Тридцатилетняя война. Величайшие битвы за господство в средневековой Европе. 1618—1648 - читать онлайн книгу. Автор: Сесили Вероника Веджвуд cтр.№ 45

В то же время Фердинанд изменил традиционную структуру габсбургских владений, заменив прежнюю идею семейной конфедерации концепцией первородства в своей собственной династии. Эрцгерцоги предыдущего поколения умерли бездетными, оставив Фердинанда и его брата Леопольда единственными представителями австрийской ветви. Если бы не противодействие Леопольда, Фердинанд объединил бы под одним руководством весь южный блок территорий от Тироля до Венгрии, образовав единую монархию. Младший эрцгерцог с дальновидностью, вызванной не только завистью, отговорил его от поступка, который мог только разозлить германских князей. Фердинанд уступил. Его брат и наследники брата отныне получат Тироль, в то время как Австрия, Венгрия, Штирия, Каринтия, Карниола (Крайна) ^[44], Богемия (Чехия), Моравия и Силезия целиком перейдут к его старшему сыну и будут передаваться его потомкам по прямой линии. Для того чтобы консолидировать эту территорию, он реорганизовал имперскую администрацию, централизовал почтовую систему и даже произвел некоторые улучшения в запутанной и разрозненной финансовой системе наследственных земель.

Помимо этого, он постепенно начал отделять государственные дела провинций от вопросов управления империей. Он намеревался сделать из австрийского центра ядро возрожденной Германской империи. Но дальнейший ход событий внес изменения в его план. Ему суждено было стать основателем Австрийской империи, а не реставратором Священной Римской.

Создание Австрийской империи – величайшее и, быть может, единственное свершение Фердинанда, достойное признательности или осуждения потомков; вообще говоря, даже те, кто признавал его заслуги, не рассыпались перед ним в благодарностях. Для германских националистов он тот, кто углубил раскол между Австрией и Севером Германии, который они так горько оплакивали. Они забывают о том, что Фердинанд никогда не стремился к этому, и именно нежелание и сепаратизм протестантского Севера помешали ему осуществить мечту о единой империи. Для чешских, венгерских и южнославянских националистов он не кто иной, как тиран и угнетатель, и едва ли от них можно было ждать благодарности за действия, которые принесли им столько личных и коллективных страданий.

Нелегко, а может быть, и невозможно непредвзято судить о религиозном вопросе, из которого вытекали все остальные. Это был период естественных и закоренелых предрассудков, период, по крайней мере для Чехии, массовых беспорядков, бедствий, мучительных изгнаний, нищеты, общественной ломки и взаимной вражды. Это не та эпоха, которая могла оставить разумные и взвешенные свидетельства для последующих веков. Изгнанники, нашедшие приют в протестантских странах, врачевали свои разбитые сердца рассказами о всяческих зверствах, в которых была большая доля правды, но непомерно раздутая мстительной горечью побежденных. Имперская солдатня была жестокой и по-скотски грубой; у нее не было ничего святого, ни жизни, ни собственности, она не жалела ни женщин, ни детей. Суровость властей и приятное чувство собственной правоты толкали солдат на вседозволенность, которой они пользовались в полной мере. В рассказах изгнанников об ужасах, которыми заполнены страницы Historia Persecutionum ^[45], несмотря на преувеличения и сгущение красок, конечно, содержится непреложная истина. И тем не менее, когда буря улеглась, новая власть и новая религия уже не вызывали ненависти. Всего лишь одно поколение спустя народ поднялся на защиту обеих от «освободителей» шведов.

Не следует судить Фердинанда ни по средствам, которыми он пользовался, – о них у нас нет объективных свидетельств, ни по целям, которых он достиг, ведь это не те цели, которые он перед собою ставил. Его репутация создателя Австрийской империи основывается на шаткой конструкции, которая не выдержала взрывов либерального национализма в XIX веке и нелиберального национализма в XX веке. Как последний император, приложивший немало усилий для объединения Центральной Европы, он заслуживает большего признания со стороны современных немцев, чем получает. Его трагедия заключалась в том, что он не только не смог завершить начатое, но и оставил после себя дело, которое в силу своей незаконченности фатально затормозило национальное развитие Германии.

То, что задуманная Фридрихом реорганизация выходила далеко за границы владений Габсбургов, стало ясно благодаря безрассудному перераспределению земель, которому он положил начало внутри самой империи. Маркграф Баден-Дурлахский лишился части своих земель. Иоганн-Георг получил подтверждение своих прав на Лаузиц (Лужицы) – этот колоссальный подкуп должен был на некоторое время подавить его конституционные возражения. Верный ландграф Гессен-Дармштадтский был награжден частью владений, принадлежавших его менее верному кузену Морицу Гессен-Кассельско-му. Еще ему достался кусочек Рейнского Пфальца, возможно, в противовес Максимилиану Баварскому, который приобрел больше престижа за обращение страны в католичество, чем хотелось Фердинанду. Фердинанд еще больше посягнул на монополию Максимилиана, когда предоставил епископу Шпейера (Шпайера) право на захват любых земель на Рейне, которые, по его мнению, прежде принадлежали его епархии.

Это был первый явный признак того, что Фердинанд намерен вернуть церкви положение, которое она занимала на момент подписания Аугсбургского мира.

В секуляризованных епископствах Хальберштадт и Оснабрюк сложилась неловкая ситуация, так как Христиан Брауншвейгский, администратор Хальберштадта, с оружием в руках выступил против императора, а администратор Оснабрюка умер в апреле 1623 года. Смерть одного из них и возможное смещение другого открыло перспективы для назначения католиков на оба поста. Фердинанд предназначал для церкви своего второго сына, белокурого эрцгерцога Леопольда; утверждение его администратором в Хальберштадтском или Оснабрюкском епископстве позволило бы Контрреформации и династии Габсбургов еще больше приблизиться к установлению своей власти над всей Германией.

Однако не только у Фердинанда были сыновья, отцы которых определили их для церкви. Курфюрста Саксонского интересовал Хальберштадт, Максимилиана Баварского – Оснабрюк, куда он хотел бы посадить одного из членов своего семейства. Но король Дании не менее горячо желал заполучить Оснабрюк для своего младшего сына Фредерика – притязание, куда более опасное для Габсбургов, нежели расплывчатые замыслы Баварии или Саксонии. Даже если не удалось бы завладеть епископством для династии, нельзя было допускать того, чтобы оно попало под власть столь деятельного и могущественного государя-протестанта, как датский король, союзник Соединенных провинций и дядя Елизаветы Чешской.

Курфюрст Бранденбургский с целью противодействовать новым претензиям Габсбургов напрасно призывал Иоганна-Георга основать новую Евангелическую унию. Князь рангом пониже, Вильгельм Саксен-Веймарский, учредил партию под претенциозным названием Союз патриотов всех классов, целью которой было обеспечить возвращение прав протестантским землям в пределах империи и вернуть Фридриха в Пфальц. Почти не располагая ресурсами, союз вряд ли сумел бы чего-то добиться. Весь 1623 год штабом защитников германских и протестантских свобод оставался переполненный дом Фридриха Чешского в Гааге.