Екатерина Великая. Завершение Золотого века - читать онлайн книгу. Автор: София Волгина cтр.№ 66

— Ужо вы так, голубушка-государыня, привязались к этому маленькому кавалеру, — стала журить ей Перекусихина, — что и времени у вас нет с нами поговорить.

На что государыня, усаживаясь в кресло, ответствовала:

— Я с ним, Саввишна, отдыхаю, понеже, поверь, одно удовольствие с ним разговаривать.

— И об чем можно толико долго толковать с дитем, — ревниво испрашивала Королева.

Екатерина, благодушно взглянув на своих подруг, ответствовала:

— Вообразите, — обо всем! Сегодни говорили об лошадках, зиме, дальней дороге. И я даже вырезала для него сани с лошадками и кучером. Рисовал их он сам, такой талантливый мальчик! Как он был счастлив новой игрушке!

Перекусихина поближе подошедши к Екатерине, растерянно испросила:

— А где вторая тесемка от воротничка? Утром она была на месте, сама видела.

Екатерина засмеялась:

— Эко ты приметливая, Саввишна! Я ее оторвала, как раз для вожжей, понеже не было под рукой веревочки. А лошадке для кучера надобны были вожжи.

— А за маленьким портретом вашим вы присылали тоже для Саши? — испросила Королева, косясь на Перекусихину. — Он попросил?

Екатерина, улыбаясь, как бы сама себе, охотно поведала:

— Он никогда ничего у меня не просит. Это я полюбопыствовала, есть ли у него мой портрет. Он ответствовал, что нет. Тогда я ему и говорю: «А ты еще уверяешь, что меня любишь». А Сашенька мне в ответ: «Маменька мне не дала». Потом подумал немного и добавил: «В Большой гостиной у нас есть ваш портрет».

Перекусихина покачала головой:

— Каковой умный ребятенок!

Екатерина согласно и радостно кивнула:

— А я ему говорю, дескать, знаю про тот портрет, но он не твой. Поелику я подарю тебе другой, поменьше. Засим я послала Зотова в Эрмитаж, но там не оказалось маленьких портретов. Тогда я послала, Марья Саввишна, к тебе уступить один.

Екатерина извинительно посмотрела на Перекусихину, коя замахала руками:

— Бог с вами, голубушка, Екатерина Алексеевна! На здоровье, на память, конечно, ребятенку надобно.

Екатерина, улыбнувшись, продолжила:

— Так вот слушайте, что далее было. Он с восторгом принял подарок и, уезжая, положил портрет на заднее сидение, а сам уселся напередок, со словами, кои передал мне Зотов: «Я еду в карете не один, а с государыней». Таковой гордый оным!

Протасова заметила:

— Портрет-то не простой. Внизу тамо написаны стихи де Сегюра в вашу честь.

Перекусихина напомнила:

— Он написан в Киеве Иваном Шебановым, крепостным князя Таврического.

Протасова полюбопытствовала:

— А что же другой мальчонка, ровесник Саши, Валентин Эстергази, сынок посланника французкских принцев? Вы с ним не очень-то возитесь. А он таковой милашка лицом.

Екатерина, выдержав паузу, ответствовала:

— Его любит Платон Александрович. А мне с ним не так интересно. Валентин разговаривает со мной заученными от родителей словами, поелику нет у него непринужденности Сашеньки. Сегодни маленький Рибопьер рассказывал мне, что намедни наелся пироженных, и ему стало тошно. Увидев оное, мои внуки подбежали к нему. Неугомонный Константин схватил его за плечи и стал толкать под стол.

Обе подруги округлили глаза. Екатерина недовольно кивнула: дескать, да, сие — худой поступок внука.

— Но мой Александр Павлович сумел отбить его у брата и дал маленькому Рибопьеру стакан воды. И что мне делать с Константином? — обратилась Екатерина к своим фрейлинам. — Его никакие увещевания не берут, токмо устрашения…

Далее подруги долго обсуждали поведение Великого князя Константина и, как бороться с его своеволием.

* * *

После своего дня рождения Григорий Александрович проснулся с тяжелой одышкой. Поднялась температура. Пока адъютанты и доктора решали, что делать, Светлейший князь Потемкин написал свое последнее собственноручное письмо государыне:

Написав сии строчки, он перестал узнавать окружающих, а засим потерял сознание. В течение девяти часов врачи не находили пульса. В середине следующего дня, очнувшись, он увидел у постели своего друга, генерал-маиора Михаила Леонтьевича Фалеева, токмо приехавшего, из любезного им обоим, города Николаева. Несмотря на сильные боли, князь все же был весьма рад послушать рассказ Фалеева о строящемся Николаеве. Они проговорили весь день, и Потемкину страстно захотелось увидеть свой любимый Николаев. Он настойчиво потребовал отвезти его туда. Выезд назначили на следующее утро. Проведя бессонную ночь, он поминутно спрашивал который час и все ли готово. Желая оттянуть отъезд, ему отвечали, что нет лошадей, дескать, их отправили на водопой. Князь понял, что его обманывают и рано утром, несмотря на сильный туман, он объявил, что пора отправляться. Его положили в кресло и перенесли в большую шестиместную карету. Он продиктовал Василию Попову последнее письмо Екатерине:

«Яссы. 4-го октября 1791 году

Матушка Всемилостивейшая Государыня. Нет сил более переносить мои мучения. Одно спасение остается оставить сей город, и я велел себя везти в Николаев. Не знаю, что будет со мною.

Вернейший и благодарнейший

Подданный

и приписал внизу:

Одно спасение уехать.»

И не подписал, понеже на подпись уже не хватило сил.

Генералы Попов, Энгельгардт, графиня Браницкая и другие приближенные растерялись, не зная, как поступить с сильно изможденным, едва живым больным.

Перед отъездом в Николаев, князь Потемкин приказал Василию Степановичу Попову остаться на месте на некоторое время в рассуждении начинающихся с турками конференций. Рейс-эфенди и драгоман Порты, Мурузий, были больны, но как уже они теперь на ногах, то через день собирался первый съезд. Посему, Василию Степановичу Попову надобно было способствовать всему, что токмо возможно будет употреблено к скорейшему совершению мирного договора.