Какие большие зубки - читать онлайн книгу. Автор: Роуз Сабо cтр.№ 14

Они долго не возвращались. Я сидела и смотрела, как папа нервно пытается беседовать с мамой, пока бабушка Персефона одной ногой поглаживает живот дедушки Миклоша. Кто-то включил проигрыватель. А они так и не возвращались. Отец встал и принялся мерить комнату шагами, но остальные делали вид, будто его не замечают. Бабушка Персефона спросила маму, не хочет ли та сыграть в шахматы. Мама отказалась. Папа опять сел и, надувшись, сделал вид, будто читает книгу. Наконец, я не выдержала, встала и вышла в зал.

Маргарет была в столовой. Разложив серебряный кофейный сервиз перед собой, она полировала предметы, прежде чем убрать их обратно в шкафчик. Я оглянулась на гостиную, полную тепла и безделья, и снова посмотрела на тетушку, яростно оттирающую пятна с бесполезной кучи хлама на одну персону, хотя эта персона вполне могла бы довольствоваться одной лишь чашкой. И в этот момент я поняла, что больше не могу сдерживаться.

– Почему ты позволяешь им так с собой обращаться? – спросила я.

Ее глаза сузились под насупившимися бровями.

– Я знаю, что ты меня понимаешь, – продолжала я. – Ты умеешь разговаривать. Ты назвала меня предательницей, помнишь? Ну, и кого я, по-твоему, предала? Я что, задавала слишком много вопросов? Например: почему они там сидят, отдыхают и смеются, а ты все терпишь и ничего не получаешь взамен? Ты что, не понимаешь? Твои старания пропадают впустую!

Она открыла рот, и в первую секунду ничего не произошло. Но я знала, что это за тишина. Это та тишина, которая наступает после того, как ребенок упадет и ушибется. И тут из теткиного горла вырвался глубокий вой.

Поначалу я подумала, что она просто пытается меня напугать. Но вой не утихал, он становился громче и выше тоном, пока серебро на столе не задрожало, а картины не закачались на стенах, и даже тогда вой все набирал силу. Я застыла на месте. Казалось, этот звук сейчас раскрошит мои кости, раздавит меня и превратит мое тело в желе, а потом с верхних башен посыплются неустойчивые балки, и ничего не…

Звук смолк. Я подняла взгляд и увидела, что Маргарет рухнула на пол. Рядом с ней на коленях стояла бабушка Персефона и бережно держала ее голову на ладонях.

– Ты же знаешь, что нельзя с ней разговаривать, – со злостью сказала она. – Ну вот, ты ее огорчила.

– Это какое-то безумие, – сказала я. – Ты что, не видишь?

– Элеанор, – сказала бабушка Персефона голосом, полным предостережения.

– Что ты сделаешь? – спросила я. – Снова бросишь меня? Заставишь готовить для всех и убираться? – Я рассмеялась, слегка опьяненная собственной глупостью. – Ты не можешь просто взять и запретить мне. После всего, что ты со мной сделала, меня больше не волнует, что ты обо мне думаешь.

Персефона выпрямилась и искоса посмотрела на меня. Я вдруг похолодела. Она долго изучала меня.

– Не думаю, что это правда, – сказала она.

Я заготовила тысячу ответов, но едва она сказала это, они все испарились. Мне хотелось убраться от нее подальше, и я быстро зашагала к лестнице. И зря.

Из гостиной высунулась голова Миклоша. Он встал на ноги и, пошатываясь, побрел на меня, а его длинные волчьи зубы уже занимали свое место в пасти. Его плечи были опущены, а взгляд прикован ко мне.

Я глянула на входную дверь, но на открытой местности он мигом меня поймает. Поэтому я рванула вверх по лестнице, и сзади раздался крик бабушки Персефоны:

– Миклош! Прекрати!

Я не осмелилась оглянуться. За моей спиной когти щелкали по ступенькам, а потом что-то задело мою лодыжку, и ногу словно обожгло. Я добежала до своей комнаты, захлопнула дверь, заперлась и забаррикадировалась креслом-качалкой, чтобы заблокировать дверную ручку. Из зала послышался стук когтей по паркету, потом стук каблуков и голос бабушки Персефоны, которая мягко отчитывала Миклоша. Я сидела не шевелясь, пока все не стихло.

Я посмотрела на ногу. Он меня лишь поцарапал, но на задней поверхности лодыжки надувались яркие бусины крови, странно-желтоватые, недостаточно красные, чтобы быть обычной кровью. Как глупо. Каждый раз, когда я видела свою ненормальную кровь, мне хотелось плакать. Какими бы странными ни были остальные члены семьи, я была уверена: у всех у них кровь красная, даже у Миклоша.

Мне нельзя было пойти и перевязать рану. Только не сейчас. Я подошла к своему старому платяному шкафу, достала ночную рубашку, которая была мне теперь безнадежно мала, и замотала ею ногу, зажимая рану. Пусть Маргарет потом постирает эту бесполезную вещь, если хочет.

Я злилась, но, поутихнув, злость уступила место ужасу. Я забралась в кровать и сидела там, прислушиваясь, не шагает ли кто по коридору, не скребется ли в окно. Я поняла: если бабушка Персефона решит, что мне здесь не рады, то эта дверь меня не спасет.

Наконец, снаружи раздались шаги, быстрые и легкие, и кто-то постучал в мою дверь. Я подскочила в постели. Миклош пришел меня убить? Я сторонилась его семьи, и теперь я для него такая же, как те люди на корабле. Я грубо обошлась с бабушкой, и вот он пришел, чтобы…

– Элли? – неуверенно окликнула меня Лума.

Я выдохнула, сердце по-прежнему колотилось.

– Секунду. – Я выбралась из постели, отодвинула кресло-качалку и вернулась в кровать. – Входи.

Она скользнула в приоткрытую дверь и нырнула ко мне под одеяла. Я почувствовала запах лавандовой воды от ее волос и мерзкий мясной смрад изо рта. Ее тело было теплым, покрытым мягкими волосками, как у кошки. С ней я почувствовала себя так уютно. Она вздохнула.

– Это было тяжело, – сказала она. – Рис увидел, как мы гуляем, и сделался таким несчастным. Я думала, он полезет в драку, но он просто убежал в лес.

– Лума, наш разговор… я не имела в виду, что тебе придется это делать.

– О, я не против, – сказала она. – Что-то в нем такое есть. Мне как бы хочется разорвать его на кусочки, но в то же время и нет. Не знаю, мне это как будто нравится. Ты понимаешь, о чем я?

Я поняла. И мне стало тошно.

– Ты что, влюбилась? – спросила я, хотя вряд ли хотела услышать ответ.

– Не думаю, – сказала она. – Но ведь я не хочу, чтобы Рис был с ним, так что, может, я и правда влюбилась?

Мне всегда с трудом давалось общение с парнями: даже когда в школе устраивали танцы, я, в позаимствованном у кого-то платье, пряталась где-нибудь в уголке. Но я изучала парней, глядя, как они общаются с другими девушками и слушая потом сплетни. Поэтому я знала: какой бы ты ни была, кого бы ни предпочитала, парням ты с большей вероятностью понравишься, если ты красива. Тут мои шансы были невелики. Рыбья рожа – так меня дразнили девчонки. Я выглядела смешно: глаза навыкате, тяжелые веки, широкий рот, не говоря уже об уродливой кожаной «паутине» между большими и указательными пальцами рук. А Лума была красива. Что бы я там ни говорила Артуру, он все равно выберет Луму.

Что ж, мне не следует из-за этого расстраиваться, главное, Рис будет держаться от него подальше. Рис меня пугал. Мне не понравился его взгляд там, в зале. У него были глаза как у дедушки Миклоша, когда тот бросился на меня. Он видел перед собой добычу.