Москва и татарский мир - читать онлайн книгу. Автор: Булат Рахимзянов cтр.№ 60

Условия этого соглашения весьма показательны как в плане индикации элементов автономии и зависимости татарских выходцев в Московском государстве, так и в плане проведения некоей условной границы во взаимоотношениях между московскими правителями и их прежними сюзеренами — Джучидами. Некоторые особенности статей этих грамот уже наводили исследователей на мысль, что основные положения присяжной грамоты Абд ал-Латифа восходят к «типовому» тексту подобных грамот касимовских (городецких) царевичей^{809 [180]}. Учитывая, что данный документ неоднократно анализировался исследователями⁸¹⁰, я заострю внимание лишь на тех моментах, которые кажутся мне принципиальными в контексте заявленной темы. Рассмотрим их, опираясь на дословные цитаты.

1. В присяжной Абд ал-Латифа имеется четкое самоназвание — рота, шерть:

Таким образом, это не договор равноправных сторон, а присяга на верность татарского хана московскому великому князю, хотя и с некоторыми ограничениями, содержащими элементы прежних неравноправных отношений между Ордой и Москвой.

2. Абд ал-Латиф был, согласно тексту документа, Василию III «братом», т. е. равной политической фигурой (притом что формально, в рамках правовых норм той эпохи, он как Чингисид был «старше» Василия, а фактически, как своеобразный, но все же вассал Василия, был его «младше»):

3. Джучид не мог ссылаться с какими-либо внешними политическими силами ни устно, ни письменно без разрешения великого князя:

При получении корреспонденции от внешней стороны он был обязан сообщать об этом Василию III незамедлительно:

4. Согласно шерти, Абд ал-Латиф являлся военным вассалом Василия:

Он был должен участвовать в военных кампаниях своего сюзерена (как раньше московские князья должны были поставлять свои полки для ордынских военных кампаний) — этот пункт уравнивал хана со всеми другими вассалами великого князя.

5. По всей видимости, отряды выезжей татарской знати вели себя на территории «русского улуса» достаточно бесцеремонно, наверное, памятуя о временах ордынской зависимости, и относились к населению Московии как к досадному недоразумению на их блистательном пути потомков Чингис-хана. Чтобы минимизировать данные «остаточные явления», документ оговаривал нюансы поведения татарского войска на московской территории:

6. По всей видимости, данный документ все же содержал в себе элементы договорных отношений, о чем говорит возможность его расторжения со стороны Абд ал-Латифа, «сложения шерти»:

Этот момент, на мой взгляд, свидетельствует о не полностью зависимом положении татарской элиты на территории Московской Руси, об индикации «переходности» периода ордынско-московских отношений в целом.

7. Некоторые пункты шерти свидетельствуют об определенной автономности территории, подвластной Абд ал-Латифу, о том, что не все нормы Московской Руси действовали на ней:

Проезд как русских, так и татарских «внешних» дипломатических представителей (видимо, в особенности тех, у которых были проблемные отношения с Крымом), а также и простых людей мог быть связан с затруднениями, нехарактерными для других, «обычных» московских территорий. Эта статья восходит к присяжным грамотам касимовских султанов: правительство Василия III вынуждено было давать от имени великого князя опасные грамоты на проезд по земле городецких казаков (такую грамоту в 1508 г. получили ногайские послы и купцы)⁸¹¹. Вряд ли можно представить, чтобы подобные моменты могли бы оговариваться относительно территории русского удельного княжества⁸¹².

8. По всей видимости, московское руководство заботилось о том, чтобы различные представители выезжей татарской знати, одновременно находящиеся на территории Московской Руси, не пытались образовать какого-либо подобия единой сети татарских анклавов, «государства в государстве», поэтому нельзя было позволять татарским правителям кооперироваться и обмениваться людьми:

При этом данный отрывок также недвусмысленно говорит нам о том, что право свободного отъезда из Московской Руси на территорию «внешнего» татарского мира (независимых позднезолотоордынских государств) на данном этапе ордынско-московских отношений у второй страты татарской знати (карачи-беков и ниже), находившейся на территории Московского государства, было:

Было сделано исключение для четырех ведущих кланов позднезолотоордынской знати — они могли свободно передвигаться от сюзерена к сюзерену, ввиду их особого положения в структуре позднезолотоордынской элиты: