История ислама. Том 3, 4. С основания до новейших времен - читать онлайн книгу. Автор: Август Мюллер cтр.№ 56

Мухаммед, может быть, думал, что большая часть его эмиров предоставит его собственной судьбе при первом несчастье, так что он очутится между Оксусом и Яксартом как бы в мышеловке. Само собой разумеется, он не мог сделать главным оплотом против надвигающихся с востока монголов свою столицу, лежавшую на крайнем севере его царства, да еще стесненную между пустынями и Аральским морем. К тому же мать его Туркан-хатун — это имя всегда приносило несчастье — действовала здесь, среди своих соплеменников из канкалиев, свободнее, чем он того желал. Словом, думая лишь об увеличении своего царства, он упустил вовремя дать ему надлежащую организацию; сознание этого не давало ему теперь действовать. Шах ограничился тем, что сильно укрепил крепости Трансоксании, в особенности Отрар, Дженд, Ходжент, Бухару и Самарканд; сам же он оставался пока в Самарканде.

Между тем позднею осенью (1219 = 616 г.) монгольские войска подошли к границе: первое, под началом сыновей Чингисхана Джагатая и Огатая ^[177], к Ограру, второе, под предводительством Джучи, и третье, более слабое, спускаясь по течению верхнего Яксарта ^[178], шли через Узкенд и Шаш к Дженду, с одной стороны, и к Ходзкенду — с другой. В то время как эти войска, не теряя времени, приготовились осадить крепости, Чингисхан направился со своим главным войском через реку прямо на Бухару; такой план действий сделал бы честь и стратегу XIX века.

Если хорезмшах не знал, что ему делать, то знал это повелитель монголов. Почти все гарнизоны городов на Яксарте храбро защищались. Гайр-хан в Отраре понимал, что его жизнь поставлена на карту, и решился дорого продать ее: пять месяцев он отчаянно защищался, затем часть войска покинула его, город был взят приступом, а сам он, защищаясь как лев, был схвачен. Его привезли к Чингисхану, который в отместку за убийство своих подданных велел залить ему глаза и уши расплавленным серебром. Приблизительно за 1750 лет до этого, в этой же местности царица массагетов Томириса залила золотом глотку побежденного Кира; теперь же для этого второстепенного полководца сочли достаточным прибегнуть к менее ценному металлу, и несчастный остался жив.

Этот успех был хорошим предзнаменованием для монголов. Остальные крепости после более или менее упорного сопротивления были также завоеваны. Поистине геройской защитой прославился замок Ходжента, располагавшийся на самой реке, на острове, и защищаемый храбрым Тимур-Меликом. Когда его войско перемерло с голоду, он с несколькими людьми ночью на лодках отправился вниз по реке, боролся со своими преследователями, пока все его спутники не пали, и наконец удачно пробрался в Хорезм, откуда потом отправился к Джелаль ад-Дину, чтобы до конца неутомимо сражаться с монголами, как достойный товарищ этого героя.

Между тем (начало 617 = 1220 г.) Чингисхан занял Бухару, большая часть гарнизона которой, после нескольких дней осады, ночью прорвалась было через ряды осаждавших, но погибла от меча врагов. Оставшиеся защищать замок продержались еще двенадцать дней, затем осаждавшие влезли на стены и разрушили все, что было за ними. Мирные жители города должны были отдать все свое имущество, затем, независимо от возраста и пола, они были подвергнуты победителями зверскому истязанию; наконец, город, в котором все здания, за исключением нескольких общественных построек, были деревянные, сожгли. Это еще было милостиво: вообще говоря, Чингисхан следовал правилу, по которому щадить жизнь невооруженных жителей следует только в случае немедленной и безусловной покорности, и то не всегда, малейшее сопротивление наказывалось избиением всего населения, не исключая женщин и детей; войска, в особенности турецкие, уничтожались всегда, даже если объявляли капитуляцию. Более чем сомнительно, что участь тех, кому удалось спасти хотя бы жизнь, была менее тяжела. Обыкновенно их на многие дни и ночи изгоняли в поле, где они оставались без всякой защиты и помощи, чтобы тем временем монголы могли беспрепятственно опустошать и грабить город; затем тысячи и десятки тысяч пленных заставляли, смотря по надобности, следовать за войском, обращались с ними самым ужасным образом и в качестве копателей рвов и работников при осадах принуждали их действовать против своих же соотечественников, под стрелами и ударами которых они погибали в еще большем количестве, чем от нужды и лишений. Если, имея в своем распоряжении новых людей, в них более не нуждались, то прежних убивали. Женщины и дети делались рабами и должны были исполнять прихоти победителей или же, разлучаясь без всякого милосердия, увозились вглубь Азии; та же участь постигала и мужчин, которые в качестве ремесленников и купцов могли быть полезны монголам в их отечестве.

Войска хорезмшаха во многих местах способствовали сохранению славы хорезмийского имени, но из-за своей раздробленности они нигде не могли достигнуть решительного успеха. Мирные подданные, никем не защищаемые, были обречены на погибель, цветущая Трансоксания обращалась в пустыню, а хорезмшах Мухаммед между тем, как парализованный, сидел в Балхе, куда он спасся с своими ближайшими доверенными лицами и несколькими военными отрядами после перехода Чингисхана через Яксарт. Моральные силы его были надломлены, не могло быть и речи о принятии им какого-либо решения. Окружающие же его не сходились во мнениях: одни — во главе их стоял энергичный сын шаха Джелаль ад-Дин — требовали защиты пограничного Оксуса, другие советовали попытаться собрать большое войско в Газне, третьи хотели идти на Ирак.

Самым малодушным решением было последнее: именно поэтому, по крайней мере так кажется, шах решился следовать ему. По дороге он получил известие от конного пикета, который он в минуту отъезда на запад поставил для сбора новостей у «Пятиречья» (Пенджаба) ^[179], одного брода через Оксус, недалеко от Тирмиза, о том, что Бухара ^[180] взята и сожжена. Мухаммед потерял и последнее самообладание: с удвоенною скоростью продолжал он свой поход, пока не прибыл в Нишапур. Здесь он надеялся иметь время отдохнуть и прийти в себя; но Чингисхан вовсе не думал дать ему вздохнуть. В самом начале осады Самарканда ^[181], которую он предпринял тотчас после завоевания Бухары, Чингиз послал вслед за хорезмшахом три отряда со строгим приказанием не успокаиваться, пока они его не схватят. Задача их была облегчена тем, что государь этой страны, благодаря своей неспособности к мужественному сопротивлению, поверг ее в состояние полнейшего распада. Храбрость гарнизонов, мужественно защищавших пограничные крепости, мало задержала монголов, а, напротив, погубила самих защитников и навлекла бесконечные бедствия на остальное население. Шах, который еще два года тому назад ослеплял всех блеском своей личности и славой деяний, теперь, походя более на дряхлую старуху, чем на великого государя, говорил по дороге всем и каждому, что всякое сопротивление этим душегубцам напрасно, советовал и даже просил подчиниться неотвратимому, не раздражая пришельцев бесплодными попытками к защите.