Будьте моим мужем - читать онлайн книгу. Автор: Ксюша Иванова cтр.№ 25

А любовь никуда не ушла. Не исчезла, по песчинке унесенная временем. Я все еще помнила, я все еще ждала… Хотя чего ждать-то? Сама надевала крест на шею мужа, уже лежащего в гробу, изуродованного, почти неузнаваемого, в чужом, сером в тонкую полоску костюме — кто-то из родственников позаботился тогда, утверждал, что нужно хоронить непременно в новой неношенной одежде. И костюм этот потом снился, и долго еще чудился мне на других, встреченных на улице мужчинах. И мечталось иногда, сквозь слезы и боль, будто это не его тогда отпевали, а другого, чужого мужчину, по случайной ошибке, нелепой и глупой, принятого за моего Андрея.

А любовь никуда не исчезла, до сих пор накатывала безумной тоской по ночам, когда думалось, что предложи только, и душу отдам за его руки, за пару слов, прошептанных в темноте, за одно короткое "Люблю", сказанное Андрюшиным голосом…

Кто я? Я — лгунья, обманщица! Какая я? Лживая, подлая, ветреная, легкомысленная. Я — предательница! Я недостойна его памяти! Я недостойна того, чтобы зваться матерью его детей…

В каком-то исступлении я кусала костяшки пальцев, цеплялась пальцами за собственные волосы, с силой тянула их, выла в подушку, закутавшись с головой в одеяло, все-таки помня о детях и боясь разбудить и напугать.

А когда, обессиленная, затихла, надеясь, наконец, провалиться в сон, дверь в комнату приоткрылась и раздался испуганный Полинкин голосок:

— Мам, мама! Там Андрюшка заболел!

Андрюшу рвало. Вызвав скорую, я по старому, но много раз проверенному методу, заставляла его пить теплую воду с несколькими, растворенными в ней крупинками марганцовки, чтобы промыть желудок. Он послушно пил, глядя на меня испуганными, молящими о помощи глазенками, потом его тошнило вновь, буквально выкручивая маленькое тельце.

Полинка крутилась рядом, напуганная, но как всегда все желающая знать:

— Мам, а ему укол будут делать, да? Как мне зимой, когда температура была?

— Спи давай, Поля! Не пугай ребенка! Доктор просто посмотрит тебя, Андрюша, — я держала его на руках, молясь только о том, чтобы это не оказалось что-то опасное для жизни.

Градусник, засунутый подмышку на всякий случай, хоть я и не ощущала высокой температуры, прикладываясь губами к его лбу, показал обычные 36,4. И это меня немного успокоило — значит, не инфекция какая-нибудь.

Потом скорая, укол после пятнадцатиминутного плача и уговоров, причем не только Андрюшиного плача, но и Полинкиного — за компанию или от живущего в детском подсознании извечного страха перед врачами, уколами, лекарствами и больницами.

Фельдшер посоветовал утром показаться детскому врачу, а пока, если не станет хуже, оставаться дома.

Я смогла лечь только к утру, когда Полина и Андрюша заснули рядом на одной кровати. И самое главное, при всей моей усталости я не могла заснуть — болела голова, а встать и сходить за таблеткой не было сил, да и мысли мучили всякие.

В закрытое шторами окно смотрелся серый рассвет, через открытую форточку доносилось пение какой-то ранней птахи и тарахтенье чьей-то заводимой, но не желающей служить своему хозяину, машины. И мне, сжавшейся в комочек на Полиной кроватке, почему-то уже не казалось таким уж ужасным то, что произошло между мною и Павлом. Даже наоборот. Вот именно в эту минуту хотелось, чтобы он оказался рядом. Мне хотелось поддержки, понимания. И я была уверена, что он бы сейчас просто обнял меня, прижал своими сильными ручищами к широкой груди и все сразу же наладилось.

Проваливаясь в сон, я совсем не думала о муже…

… - Давай усы нарисуем? Не хочешь? Да ты боишься просто. Ха-ха, трусишка-зайка серенький! Пошли тогда Кирюхе татуху набьем? Где? На лбу, конечно. Пошли? Ага.

Шепот отдалялся, а я отлично понимала умом, что нужно во что бы то ни стало открыть глаза, но они отказывались подчиняться. И я снова засыпала, словно проваливалась в глубокую яму.

Окончательно проснулась и даже резко села в кровати, услышав веселое из прихожей:

— Что? Кушать хочешь, наверное? Ну пошли, я тебя накормлю. Что тут у нас есть?

Еще толком не придя в себя, я уже бежала в кухню, на ходу крича:

— Эй, мелкие, ничего не есть! Андрюша, тебе доктор что сказал? "Лучшее лекарство — голод"! До обеда голодать будешь!

На часах было почти одиннадцать часов! Вот это я поспала! Хорошо хоть на работу не нужно! Ох, а нужно ли в интернат сообщать о том, что с Андреем ночью случилось? По сути, документы-то еще не совсем готовы, и он пока моим ребенком не является. Поставив вариться курную грудку — лучше бульона в лечении разных болезней мир еще ничего не придумал, а Полине с Кириллом на этом же бульоне можно лапшу сварить с морковью и луком, я заглянула ко все еще спящему старшему сыну, сегодня получившему выходной, и отправилась на поиски мобильного телефона.

Собственно, я догадывалась, что Полинка, как обычно по утрам, когда мне поспать подольше хочется, взяла телефон и смотрела на нем видео про слаймы, капризных девочек-блогерш и розовых поняшек. Так оно и было. Дети спрятались от меня в импровизированный шалаш — два стула со спинками, сверху укрытые одеялом, и смотрели что-то веселое и громкое.

— Так, вылезайте! — я согнулась, пытаясь разглядеть, чем они там заняты. — Одеваться, умываться и прибираться! Андрюша, животик болит? Тошнит тебя?

Мальчик остановился в своей обычной позе — ручки опущены вдоль тела, глаза — в пол. Но головой помотал из стороны в сторону, что я посчитала очень хорошим знаком — впервые он откликнулся мне, пошел на контакт!

… На телефоне было два пропущенных. Один от Назарчук. Перезвонив ей, я была озадачена новостью — завтра можно будет приехать и подписать документы! И Андрюша может оставаться у меня навсегда! Эта весть могла бы быть очень радостной для меня, если бы не одно обстоятельство. Подписывать документы должны оба родителя… Как я теперь, после вчерашнего (вспоминать было стыдно и даже немного страшновато из-за пощечины) смогу позвонить и попросить Павла приехать и снова мне помочь? КАК? Нет, это совершенно невозможно!

Я изо всех сил старалась гнать прочь мысли о случившемся, но они снова и снова лезли в голову. Я пыталась уговорить себя, пыталась подобрать слова, которые скажу Паше, придумывала массу грубых ответов, которые якобы скажет мне он. Но так и не решилась… Телефон, который минут пятнадцать я задумчиво крутила в руках, зазвонил сам. Номер был незнакомый.

— Добрый день, Эмма Сергеевна!

Голос был веселый и дружелюбный. Голос был незнакомый и мужской.

— Здравствуйте!

— Вас беспокоит с утра пораньше Антон. Помните? Журналист из газеты! Мы с вами об интервью договаривались…

Разве договаривались? Вроде бы, я советывала ему к Назарчук обратиться и про какую-то другую, более опытную приемную семью написать? Видимо, поняв мое замешательство, он затараторил в трубку: