На руинах Османской империи. Новая Турция и свободные Балканы. 1801–1927 - читать онлайн книгу. Автор: Уильям Миллер cтр.№ 23

С другой стороны, Россия в январе 1824 года предложила создать три отдельных вассальных княжества: Восточную Грецию (Фессалия, Беотия и Аттика); Западную Грецию (Эпир и Акарнания) и Морею, к которой мог бы присоединиться Крит. Всеми этими княжествами должны были управлять чиновники из коренного населения, назначаемые султаном и подчиненные ему. По мнению автора книги, это разочаровало всех, кто еще верил в искренность филэллинизма России.

Однако предложение русских, хотя и включало в себя Эпир и Крит, не затрагивало островов архипелага в Эгейском море, которые должны были возродить свои старые муниципальные привилегии и перестать быть частью Греции. Они должны были последовать примеру Дунайских княжеств – слабых, разделенных и зависимых от России. Самые большие преимущества при таком раскладе должны были получить ведущие греческие семьи, подобно фанариотам в Молдавии и Валахии. Они бы стали ждать милостей от султана, а константинопольский патриарх, которого Россия предложила сделать защитником трех княжеств перед лицом султана, назначался бы им самим.

Военные операции 1823 года не были такими крупными, как в прошлом году. В самом начале турки лишились боеприпасов после пожара в арсенале Стамбула. В этом преступлении обвинили янычаров, которые якобы искали предлог, чтобы отложить свой поход против греков. Тем не менее султану теперь не нужно было отвлекаться на борьбу, которая вынуждала его сражаться на два фронта – в Европе и Азии.

Турецкие военачальники подавили последний очаг восстания в Фессалии, разрушив город Трикерион и разграбив селение Кастри, в котором хранились богатства Дельфов (теперь их там нет). Из Скутари (Шкодера) в Албании армия Мустаи-паши из 15 тысяч «геков» (северных албанцев) и мирдитов (албанских христиан-католиков), которые были только рады сразиться с православными, вторглась в Западную Грецию. В битве против этих северных албанцев, состоявшейся при Карпенисионе в Эвритании 21 августа, героически погиб сулиот Марко Боцарис. Его тело было привезено в Месолонгион и погребено под всеобщие рыдания. Его могилу и сейчас можно увидеть в местном «Геруне», где чуть позже суждено было обрести вечный покой сердцу человека, знаменитого на весь мир.

Лорд Байрон приехал на остров Кефалонию (Кефалинию) в том же самом месяце, когда погиб Боцарис. Его участие в греческой войне больше, чем любое другое событие, способствовало популяризации греческого дела в Европе. Великий поэт хорошо знал Грецию и был знаком с ее языком. Двенадцатью годами ранее он написал стихотворение «Проклятие Минервы»; его вдохновил на это интерьер памятника Лисикрату, переделанный в кабинет монахов-капуцинов. Это стихотворение было направлено против того, кто «разграбил» мраморы Элгины. Байрон перевел знаменитый «Пламенный гимн» Ригаса, а теперь приехал, чтобы доказать, что он может не только славить подвиги Древней Греции, но и следовать им. Впрочем, лорд Байрон, будучи поэтом, не тешил себя иллюзиями. Он вовсе не думал, что найдет в Элладе людей, похожих на героев, которых описал Плутарх; он был готов к тому, что несколько веков турецкого ига превратили их в тот народ, какой был нужен туркам. Соответственно, Байрон не расстроился и не почувствовал себя обманутым в своих ожиданиях, когда ему пришлось иметь дело с людьми, совсем не похожими на святых или мудрецов. Это были человеческие существа, только что освободившиеся от деморализующей формы управления, которой еще не было найдено подходящей замены. Не желая присоединяться ни к одной политической партии, не разобравшись в положении дел, Байрон прожил четыре месяца в Кефалинии; в это же время шли переговоры о выдаче Греции денежной субсидии. Сначала греки собирались возвратить ордену рыцарей-иоаннитов остров Родос, которым он когда-то принадлежал, вместе с островом Сиросом и тремя другими островами поменьше. Но от живописного возрождения Греции эпохи франков жители этой страны отказались ради более практичного проекта, с помощью которого они рассчитывали получить от Лондона 800 тысяч фунтов (на самом деле им досталось всего 280 тысяч).

Пока лорд Байрон пребывал в Кефалинии, греки добились успехов в двух своих начинаниях. На востоке они вернули себе цитадель Коринфа (Акрокоринф), а на западе заставили турок снять осаду с Анатоликона. Однако ссоры между военной и политической партиями в Морее переросли в гражданскую войну; так, в первый, но отнюдь не в последний раз греки подняли оружие против своих соотечественников, вместо того чтобы, объединившись, нанести удар по общему врагу. Эта братоубийственная война, которую лорд Байрон попытался прекратить, была спровоцирована Колокотронисом, который, словно второй Кромвель, велел своему сыну Паносу силой разогнать Законодательное собрание, заседавшее в ту пору в Аргосе.

Большинство депутатов этого собрания перебрались в Кранидион, напротив острова Идра, объявили свое руководство смещенным и вместо него выбрали новый комитет, президентом которого стал Георг Кунтуриотис с острова Идра. Так в Греции появилось два враждебных друг другу правительства: одно заседало в Кранидионе и опиралось на поддержку судовладельцев островов Идра и Спеце, а также примасов и военных командиров континентальной Греции; а другое – в Триполисе и рассчитывало на отвагу Колокотрониса и его личных помощников.

Когда 5 января 1824 года лорд Байрон прибыл в Месолонгион, эта борьба еще продолжалась, и то, что он здесь услышал и увидел, подтвердило его мнение о том, что Греция в огне революции нуждается не в теориях, а в практических методах управления. Ему казалось, что издание газет, столь горячо рекомендуемое «типографским полковником» Лестером Стенходном, который приехал вместе с ним, скорее возбудит вражду, а не успокоит умы тех, кто будет их читать. Тем не менее Стенходн настоял на выпуске, под руководством швейцарского республиканца по имени Мейер, первой в истории Греции газеты, если не считать нескольких листовок, напечатанных в Каламате три года назад.

Так 12 января 1824 года в саманном доме в Месолонгионе была отпечатана первая газета – «Греческие хроники». Теперь пресса является характерной чертой современной греческой жизни, а часть первой печатной машины выставлена в музее Исторического и этнологического общества в Афинах.

Байрон, к сожалению, не дожил до окончания гражданской войны, которую он тщетно пытался предотвратить. 19 апреля он умер в Месолонгионе, где до сих пор покоится его сердце. Он отдал свое время, свои средства и, наконец, свою жизнь ради торжества греческого дела, и Греция этого никогда не забудет. Над его гробом историк Спиридон Трикупис, уроженец Месолонгиона, произнес речь, которая считается образцом греческой прозы. В честь Байрона ставили памятники, называли улицы, а на многих отдаленных островах и в горных деревнях люди до сих пор вспоминают Байрона, словно он умер только вчера. Это – счастливое исключение из циничного высказывания лорда Солсбери о том, что в международной политике не бывает благодарности.

Не прошло и года, как вспыхнула новая гражданская война, во время которой английская ссуда, вместо того чтобы быть полностью потраченной на защиту страны, была растащена по частям разными партиями. Эта «Война примасов», как ее позже назвали, выросла из антипатии, которую жители Мореи испытывали к Совету, поскольку большинство его членов составляли уроженцы морских островов и континентальной Греции. Лидерами партии жителей Мореи стали два Андрея – Андрей Заимис из Калавриты, происходивший из семьи, которая дала Греции нескольких государственных мужей; и Андрей Лонтос из Востицы, друг Байрона, который в молодости кутил вместе с ним. Вместе с ними был Сисинис (или Сессини) из Гастуни в Элиде. Имя этого человека выдает его венецианское происхождение. Он приехал сюда из соседней Гларенцы и в шутку называл себя «герцогом Кларенсом». Образ его жизни напоминал образ жизни турецкого паши.