История ислама. Том 3, 4. С основания до новейших времен - читать онлайн книгу. Автор: Август Мюллер cтр.№ 143

Он уже принимал участие в переговорах при заключении мира с Ордоньо III; теперь же ему предстояло решить задачу гораздо более трудную — выговорить у Санхо твердое обещание относительно уступки некоторых округов, в случае восстановления его власти, а Тоту уговорить сделать невиданный доселе шаг — отправиться с большою свитой в Кордову, чтобы лично изложить халифу свою просьбу, исполнение которой было заранее обещано. Если мы вспомним, что королева Наваррская при Аль-Хандеге лично повела свое войско против Абдуррах-мана, то побудительная причина и вся сила этого требования станет понятна; но остается непонятным, как удалось умному врачу-еврею настолько подсластить ей эту горькую пилюлю, что она наконец решилась скрепя сердце проглотить ее. Но он добился этого с той же ловкостью, с какой ему удалось склонить Санхо, во время лечения, предпринятого им, к договору, согласно которому, в случае восстановления его власти, он обязался уступить халифу десять из своих крепостей. Вероятнее всего, что и Тоту и Санхо побудили принять такое решение соображения политической необходимости. Итак, гордая королева, в сопровождении свиты, рядом с внуком и сыном, ничтожным Гарцией, вступила в Захру, блестящий дворец сарацинского государя, который дал своему народу возможность насладиться видом королей неверных, смиренно ищущих помощи у наместника пророка. При этом он стремился к чему-то большему, чем к простому удовлетворению личного тщеславия: он предвидел, что это блестящее доказательство его могущества должно в глазах подданных сильно поднять значение династии. Нечего говорить, что при приеме Абдуррахман был изысканно любезен. В распоряжение Санхо было дано сильное мусульманское войско, и в 348 (959) г. он захватил большую часть королевства Леонского, а в 349 (960) г. — и самую столицу, и в том же году Фернандо Кастильский попал в плен к Гарции, который, согласно уговору, вошел в страну с другой стороны. Ордоньо IV с трудом спасся в Бургос, а Санхо во второй раз вступил на престол, на этот раз в качестве ставленника кордовского халифа.

Завидной, бесспорно, в глазах людей была судьба Абдуррахмана ан-Насира, даровавшая ему высшее удовлетворение — смерть непосредственно за наибольшим успехом в его жизни. Он умер 70 лет, вследствие простуды, 2 рамадана 350 г. (15 октября 961 г.), в полном обладании счастья и могущества, которого он достиг благодаря собственным своим заслугам. «Рассказывают, — сообщает нам один арабский писатель ^[428], — что в бумагах Насира нашли собственноручно записанные радостные дни, которые не были для него ничем омрачены, отмеченные подряд, по дням, месяцам и годам. Эти дни были сосчитаны, и их оказалось четырнадцать! Ужаснись, о разумный, подумав, что такое земная жизнь; ведь она не дает нам безмятежного счастья и так скупо раздает своим детищам полноту удовлетворенности! Вот халиф ан-Насир, неизменный баловень счастья, которого удача в достижении высшего на земле обратилась в пословицу; пятьдесят лет ^[429], шесть месяцев и три дня он обладал властью, и только четырнадцать дней прошли для него неомраченными. Слава тому, чья сила неизменна и чье могущество вечно! Нет божества, кроме Аллаха!» Правда, его ближайший преемник хотел остаться на высоте своего предшественника, и, надо сказать, у него были данные для этого.

Сыну Абдуррахмана, халифу аль-Хакаму II, по прозванию аль-Мустансир биллаху, то есть ищущему помощи у Аллаха, было 46 лет, когда он вступил на престол. Умный и очень даровитый как человек, он, по желанию отца, давно принимал участие в государственных делах и успел усвоить себе основные начала его политики. Таким образом, он принял власть, обладая зрелой опытностью, и в течение пятнадцати лет (350–366 = 961–976) пользовался ею с твердостью и предусмотрительностью.

Так как он считался миролюбивым — действительно его характеру более соответствовало стремление к сохранению того, что есть, чем к новым завоеваниям, — то северные христианские государства не считали нужным выполнять обещания, данные Абдуррахману: Санхо оставил за собою свои крепости, а Гарция, вместо того чтобы послать Фернандо Кастильского в Кордову, как просил халиф, даровал этому важному пленнику свободу, под условием отказаться от Ордоньо. Когда затем кастильцы начали производить набеги на мусульманскую область, Ордоньо сам бежал в Кордову, чтобы в позорном самоунижении пасть к ногам халифа. Как ни отвратителен был этот человек, но им можно было воспользоваться; Хакам обещал ему поддержку и стал снаряжаться на войну. Санхо, почувствовав, что трон его снова поколебался, присмирел и снова заявил готовность выполнить взятые на себя обязательства; но Ордоньо вскоре после этого умер в 351 (962) г., а так как у халифа не было под рукою нового соискателя леонской короны, то Санхо опять стал храбриться и снова как будто стал туг на ухо. Но тут Хакам показал, что его миролюбие не имело ничего общего с добродушною слабостью; в 352 (963) г. он сам отправился в поход, и полководцы его Талиб и Яхья (сын Туджибида Мухаммеда, освобожденного в 329 (941) г. из плена) нанесли подряд несколько столь тяжких поражений наваррцам и кастильцам, что через несколько лет, в 355 (966) г., христиане всюду просили о мире. Хакам согласился, и мир этот оказался продолжительным, за исключением лишь кастильской границы, где только после смерти Фернандо в 359 (970) г. окончательно установилось спокойствие. Действительно, халиф всегда готов был поддерживать мир, если это можно было делать без ущерба для своей чести; но в Леоне вскоре за тем, в конце 966 (355/56) г., наступило время внутреннего упадка, после того как Санхо был отравлен своим верным вассалом; при этом дела осложнились благодаря опустошению Галиции норманно-датскими морскими разбойниками в 357–360 (968–971) гг., окончательно обессилившему это государство. Правда, что уже в 355 (966) г. и мусульманам пришлось терпеть от таких же нападений со стороны викингов у Лиссабона и Сильвеса; однако назойливые чужеземцы скоро оценили превосходство флота Хакама и предпочли для дальнейших занятий этим человеколюбивым ремеслом северное побережье христианских стран. В это время события в Африке, второй поход Джаухара и столкновения с Зиридом Болуккином и с Идрисидами, причем последние были взяты в плен и приведены Талибом в Кордову, — приближались уже к благоприятному для халифа исходу. Благодаря этому большая часть его правления прошла в почти безмятежном спокойствии, и магометанской Испании был обеспечен полный простор для развития лучшей силы на поприще мирных искусств. И Хакам был именно такой человек, который был способен вполне воспользоваться такими благоприятными условиями.

На мусульманском Востоке издавна считалось, что одна из необходимых добродетелей правителя должна была быть любовь к искусству, особенно к поэзии, рядом с щедрым покровительством его представителям.

Даже турки и монголы, лишь только соприкосновение с арабско-персидской цивилизацией, хотя бы самым поверхностным образом, смягчало их варварство, тотчас заводили, сперва просто из тщеславия, придворных поэтов, которые старательно воспевали своих покровителей в искусственных стихах; и не вина поэтов, если те, для кого предназначались стихи, понимали их только наполовину, а то и вовсе не понимали. Но едва мы переступили через порог Востока, как нам стало ясно, что для араба поэзия с ее суровой прелестью — неизбежная и единственная идеальная спутница на каждом шагу жизни, почти что от колыбели до могилы.