала интриговать, желая обеспечить власть сыну своему Абдулле, и своими здравыми суждениями, Абдуррахман остановился на том решении, которое более всего соответствовало его характеру, то есть он не решил ничего. Дворцовые евнухи, которым при таких обстоятельствах предстоял выбор, в конце концов все же остановились на старшем — Мухаммеде, который и был, вместе с извещением о смерти отца, провозглашен эмиром без возражений. Его правление было еще продолжительнее отцовского — оно длилось почти что целое поколение — 238–273 (852–886) гг. В этой второй половине IX в. взошли семена, беспорядочно разбросанные Абдуррахманом; мы увидим, как в конце его они созреют для несказанного бедствия всей страны.

Эмир Мухаммед, как правитель, обладал двумя драгоценными качествами, недостававшими его предшественнику: энергией и характером. Но энергия его не была разумно направлена, а характер его был неприятен. Нетрудно было понять, что предстояло положить конец тридцатилетней расточительности, вконец истощившей как финансовые, так и военные силы правительства, сломать сопротивление христиан, отбить всякую охоту к самостоятельности у испанских князьков. Но Мухаммед показал себя не бережливым, а скупым: накопление денег для него было не средством, а целью. Так, он увеличил подати с христиан, но не только не завел на эти средства новых войск, а еще старым сократил содержание. Он удалял способных чиновников, чтобы с новыми, никуда не годными, делиться теми средствами, которые они выжимали из народа. Быть совершенно под властью факихов он, правда, не хотел, но по образу мыслей он сам был факих. Ограниченный и фанатический магометанин, он не довольствовался строгим пресечением непрекращавшихся выходок евлогианцев, но своею бессердечностью, с которою он преследовал насильственно и беспощадно все, что касалось отвратительного для него христианства, он привел в отчаяние даже большинство тех христиан, которые не желали ничего другого, как только жить в согласии с правительством. Всюду уничтожались церкви, истязались, под ничтожными предлогами, мирные обыватели, которых нередко вынуждали к переходу в ислам; немудрено, что эти новообращенные пылали ненавистью к своим угнетателям не менее тех, которые, несмотря на все бедствия, остались верными своей вере, и что даже кое-где старые, давно свыкшиеся с исламом ренегаты были возмущены обращением с их соотечественниками. Все это, вероятно, очень содействовало укреплению единства среди жителей Толедо, уже в год восшествия на престол Мухаммеда снова восставших в 238 (852) г. и оттеснивших войска эмира за Калатраву (Калат-Рабах) ^[395]. Правда, что правительству уже в следующем, 239 (853) г. удалось снова занять и укрепить эту крепость, послужившую впоследствии точкой опоры для дальнейших походов против Толедо; правда, что ему удалось в течение трех лет, 240–243 (854–857), нанести мятежникам два чувствительных поражения, несмотря на содействие с севера, с готовностью оказанное по их просьбе королем Астурийским Ордоньо I.

Но несмотря на это, Мухаммед, по-видимому, даже не попытался настоящим образом осадить город, которому в течение восьмидесяти лет удавалось отстаивать свою независимость от кордовского эмирата. Неспособность эмира провести здесь решительные меры, при помощи находившегося в его распоряжении войска, которого надежность и боевую готовность он сам, правда, уменьшил, как кажется, еще увеличила его злобу на бывших в тесной связи с толедцами кордовских христиан, а их сопротивление против врагов мусульман возрастало по мере усиления гнета. Это-то и было нужно Евлогию, не перестававшему бороться против чад диавола и укреплять верующих в их готовности идти на мученичество; в 244 (859) г. и ему суждено было умереть за веру вместе с мученицей Леокрицией. Их слава и вызванное ими благоговение к испанским мученикам распространились во все стороны, далеко за пределы страны, воодушевляя христиан в Астурии и Наварре на мужество и терпение в почти непрерывной борьбе против неверных, и далеко вглубь Франции, возбуждая ненависть к исламу. Евлогий был причислен к лику святых; и когда 24 года спустя Мухаммед был вынужден просить перемирия у Альфонса Великого, то главным условием договора была выдача праха этого поборника веры. С тех пор он покоился в христианской земле, а дух, когда-то живший в нем, еще раз доказал победоносное превосходство силы духа над всякой внешней силой; никогда ни один испанский христианин не наносил делу ислама такого вреда, как святой Евлогий, несмотря на узы и смерть. Еще гораздо опаснее, чем нравственный подъем среди внешних врагов в государстве, должен был подействовать пример сопротивления, оказанного правительству в самой столице, на всех тех, кому в провинции надоела власть Омейядов. И хотя после смерти Евлогия, несмотря на старания Альваро описанием мученичества своего друга снова вызвать воодушевление, число желавших умереть геройской смертью все уменьшалось, скоро представилась возможность бороться против факихов на кордовском троне иными путями, чем с эшафота.

Положение толедцев усиливалось не только благодаря союзу с Ордоньо I и потом с Альфонсом III (со времени вступления его на престол в 866 (252) г.), но еще тем обстоятельством, что они могли действовать под прикрытием арагонского бену-каси ^[396]. После мира, заключенного Абдуррахманом с князем Мусой, влияние последнего на северо-востоке не было ничем ограничено; так, Мухаммед застал его повелителем Сарагосы, Туделы, Гуески и всей «верхней границы» — «третьим царем Испании», как он велел называть себя, по западным источникам. Очевидно, что он чувствовал себя равноправным с королями Наваррским и Астурийским, а не вассалом кордовского эмира.

Страница