Эволюция желания. Жизнь Рене Жирара - читать онлайн книгу. Автор: Синтия Л. Хэвен cтр.№ 58

«Общину одновременно притягивает и отталкивает ее собственное первоначало; она постоянно испытывает потребность возобновлять его в скрытой и преображенной форме, – писал Жирар. – Обряд успокаивает и обманывает пагубные силы именно потому, что постоянно их дразнит; их подлинная природа и их реальность ему недоступны и должны быть недоступны, поскольку эти пагубные силы возникают в самой общине» ²⁴⁶.

Словом, насилие – тайная душа священного ²⁴⁷. Истинное предназначение жертвоприношения – не задобрить трансцендентных существ, а гарантировать выживание народа. Вот правда, которой общество не в силах взглянуть в лицо. Жирар сказал мне, что наша судебная система – современное противоядие толпе линчевателей с ее циклами обвинений и отмщения, ее заразительными страхами и ритуальными обличениями, и эта система в целом работает. Она уполномочена сама налагать на человека кару, которой все и заканчивается: в зале суда цикл отмщения обрывается. Однажды Жирар напомнил мне, что в США уже сама процедура изоляции присяжных оберегает нашу судебную систему от заразительных мыслей и насильственных действий в отместку: каждого присяжного, держа его вдали от ярости и страстей толпы, вынуждают исходить из закона и собственного разумения. «Их просто берут и изолируют. Нужно, чтобы эти люди не видели других людей и не подпадали под влияние порывов толпы, – сказал он мне. – Разумные демократические режимы могут просуществовать долго только при условии, что сознают наличие толпы и принимают колоссальные предосторожности против ее действий, но эти предосторожности не всегда эффективны».

Сходным образом американская конституция требует, чтобы решения одобрялись большинством в обеих палатах Конгресса – таким образом она противодействует натиску толпы. «Коммунисты, например, всегда ратуют за то, чтобы была только одна палата представителей, а не две – одной легче манипулировать, – сказал мне Жирар. – А если бы их было три, вообще никогда ничего не удалось бы сделать». Может быть, в современную эру эта формула уже не столь надежна? Современному миру постоянно угрожают эффекты толпы, сказал Жирар, и эта тенденция, возможно, определит нашу дальнейшую судьбу. Однако же «Насилие и священное» вышло в свет в 1972 году – в эпоху, когда телевидение было еще относительно новым феноменом, а до рождения такой небывалой доселе вещи, как интернет, оставалось еще несколько десятков лет.

* * *

В «Насилии и священном» Жирар обрушился также на фрейдизм, заменив его более стройной теорией миметического желания. В первую очередь он убрал все лишнее из фрейдистского психоанализа – этого здания, обросшего пристройками из подручного материала: «Двигаясь дальше, я открыл, что миметическое желание способно многое объяснить даже в таких чисто фрейдистских вотчинах, как психопатология. Одним из фундаментальных критериев остается изящество объяснения: внезапно видишь, что у тысячи разных явлений оно одно и то же» ²⁴⁸.

Например, тот же эдипов комплекс можно объяснить и в терминах миметического соперничества: Эдип хочет овладеть матерью, потому что ею хочет овладеть его отец. Так же можно объяснить и фрейдовское «влечение к смерти». Говоря словами Жирара: «Он, в некотором роде в угоду себе, вводит дополнительное влечение. Этот пестрый коллаж вселяет благоговение в доверчивых людей, но если можно его упростить, стоит так и поступить» ²⁴⁹. В свете этого «бессознательные» мотивации – еще одна выдумка, призванная скрыть подлинные истоки желания в миметических влечениях коллектива.

«Точно так же, как теория Жирара „идет дальше структурализма“, она идет дальше Фрейда, чтобы разработать модель более широкую и окончательную, чем эдипов комплекс» ²⁵⁰, – написал в «Modern Language Notes» в рецензии на французское издание книги Карл Рубино.

Осуществленная Жираром радикальная ревизия пришлась по вкусу не всем. Один критик написал, что Жирар «повсюду выказывает презрение к психоанализу и упивается превосходством своего суждения задним умом над несовершенными суждениями Фрейда, заглянувшего в будущее» ²⁵¹. Это неправда. Фрейд остановился, не дойдя совсем чуть-чуть до миметической системы, утверждал Жирар, но его собственные теории – нечто гораздо большее, чем усеченная версия теории Фрейда. Собственно, Жирар шел против течения, когда заметил: «Все складывается так, чтобы утопить „Тотем и табу“ в насмешках, безразличии и забвении», – и тем не менее Фрейд был слишком близок к исследованиям самого Жирара, чтобы тот не отдал ему должное:

Жирар принес «Тотему и табу» новую известность и истолковал эту работу под новым углом, но с существенными оговорками. «Мало-помалу мне стало очевидно, что подозрения психоанализа зашли недостаточно далеко. Липовый „радикализм“ Фрейда уже не производил на меня большого впечатления» ²⁵³, – сказал он спустя много лет в интервью. Он переворачивает фрейдовскую модель вверх тормашками, но идет по ее стопам и заходит дальше Фрейда, формулируя законченную теорию истоков культуры.

* * *

«Насилие и священное» – насыщенный, подкрепленный вескими доводами и страстной аргументацией текст необъятного масштаба. Через него красной нитью проходит стремление понять насилие в мифах, ритуалах, античной литературе, истории. Наряду с неортодоксальными прочтениями древних греков и Шекспира, «Насилие и священное» включает в свое пространство Гераклита, сэра Джеймса Фрэзера, Гегеля, Фрейда, Жоржа Батая, Достоевского, Фридриха Гёльдерлина, Леви-Стросса, Жан-Пьера Вернана и Жака Деррида. В книге рассмотрены замысловатые ритуалы жертвоприношений у таких народов, как ндембу, динка, чукчи, сиу, свази и многих других, попавших в ее поле зрения. Издание общества «Фи бета каппа» назвало гипотезы Жирара «убедительными, обоснованными, спорными и, возможно, монументальными», но тем не менее утверждало, что эта научная работа значительнее, чем изложенные в ней гипотезы ²⁵⁴.