Ровесник СССР: Всюду Вселенную я объехал - читать онлайн книгу. Автор: Владимир Силантьев cтр.№ 58

Не думаю, что когда-либо работники новых, современных «Известий» получат такие блага. Теперь это не уважаемые труженики своей страны, а наемные рабочие циничных предпринимателей.

Когда я был собственным корреспондентом «Комсомольской правды» в Лондоне, то порой тушевался, не зная ответа на вопросы английских студентов: «Как выглядят советские молодежные стройки в Сибири?» Что я мог сказать? Не был я в Сибири и даже не был на стройке в Москве. Из института сразу пришел на работу в газету журналистом-международником. И вот однажды, находясь в Москве в отпуске, я попросил у начальства командировку на комсомольскую стройку в Братск. «Молодец! – похвалили. – Поезжай на стройку прокатного стана в Нижний Тагил, оттуда – в Челябинск. В Нижнем Тагиле работает отряд комсомольцев. Не жалуются на комаров. Живут в пятиэтажных домах со всеми удобствами».

В Челябинске я увидел столько домен и мартеновских печей, что пешком их за день не обойдешь. Меня возили на грузовичке от одной домны к другой. Потому что одна заряжалась металлом и углем для плавки. Вторая остывала, а третья сливала сталь из гигантских ковшов.

Челябинск до войны был средним промышленным городом. Около миллиона челябинцев ушли на фронт. Из них каждый четвертый не вернулся. 262 южноуральца награждены Золотой звездой Героя Советского Союза.

Молодежь, не достигшая призывного возраста, женщины, старики и даже дети сооружали цеха для эвакуированных заводов. Порой трудились в снегопад, в дождь. Не знаю, был ли наш чудесный поэт Харитонов в Челябинске, но он здорово написал: «Дни и ночи у мартеновских печей не смыкала наша Родина очей». Кроме того, город приютил 500 тысяч эвакуированных из областей, захваченных фашистами. Челябинск стал миллионным городом, «танкоградом». Он производил листовую броню. Уже в конце 1941 года Челябинск направил на фронт танковую роту из семи тяжелых танков «КВ».

В память о подвиге воинов города, самоотверженном труде его жителей воздвигнут мемориал Стена Памяти на Аллее славы в центре Челябинска. Длина стены – 1418 метров, по количеству дней, которые продолжалась Великая Отечественная война. На стене размещены фотографии участников войны и тружеников тыла.

После окончания Великой Отечественной войны числилось 27 миллионов погибших советских людей, воинов и мирных жителей. Страшная цифра! Ученые подсчитали: если бы человечество решило почтить память каждого из них по русскому обычаю минутой молчания, на это понадобилось бы 50 лет. Полвека!

Данные о погибших в страшной войне, конечно, до конца не выверены. Учтены ли два моих товарища-механика, которых мы похоронили в Смоленске в конце 1943 года прямо в авиагарнизоне аэродрома Северный. Более восьми месяцев мы находились в городе, который был сильно разрушен. Жили в наполовину разбомбленной казарме возле пустых четырех примыкающих к гарнизону пятиэтажных домов. Без воды, без тепла.. Аэродром Северный занимал огромную открытую ровную местность. Убегая, немцы взорвали центральные взлетные полосы строго в шахматном порядке, оставив две узкие заасфальтированные полосы, с которых улетали сами.

Смоленск – город, разделенный холмами. Между ними по довольно узкой долине проложены железнодорожные пути и течет Днепр. С нашей холмистой стороны был виден внизу вокзал, автостоянки, несколько зданий – бывший рынок и баня. Мост от фугаски согнулся дугой. На южном холме – срезанные снарядами фасады домов качались, как оторванные от стояка радиаторы отопления. Там, говорили, находился горсовет и другие учреждения.

Через Смоленск доставляли по рельсовым путям боеприпасы, шли военные эшелоны на фронт. Каждую ночь «юнкерсы» обрушивали фугаски на железнодорожный узел. Не щадили и авиагарнизон. Мы спасались, прячась в щели в склоне холма. Однажды с механиком Костей Воробьевым спрятались в стальной водосточной трубе меж двух холмов. «Костя! – крикнул я. – Вылезай! Упадет фугаска, и нас вышибет взрывной волной».

Костя служил в первой эскадрилье, а я – в третьей. Наши самолеты стояли в разных концах аэродрома. Был жаркий июнь. Вдруг я увидел, как Костя, объятый пламенем, бежит к нам на стоянку. Он горел. Я догадался почему. Костя хранил свой летный комбинезон в кабине самолета, возле бензобака. Комбинезон пропитался бензином. Костя – заядлый курильщик. Закурил, и комбинезон вспыхнул. Он с трудом сорвал его с себя. Но горела уже гимнастерка и майка. Мы догнали его, свалили, накрыли плотным моторным чехлом. Огонь погас. Но доктор в госпитале сказал, что солдат не выживет – слишком много ожогов на теле.

Мы похоронили Костю в сквере между двумя пустующими пятиэтажными домами. Прощание было коротким. Опустили гроб: «Прощай, дорогой товарищ. Пусть земля тебе будет пухом». Трошанин, техник эскадрильи, вытащил пистолет и трижды салютовал. А вскоре рядом с Костей похоронили старшину Черныша. Его нашли в густой траве метрах в десяти от хвоста самолета. Там он любил вырезать из обломков плексигласа портсигары, всякие безделушки. Сочли, что его убил из пулемета стрелок-радист, улетавший на боевое задание и решивший опробовать свое оружие. Это разрешалось. Разрешалось стрелять в сторону.

Прошли годы, десятилетия. Смоленск восстановили. Мы на юбилейные праздники родного полка приезжали в гарнизон на поезде. С вокзала на грузовичке ехали на аэродром Южный, то есть Шаталовский. Однажды я предложил Павлу Александровичу, коренному смолянину, подняться в гору, найти дом-развалину, где мы жили, и положить цветы к могилам Воробьева и Черныша. Долго искали скверик с детской песочницей. Могил наших товарищей так и не нашли.

На телеэкране было хорошо видно, что над американским городом-гигантом разверзлись небеса. Два небоскреба-близнеца были объяты огненным смерчем. Образовалось гигантское облако дыма и пыли. Небоскребы один за другим сложились как карточные домики.

Неужели это конец света? Меня охватило отчаяние. Я потянулся к листу бумаги – написать последние строки завещания близким и друзьям. Вот что получилось:

Солнце устало миллионы улыбок

Слать в ненасытный эфир,

Вдруг разозлилось и ядерной глыбой

Взялось сокрушить этот мир.

Сразу улягутся жалкие страсти,

Землю за космос гоня,

Восторжествует везде самовластье

Смерча, вулканов, огня!

Разом слетят золотые короны

И демократии сеть.

Каждый – богатый и бедный – законно

Право получит на смерть.

Будут кипеть океаны от злобы,

Дыбиться горы, взрываться земля.

И как иголки проткнут небоскребы

Острые башни Кремля!

Вспомним американскую бомбежку японских городов в конце Второй мировой войны. Десятки тысяч убитых жителей Хиросимы и Нагасаки! Вспомним Карибский кризис. В середине прошлого века вашингтонские политики всерьез восприняли выдуманную ими же советскую ядерную угрозу, нервно реагируя на завезенные на Кубу советские ракеты. Оба ядерных монстра объявили боевую готовность в своих вооруженных силах. Тогда, кстати, находился на казарменном положении мой 47-й разведполк. Летчики в полном снаряжении, сменяя друг друга, круглосуточно дежурили в своих реактивных «Як-28». Слава богу, у лидеров двух сверхдержав хватило ума пойти на мировую.