Ровесник СССР: Всюду Вселенную я объехал - читать онлайн книгу. Автор: Владимир Силантьев cтр.№ 36

Я дежурил в «Известиях», когда по телетайпу ТАСС пришло сообщение о том, что Фидель провозгласил свою революцию социалистической. Мы ждали этого события. Как положено дежурному, к сообщению надо было придумать заголовок и по важности информации определить место публикации в газете. Я заверстал сообщение на первой полосе, сверху всех других материалов. То была сенсация, и на нее обратил внимание Аджубей. Он кому-то позвонил по «вертушке» и продиктовал мне нейтральный заголовок «Заявление Кастро». О социализме ни слова. Как я разузнал спустя некоторое время, хрущевская Москва не верила в искренность Фиделя. Но отказаться от Кубы, с которой радарами можно просматривать территорию США, мы не могли. И начали помогать строить социализм.

Мы прислали на Кубу не лучших дипломатов, журналистов, специалистов-хозяйственников. Среди них были очень честные, добросовестные люди, но были и рвачи, лентяи, зазнайки. С хрущевской «оттепелью» проснулись и наши «рыночники». Мы ратовали дома за усиление «материальной заинтересованности» в производстве. Фидель начисто отвергал этот подход и уверял наших людей на Кубе, что этим принципом руководствовались до революции, а она свершилась для того, чтобы покончить с частнособственнической психологией.

Хрущевское время породило «конфликтное кино», в котором обязательно присутствовал будничный советский негатив, а кубинцы в целях воспитания молодежи нуждались в таких фильмах, как «Чапаев», «Котовский», «Как закалялась сталь». Кубинские товарищи спрашивали меня, нет ли у нас еще подобных картин. Да нет, больше нет, не снимают наши кинодеятели, уверяют, будто «чапаевщина» – пройденный этап. Я сделал для себя открытие, что есть в мире народы с весьма короткой историей, как Куба, в которой к тому же немного национальных героев и героических страниц. И поэтому воспитание людей на примере героики прошлого ограничено. Я понял также, что Россия, напротив, с ее драматической и долгой историей пренебрегает своим героическим прошлым.

Наши отношения с Фиделем были подмочены Карибским кризисом. Не спрашивая согласия кубинцев, даже формального разрешения пограничных властей и таможенников, мы пригнали на Кубу свои суда и спешно, как требовал Вашингтон, вывезли ракеты. Такое поведение могло вызвать только шок в сознании Фиделя. Наши уверения в дружбе и готовности защитить Кубу не соответствовали реальным делам. Много лет Фидель слышал наши клятвы и обещания, а на деле никакого договора или соглашения о военной помощи или поддержке на случай агрессии не существовало. Наши трения с Гаваной обострились в последние годы моей работы там собкором в 1967–1968 годах.

Алехандро, так дружески мы звали нашего посла Александра Ивановича Алексеева, уехал в Москву, обиженный Фиделем. А ведь сам Фидель настоятельно просил назначить Алексеева послом. В 1959 году в момент победы революции в Гаване не было ни одного советского человека: отношения с Москвой были прерваны диктатором Батистой. Лишь «случайно» появился Алехандро в качестве корреспондента ТАСС. Москва поручила ему вести переговоры о восстановлении отношений. Алехандро явился к Фиделю «при галстуке», чуть ли не в смокинге, как полагалось. Фидель отказался иметь с ним дело – он счел, что ему привели буржуя, а не представителя Страны Советов. Сам Фидель одевался по-военному в гимнастерку и солдатские ботинки. При галстуке я его никогда не видел. Спустя некоторое время Алехандро снова направился к Фиделю, надев кубинскую традиционную рубашку – гуаяберу. Фидель его принял. Но в качестве посла из Москвы прислали типичного аппаратчика, хотя и неглупого человека. Посол Фиделю страшно не понравился, и он просил прислать знакомого друга Алехандро. И вот «друга» фактически изгоняли. Наши циники уверяли, что Фидель выжал Алехандро как лимон: посол, мол, имел прямые контакты с Хрущевым и, минуя министерских чиновников, выбивал для Кубы технику, сырье, запчасти. А когда Никиту «ушли», контакты Алехандро прервались.

Дело обстояло гораздо сложнее. Фидель разочаровался в политике Москвы, которая была лишена ясной и четкой концепции социалистического развития. В местном журнале «Теория и практика» были популярно изложены взгляды Фиделя Кастро по вопросам идеологии. Вот наиболее актуальные из них: развивать свой путь строительства социализма; бороться с бюрократизмом в партии и государстве; утвердить вооруженный путь борьбы как единственное средство завоевания власти; сформулировать политэкономию социализма; всесто плохих, неполных, абстрактных учебников, что существуем, создать свои; на всех уровнях развивать свои идеи; ратовать за свободу мысли революционеров.

Кубинское руководство нарочито подчеркивало свое прохладное отношение к Москве. По случаю 50-летия Великого Октября в посольской резиденции состоялся большой прием, но оставшийся за Алехандро советник-посланник Юрий Лебедев не ждал Фиделя и его соратников. В газетах слабо освещалась круглая дата нашей революции. И вдруг появились Фидель, его брат Рауль, президент страны Дортикос. Фидель подтрунивал над нашими дипломатами, а собкору «Правды» Вадиму Листову в насмешку сказал: «Смотрю, ты потолстел. Видно, мало работаешь, все на рыбалке».

Пикировались минут десять. Фидель был в курсе, что «Правда» сдержанно пишет о Кубе. На удивление всем, он в тот вечер много пил водки, хотя подчеркивал, что он непьющий.

Наконец Москва прислала нового посла Солдатова, с которым я познакомился еще в Лондоне. Встречали его мидовский чиновник, послы соцстран в Гаване. Он меня узнал. «Вы возмужали», – сказал он, приветствуя меня. Еще бы, прошло девять лет, как мы виделись последний раз в Англии. Из Лондона Солдатов вернулся на должность замминистра иностранных дел, был избран членом ЦК. Позже ему предложили пост постоянного представителя СССР в ООН. Переведенный из консультантов ЦК к нам в «Известия» Александр Бовин с улыбкой рассказывал: Солдатов ответил Суслову, что еще подумает, работать ли в ООН. Не успел: за него «подумали». Так он оказался в Гаване. Солдатов начал серию совещаний с дипломатами, журналистами. Мы информировали его о революции и революционерах, об иждивенческих настроениях руководства… Он перебил: «Точнее, жульнических, верно?» Посол был настроен решительно, заручившись мандатом Москвы сказать Фиделю: «Мы за сотрудничество и дружбу, но у русских есть пословица – насильно мил не будешь». Наверняка так и сказал Фиделю. Тот сделал все возможное, чтобы избавиться от нового посла, и добился своего. Солдатов затем был много лет нашим послом в Бейруте.

Не считал, сколько очерков, репортажей и статей о Кубе было опубликовано в «Известиях», «Неделе», «Новом времени» и «За рубежом». В них я рассказывал о трудностях Кубы намеками, полутонами. О противоречивых отношениях между Москвой и Гаваной ни слова. Зато все материалы проникнуты оптимистическим тоном. Помню, ко мне, вновь назначенному редактору международного отдела «Недели», обратились с вопросом: «Какова будет ваша линия в освещении жизни братских стран?» Мне ответить бы шуткой: партийная, мол, линия будет, но я сказал серьезно: «Интересных и жареных тем много. Сужу по многолетней работе на Кубе. И хотя сегодня наше государство с Фиделем Кастро не в ладах, критика в его адрес и критика всех братских стран не принесет пользы, лишь обострит отношения. К сожалению, мы не умеем критиковать, как, скажем, англичане поучают свои бывшие колонии. Тактично, ради дела, без оскорблений. И те не обижаются. Мы же способны только на крайности – либо белое, либо черное».