Горби. Крах советской империи - читать онлайн книгу. Автор: Джек Мэтлок, Родрик Брейтвейт, Строуб Тэлботт cтр.№ 15

* * *

Когда Горбачев снова выступил с советской стороны, он уже несколько отступил от того, что говорил раньше. Роберт Гейтс сделал из этого вывод, что ранее Горбачев «вышел за пределы того, что было ему подготовлено» в памятной записке. Стремясь переложить на другого проблему, по которой у него возникли сложности со своими коллегами, Горбачев трижды просил Шеварднадзе проработать с Бейкером германскую проблему.

Сначала Шеварднадзе наотрез отказывался, говоря: «Этот вопрос должны решать главы правительств… Тут требуется политическая ориентация». Но под конец все же сдался.

Американцы были удивлены. Никогда прежде советский министр иностранных дел так открыто не противился воле главы своего государства в их присутствии. Американцы решили, что Горбачев пытается заставить Шеварднадзе взять на себя ответственность за все, что произойдет в Германии, а министр иностранных дел не хочет на это соглашаться.

Идя даже дальше, чем на Мальте, Горбачев особо подчеркнул свою надежду на то, что американские военные еще долго будут оставаться в Европе. Он сказал Бушу: «Я хочу, чтобы вы знали: я считаю, это и в ваших интересах, и в наших. И об этом я готов сказать публично».

Многие американцы, слушая Горбачева, пришли к выводу, что по крайней мере на данный момент он утратил свою обычную способность делать вид, будто знает ответы на все вопросы. Роберт Блэкуилл заметил, что Горбачев в меньшей мере владеет собой, менее требователен и меньше командует, чем на Мальте.

Буш поднял вопрос об «открытом небе» – своем предложении о том, чтобы допустить полеты самолетов с инспекторами над военными базами – которое лежало под спудом вместе с другими вопросами по контролю над вооружениями: «Я просто ошарашен тем, что вы его не подписали. Мы не понимаем. Если проблема в технике, мы продадим вам нужную технику». Горбачев сказал: «Это, похоже, весьма близко к нашей позиции. Верно, маршал Ахромеев?»

Маршал затряс головой и решительно заявил: «Нет, мы не можем открыть все районы Советского Союза – разве что нам будет предоставлено право летать над американскими базами на Филиппинах и в других районах земного шара!» Американцев снова поразило это неподчинение приказу и новый намек на то, что Горбачев теряет контроль над своими военными.

По пути назад, в посольство, Горбачев велел остановить свой лимузин и вышел на углу Пятнадцатой улицы и Пенсильвания-авеню. Ему хотелось воссоздать магию декабря 1987 года, менее сложного и более благополучного периода в его жизни. Горбачев буквально упивался своим успехом, когда толпа начала приветствовать его и аплодировать. Через переводчика он воскликнул: «Я, право, чувствую себя здесь как дома!» Это была странная, но много говорящая фраза: так как на родине его собственный народ не устроил бы ему такой встречи.

Вечером Буши дали Горбачевым официальный обед, после которого был концерт, где пела меццо-сопрано Фредерика фон Штаде. В противоположность американцам, которые были в смокингах и вечерних платьях, Горбачев приехал в обычном костюме для деловых встреч и пытался даже во время обеда заниматься делами, уговаривая своих хозяев не тянуть и подписать советско-американское соглашение о торговле.

У Горбачева столь велика была жажда ощущать расположение общественности и видеть доказательства своего значения на Западе, что и на следующий день он выделил четыре часа своего времени и принял поочередно пять наград от различных организаций. Это были: премия мира Альберта Эйнштейна, медаль борцу за свободу имени Франклина Делано Рузвельта, премия ненасильственного мира имени Мартина Лютера Кинга-мл., награда человеку, вошедшему в историю, и международная премия мира имени Мартина Лютера Кинга-мл.

Горбачев, широко улыбаясь, встречал представителей каждой организации, торжественно входивших в пышный зал приемов советского посольства; они вешали на стену свою эмблему и перед камерами советского и американского телевидения превозносили Горбачева до небес.

* * *

На протяжении всего дня экономические советники Буша уговаривали его как можно скорее нормализовать торговые отношения с Москвой – это послужит стимулом как для внутренних реформ в Советском Союзе, так и для торговли между Востоком и Западом. А его политические помощники предупреждали против каких-либо шагов, которые могут быть интерпретированы как услуга или награда Горбачеву в такое время, когда он все еще удерживает в подчинении прибалтов.

Под влиянием эмоционального заявления Шеварднадзе накануне Бейкер в телефонном разговоре с президентом в середине дня рекомендовал подписать торговый договор. Буш согласился – при условии, что Горбачев подтвердит свое обещание урегулировать прибалтийский кризис путем мирного диалога, а не с помощью силы. Президент так поздно принял решение, что никто не подумал принести соответствующие документы в Белый дом – пришлось посылать за ними курьера в министерство торговли.

В шесть часов американская и советская делегации, конгрессмены, сенаторы и все остальные собрались в Восточном зале. Прежде чем проследовать туда за Бушем, Горбачев спросил: «Мы будем подписывать торговое соглашение?» Буш ответил: «Да». Горбачев широко улыбнулся и сказал: «Это для меня действительно важно».

Буш предупредил его, что не пошлет договора в конгресс и не поставит вопроса о предоставлении СССР режима наибольшего благоприятствования в торговле, пока Советы не примут закона об эмиграции и не будет решена проблема Литвы. Он сказал, что намерен специально упомянуть о связи между этими двумя проблемами в своем публичном заявлении.

Горбачев попросил Буша не связывать подписание торгового договора с проблемой Литвы, так как он будет выглядеть тогда в глазах сторонников жесткой линии у себя дома слабым, поддающимся давлению извне. Буш с неохотой согласился выполнить его просьбу.

Затем два лидера вошли в Восточный зал и сели за изысканный, резного дерева стол, за которым был подписан не один договор, начиная с пакта Келлога – Бриана 1928 года, попытки обязать великие державы не прибегать к войне для урегулирования своих разногласий. Большая часть присутствующих все еще не знала, подпишет ли Буш торговый договор.

Буш раскрыл карты в одной-единственной фразе в конце своего вступительного слова: «Президент Горбачев и я подпишем также торговое соглашение и ожидаем принятия советского закона об эмиграции».

Это был классический пример того, как Буш предпочитал вести дела с Горбачевым, и хорошая иллюстрация эффективности такого метода. Буш давал Советам то, в чем они отчаянно нуждались, и услугу эту ставил в зависимость от серьезной уступки с их стороны. Тем не менее, решая этот вопрос без шумихи, чуть ли не мимоходом и не тыкая Горбачева носом в необходимость уступок, – Буш сумел увязать американо-советскую торговлю с политикой Кремля в отношении собственных граждан, против чего предшествующие советские лидеры не только возражали, но и считали это неприемлемым.

В тот вечер мотоколонна с Бушем под вой сирен, с развевающимися флажками примчалась к советскому посольству, где Горбачевы давали ответный обед. На этот раз все мужчины были в деловых костюмах. Бушей провели по парадной лестнице на второй этаж, где их встречали хозяева.