Ровесник СССР: Всюду Вселенную я объехал - читать онлайн книгу. Автор: Владимир Силантьев cтр.№ 70

В те дни на Хайгетском кладбище, где похоронен Карл Маркс, нашли записку: «Дорогой Карл! У меня сегодня есть еще один могучий повод не рыдать здесь, а радоваться. Ибо ваше учение дает великую силу, способную изменить не только мир, но и космос. Эннет Риверс».

В 1975 году, спустя пятнадцать лет, я снова посетил Лондон. Столица преобразилась. Лондонцы стали пользоваться особым углем для каминов, и город почти избавился от сажи, выбрасываемой фабричными и домашними трубами. Столицу почистили, избавив от вековой копоти, и она стала похожей на белостенный Париж или Рим. Прекрасно! В то же время Лондон потерял лоск аристократического города. Хуже того, его наводнили индийцы, африканцы и прочие иностранцы. Если раньше их въезд ограничивался законом, то позже была введена солидная квота для эмигрантов из бывших английских колоний. Они были необходимы для нормального функционирования экономики, выполняли любую неквалифицированную работу. В некогда элегантных автобусах и вагонах метрополитена я увидел порезанные ножами кресла. По фешенебельной центральной Оксфорд-стрит люди расхаживали в замызганных дубленках, а в роскошном аристократическом магазине Селфриджес покупатели и продавцы торговались, как на рынке.

Англичан не обвинишь в открытом расизме. Но проявления антисемитизма наблюдались всегда. В годы моего пребывания в Англии в еврейских кварталах столицы я видел свастику и угрожающие надписи. Неизвестные лица звонили по телефону евреям парламентариям Драйбергу и Сильвермену и угрожали расправой. Вскоре на Трафальгар-сквер состоялся 40-тысячный митинг протеста против расизма. В нем участвовали местные коммунисты и комсомольцы. Среди них мои знакомые-евреи. Когда из Москвы приезжали коллеги и просили показать им лондонские трущобы, я отвозил их в еврейские кварталы. У меня создалось ощущение, что евреи составляли беднейшую прослойку англичан и находили сочувствие и поддержку только у коммунистов.

Нельзя не отметить особое чувство юмора англичан. Большинство английских анекдотов непонятны русским, ибо раскусить их суть трудно без знания мелочей английского быта. Но англичане смеются своим анекдотам, как дети. Без шуток не выходят английские газеты. И по телевидению регулярно передавали коктейль из полусерьезной и смешной статистики. Вот один пример. В Англии 52 миллиона жителей, 4 миллиона собак, 7 миллионов кошек, 12 миллионов канареек. На 80 полицейских приходится одна собака-ищейка, на одного англичанина – 40 тысяч пауков. По опросу газеты «Дейли экспресс», один из 7 англичан ходит в церковь, 6 из 10 никогда не читали «Библии», но 9 из 10 говорят, что они верующие. Таким образом, уровень английского лицемерия составляет 90 процентов.

Наш новый посол в Великобритании Александр Солдатов долго не мог вручить верительные грамоты и приступить к работе. Согласно английским традициям и дипломатическому протоколу, иностранный посол вручает грамоты только царствующей персоне. А Солдатов прибыл в момент, когда королева Елизавета ждала очередного наследника. Возле Букингемского дворца стояла толпа людей. Они дежурили по ночам, ждали сообщений, когда родит королева. Солдатов сменил известного дипломата Якова Малика, весьма сухого и строгого человека, который однажды рассказал нам такой анекдот:

Увидев, как американец и русский сели в автомобиль, англичанин бросился к шоссе и разбросал осколки от бутылки. А когда у автомобиля спустило колесо, англичанин вежливо с достоинством предложил:

– Достопочтимые сэры, чем могу помочь?

Мораль ясна. Политики Англии не скрывают, что не имеют друзей, а имеют интересы. Надежды на то, что Англия будет бескорыстно помогать нам встать на ноги и подключиться к мировому «цивилизованному рынку» иллюзорны. Хотя бы по причине святого принципа конкуренции, который англичане оберегают ради собственного благополучия с незапамятных времен. Англии невыгоден союз России и Америки, так как тогда у нее появляется два сильных конкурента. Англии противно объединение Германии, ибо англичане всегда страшились сильного немецкого государства и вели с ним немало войн. Англичане разбросают на нашей дороге еще много осколков от бутылок с горючей смесью.

Мешок архива газетных вырезок, красочные альбомы, справочники и книги на английском языке, атлас английских автомобильных дорог, сотни три собственных фотографий плюс два любительских кинофильма остались у меня на память о жизни на берегах Альбиона. Не считая множества сувениров. Но после путешествий по другим странам и континентам ни англичане, ни их страна не вызывали у меня щемящих ностальгических чувств. Когда в январе 1976 года я провел дня три в Лондоне пролетом из Канады, то увидел все такой же холодный, чужой город.

Я всегда любил музыку, играл на баяне народные мелодии, эстрадные песни, вальсы и танго. В моей памяти воспоминания о крупных событиях предвоенных лет порой связаны с услышанными когда-то популярными мелодиями. Вальс «Дунайские волны» я впервые услышал с киноэкрана во время демонстрации короткого хроникального фильма о вводе наших войск в Бессарабию. На экране мелькали кадры артукреплений Исмаила и плывущие по волнам Дуная корабли. Я несколько раз смотрел эту хронику, но запомнил лишь две части знаменитого вальса. Ноты купить не удалось.

Освобождение западных областей Украины и Белоруссии вспоминаю вместе с полюбившейся народу лирической песней «Синий платочек». Ее подарил нам львовский джаз-оркестр под управлением Эдди Рознера. Перестройщики уверяли, что Сталин не любил джаз и репрессировал эстрадных артистов. Коли так, то почему замечательный трубач и дирижер Эдди Рознер был назначен руководителем Государственного джаза Белорусской ССР, а любимец публики хриплоголосый Леонид Утесов возглавил Государственный джаз-оркестр России. При Сталине джаз был возведен на уровень государственного учреждения.

Моя мать обычно бранилась, когда я уходил в кино на вечерние сеансы. Я объяснял, что мне интересно слушать музыку. Джазовые оркестры играли по вечерам во всех крупных кинотеатрах – «Ударнике», «Художественном», «Колизее». Они исполняли модные американские фокстроты, блюзы и, конечно, наши популярные песни. По радио звучали прекрасные голоса Козина, Виноградова, Юрьевой, Шульженко. На эстраде, правда, запрещалось исполнять пошлятину и кабацкую цыганщину. Во дворе же под гитару ребята свободно пели «Бублички» и «Гоп со смыком».

В школе мы разглядывали карту страны, искали освобожденные районы и незнакомые республики Литву, Латвию и Эстонию, которые незадолго до войны влились в состав Советского Союза. Мы радовались, что покончено с позорным Брестским миром, о котором нам рассказывал учитель истории. В моей памяти не сохранилось даже намека на то, что наши радостные чувства были как-то связаны с мудрым руководством Сталина. Его портреты висели повсюду, как и портреты Ленина, Маркса и Энгельса. Советский Союз был окружен кольцом изоляции и экономической блокады. В Москву не приезжали высокие государственные деятели. В газетах поэтому не печатались снимки Сталина с иностранными представителями, как это вошло в моду при Хрущеве. Портреты Сталина появлялись в правом углу всех газет только по праздникам. Несколько раз мельком я видел его в кадрах кинохроники. Помню, был снят один продолжительный фильм о выступлении Сталина на предвыборном собрании. Он говорил четко, грамотно, приводил много русских пословиц. Про одного плохого депутата сказал, что он ни богу свечка, ни черту кочерга. Запомнил глухой голос Сталина, грузинский акцент. Он не читал заготовленную речь, даже не опускал глаза вниз, чтобы посмотреть тезисы. Ни стихов, ни песен о Сталине до войны не сочиняли, кроме одной из фильма «Трактористы»: «Когда нас в бой пошлет товарищ Сталин и первый маршал в бой нас поведет». Про маршала упомянуто неслучайно. Тогда были очень популярны песни о героях Гражданской войны, о Буденном и его конной армии. На смену им пришли песни под девизом «Если завтра война». К войне лихорадочно готовились военные, и народ морально был подготовлен к неизбежному нападению Германии. В одном из художественных фильмов был умышленно показан Сталин с тем, чтобы ответить на вопрос героини фильма: «Будет ли война?» После недолгого раздумья Сталин ответил – да.