Лытдыбр. Дневники, диалоги, проза - читать онлайн книгу. Автор: Виктория Мочалова, Елена Калло, Антон Носик cтр.№ 171

К сожалению, многие россияне вообще не представляют себе, какую помощь и на каких условиях они могут получить от благотворительных организаций. Кто-то никогда в жизни об этом не слышал, другой слышал, но просто не верит, что чужие незнакомые люди зачем-то захотят возиться с его проблемами. “Партизанские” методы сбора денег в частный карман известны более широко – просто потому, что они повсюду рекламируются средствами агрессивной и навязчивой рекламы, веерными рассылками, массовыми кросспостами в социальных сетях. Фонды так себя вести не могут и никогда не будут. Чтобы их найти, их нужно специально искать, и первые страницы поисковой выдачи будут плотно забиты устаревшими просьбами о материальной помощи, которые ретивый СЕОшник однажды вывел в топ, а за то, чтобы их потом убрать оттуда за неактуальностью, заплатить ему забыли. Тем не менее, на первой же странице выдачи Гугла можно найти и “Подари жизнь”, и “АдВиту”, и “Веру”, и Фонд Хабенского… Но увы, не все граждане добираются и до этой самой первой страницы. Многим кажется проще и естественней начать с рассылки почтового и поискового спама по всем доступным каналам.

Мы обращались в фонд, но нам там не ответили

Такое действительно может случиться, причём не только с благотворительными фондами, но с абсолютно любым сервисом на свете: вы обратились, а вам не ответили. Можно допустить, что контактные адреса электронной почты, в формате info@название_фонда, размещённые на заглавной странице сайта любой такой организации, утратили актуальность в первый же год своего существования из-за огромного количества спама, который обычно на такие адреса валится. Но там же рядом есть и телефонные номера, по которым можно позвонить, – так и следует поступать человеку, у которого срочное дело. Дальше вам подскажут менее публичный адрес для присылки документов.

Между фондами и частными собирателями помощи существует конкуренция: фонды недовольны “партизанскими сборами”, потому что теряют доходы

Претензии людей, профессионально занимающихся благотворительностью, к “партизанам” я неоднократно уже излагал. Все партизаны действуют по принципу “после нас – хоть потоп”, потому что это их первый и последний опыт, о последствиях которого для других потенциальных получателей помощи им думать просто некогда. Что же касается “доходов” или “упущенной выгоды” – это конспирологические бредни. Любой благотворительный фонд, ведущий активную деятельность, с каждым следующим годом собирает всё больше денег – на эту известную динамику не оказывают существенного влияния даже экономические кризисы. С годами естественным образом повышается осведомлённость жертвователей о любом работающем фонде, приходят новые доноры, придумываются корпоративные благотворительные программы, подтягиваются массовые СМИ, совершенствуются механизмы привлечения денег, появляются новые площадки, растёт синергия между участниками рынка. Да и вообще, благотворительный сегмент в России – достаточно молодой, поэтому его рост является совершенно естественным и органическим процессом. За один только 2015 год численность россиян, лично вовлечённых в благотворительность, выросла с 33 до 44,5 млн человек. При этом и доля, и абсолютная численность жертвователей в некоммерческие организации растёт быстрей любого другого сегмента. В прошлом году в фонды жертвовал 41 % взрослых россиян, в нынешнем – уже 50 %.

А вот гипотеза о том, что любому фонду нужно или зачем-то выгодно увеличивать объёмы привлекаемых средств – от банального непонимания некоторых простых вещей. Фонды – очень разные. И лишь немногие из них хорошо заточены на бесконечное масштабирование – на то, чтобы, начав с распределения отдельных сотен тысяч, перейти к управлению миллиардными потоками. Такие фонды есть, на рынке они видны невооружённым глазом, и смею вас уверить, что для их роста “партизаны” ни малейшей угрозы не представляют, потому что этот рост обеспечивается двумя факторами: медийной поддержкой и крупными корпоративными бюджетами. “Партизаны” с их СЕО и СММ-потугами не вытеснят крупнейшие фонды ни из газет с телевидением, ни из сметы корпоративных расходов крупного бизнеса на благотворительность. Но самое важное даже не это.

Как замечательно объясняется в книге Re: Work, далеко не каждая даже коммерческая компания обязана стремиться вырасти из мелкой в крупную. Для любого предприятия, как и для любого живого организма, существует его оптимальный размер, превышение которого сопряжено с серьёзными рисками потери управляемости. В бизнесе, поскольку он заточен на увеличение прибыли, масштабирование иногда бывает неизбежно (хотя существует вели ^[194] кое множество мелких частных сервисов, которым оно противопоказано). Но в благотворительном сегменте ничего подобного нет. Основная масса фондов создана маленькими группками единомышленников, и пропускная способность такой организации в первую очередь диктуется размерами и возможностями этой небольшой команды (для которой занятие благотворительностью зачастую является не основной работой, а общественной нагрузкой). Когда я читаю на сайте “Русского фонда помощи”, что с начала 2015 года они собрали 1.172.154.043 рубля, а фонд “Подари жизнь” за тот же период привлёк 717.204.489 рублей пожертвований, то я понимаю, что эти суммы превышают сборы “Помоги. Орг” за все 10 лет его существования. Но это совершенно не обессмысливает ту работу, которую мы эти 10 лет ведём. Если бы завтра на головы четырёх штатных сотрудников “Помоги. Орг” свалился такой бюджет, который Русфонд или “Подари жизнь” распределяет за месяц, одно обслуживание этих сумм потребовало бы таких сил и финансовых компетенций, которых у нас в команде отродясь не бывало и не предполагалось. Количество и денег, и проектов, которые одновременно могут находиться в работе у “Помоги. Орг”, конечно, сильно выросло с 2005 года, но это постепенный, органический рост, связанный с внутренним ростом производительности. Если б нам в “Помоги. Орг” показалось, что мы можем и хотим управлять бюджетами принципиально иного порядка, то всю необходимую для этого структуру пришлось бы отстраивать заново и с нуля, а на выходе мы вместо маленького проекта семейного типа получили бы крупную финансовую корпорацию, с отделом кадров, сложной бухгалтерией и бог весть со сколькими ещё атрибутами, о которых мы 10 лет не думали и ещё 10 лет не захотим…

Благотворительные фонды берут на себя функции Государства

Во-первых, в мире не существует ни одного государства, которое было бы в состоянии покрыть все социально-медицинские нужды своих жителей из бюджетных средств. В частности, потому, что по мере прогресса медицины больных в развитом обществе с каждым годом становится всё больше. Сегодняшние больные – это те люди, которых 10–20 лет назад не умели лечить, и они просто умирали от тех диагнозов, с которыми теперь годами живут и получают медицинскую помощь. Так что сферическое государство в вакууме, которое нашло денег, чтобы лечить абсолютно всех, на выходе получает с каждым годом всё более значительную экономическую нагрузку по социально-медицинской линии. А резиновых бюджетов ни кейнсианцы, ни монетаристы пока не изобрели.

Во-вторых, не все страны умеют лечить все болезни. Тема “лечение за рубежом” – это история не только про российских детей, которых отправляют оперироваться в Израиль, Германию, Индию. Это ещё история про миллионы бывших советских граждан, постоянно или временно проживающих на территории России. На них у Минздрава нет никакой квоты – так же, как у властей Израиля, Германии и Индии нет квоты на лечение детей из России. А эти дети лежат в любой московской и питерской клинике, в одной палате с местными. Для врачей они – такие же пациенты, врач не делит людей по цвету паспорта, и ему нужно, чтобы ребёнок смог получить назначенное ему лечение. Разумеется, те фонды, в уставе которых не прописаны ограничения по гражданству подопечных, в этом случае приходят на выручку. И, пожалуйста, не надо рассказывать, что пусть они едут обратно в свою Белоруссию и там лечатся. На счета российских благотворительных фондов поступают вполне ощутимые суммы от иностранных жертвователей – причём не только от наших бывших сограждан, но и от людей, которые по-русски не говорят, просто знают о наших бедах и считают уместным помочь. Причём это не какой-то новый тренд: первая учреждённая в России неформальная благотворительная организация, выйдя в интернет в 1998 году, довольно значительные средства получала от некоей инициативной группы итальянцев. Которые были, скорее всего, не богаты, зато имели опыт правильной организации благотворительных сборов. Поэтому они жертвовали не импульсивно, как это принято в России, а ежемесячно переводили фиксированную сумму, составлявшую в первую пару лет заметную часть от общего сбора. Им явно не приходило в голову, что они берут на себя функции Государства Российского, как раз в ту пору объявившего дефолт.