От Версаля до «Барбароссы». Великое противостояние держав. 1920-е – начало 1940-х гг. | Нина Владимировна Васильева, Виталий Богданов, Виктор Гаврилов | страница 102 | we-believe-russia.ru

Великобритания, которая болезненно восприняла поражение своего экспедиционного корпуса, с приходом к власти 10 мая кабинета У. Черчилля, заявившего себя противником гитлеровской Германии, стремилась улучшить свои отношения с Россией, ослабить связи Москвы с Берлином, всячески подчеркивая, что немецкое господство в Европе опасно и для СССР.

Во время своей первой встречи со Сталиным новый британский посол С. Криппс вручил ему личное послание Черчилля. Английский премьер-министр писал: «…В настоящий момент проблема, которая стоит перед всей Европой, включая обе наши страны, заключается в следующем: как будут государства и народы Европы реагировать на перспективу установления германской гегемонии над континентом… Только сам Советский Союз может судить о том, угрожает ли его интересам нынешняя претензия Германии на гегемонию в Европе, и если да, то каким образом эти интересы смогут быть наилучшим образом ограждены»^[748].

Сталин не ответил на это письмо, но о его беседе с Криппсом было сообщено Шуленбургу. Это имело целью, с одной стороны, подчеркнуть его полную откровенность в отношениях с германским руководством, а с другой – уже в самих ответах Сталина британскому послу сквозила явная заинтересованность СССР в положении на Балканах. «По мнению Сталина, – докладывал Шуленбург в Берлин, – ни одна держава не имеет права на исключительную роль в деле объединения балканских стран и руководства ими. Советский Союз не претендует на такую роль, хотя в положении на Балканах он заинтересован»^[749]. Это свидетельствовало о том, что советское правительство, зная о претензиях немцев на господство в этом регионе, намеревалось продолжать отстаивать свои интересы, укреплять границы, повышать свою роль и значимость в международных делах.

К этому обязывали и действия Германии. Еще не закончилась военная кампания во Франции, а на восток уже начали перебрасываться десятки дивизий вермахта. Немецкие войска сосредоточивались в Восточной Пруссии. Объявленная дополнительная мобилизация и другие мероприятия свидетельствовали о нарастании военной угрозы в этом районе. К 17 июля, по данным советской разведки, только из Франции немцы перебросили на восток 30–40 дивизий; в Польше было сосредоточено 36 дивизий, в Восточной Пруссии – 12^[750].

Одновременно с этим германский флот развернул активную крейсерскую войну в Балтийском море, причем в зоне непосредственных военно-стратегических интересов СССР. Германские военные корабли сосредоточились у входа в Финский и Рижский заливы, а патрульные катера входили в устье этих заливов под предлогом контроля прибалтийских и финских торговых судов, которые доставляли в шведские порты грузы для Англии^[751].

Германия активизировала политическую деятельность на юго-западе Европы, в частности в Румынии, обещая ее правительству, проводившему враждебную СССР политику, оказать помощь в вооружениях. В июне министр иностранных дел Румынии И. Джигурту заявил, что в ближайшее время его страна получит большое количество немецкого оружия, с помощью которого она в течение почти четырех месяцев сможет вести войну против Советов^[752].

В тот период Берлин считал еще преждевременным инициировать вооруженный конфликт между Румынией и СССР, поскольку это могло негативным образом сказаться на румынских нефтяных поставках в рейх. Однако, несмотря на это, германская дипломатии всячески поощряла румынский национализм и реваншизм, умело направляя их против Советского Союза.

Германия также старалась помешать установлению дружественных отношений между СССР и Турцией. Статс-секретарь германского МИД Э. Вейцзеккер, передавая соответствующую инструкцию в германское посольство в Анкаре, требовал препятствовать любому сближению турецкого правительства с Москвой. Он подчеркивал, что Турцию надо держать «в страхе перед Советским Союзом»^[753].

Таким образом, ухудшение отношений с Англией, Францией и странами англо-французской ориентации, победы вермахта в кампании против союзников, особенно на фоне недавних неудач Красной армии в советско-финляндской войне, разгром англо-французской коалиции, – все это вызывало растущую тревогу у советского руководства. Надежды на затяжную войну на Западе исчезли. Попытки урегулировать политические и экономические связи с западными державами к успеху не привели. Неопределенность международной обстановки требовала принять срочные меры по повышению оборонного потенциала страны и вооруженных сил. Резко возросли ассигнования на оборону. Если в 1938 году они составляли 23 млрд рублей, то в 1940 году – около 57 млрд. В июне 1940 года Президиум Верховного Совета СССР принял Указы «О переходе на восьмичасовой рабочий день, на семидневную неделю и о запрещении самовольного ухода рабочих и служащих с предприятий и учреждений» и «Об ответственности за выпуск недоброкачественной продукции». Вводились строгие меры по укреплению порядка и дисциплины. Полным ходом шла реорганизация РККА, резко увеличилась численность армии и флота, поступала новая техника, шло формирование десятков механизированных соединений. С апреля 1940 года Генеральный штаб приступил к разработке оперативного и мобилизационного планов на случай войны.

Все это делалось с единственной целью – усилить внешнеполитические и стратегические позиции СССР в предвидении неминуемого столкновения с германским фашизмом.

Быстрый разгром Франции ускорил принятие Сталиным решения о переходе к более определенным формам советского контроля в Прибалтике.

С другой стороны, в те июньские дни советское руководство принимало меры и к тому, чтобы обезопасить юго-западные рубежи Советского государства. Это вызывалось тем, что на юго-западных границах СССР Германия резко усилила давление на Румынию, стремясь превратить ее в плацдарм, с которого немецкие войска могли бы выйти к Одессе, промышленным центрам Юга страны и черноморским портам.

29 марта 1940 года Молотов на сессии Верховного Совета СССР заявил, что «у нас нет пакта о ненападении с Румынией. Это объясняется наличием нерешенного спорного вопроса о Бессарабии, захват которой Румынией Советский Союз никогда не признавал, хотя и никогда не ставил вопрос о возвращении Бессарабии военным путем»^[754]. Это заявление вызвало в Румынии определенное беспокойство. 19 апреля 1940 года Коронный совет Румынии высказался против добровольной уступки Бессарабии СССР, предпочитая пойти на военный конфликт.