Лев Троцкий. Большевик. 1917–1923 - читать онлайн книгу. Автор: Юрий Фельштинский, Георгий Чернявский cтр.№ 65

В мемуарах Троцкого упомянуто, что коммунистическая ячейка поезда выпускала также свою собственную газету — «На страже», где «немало записано боевых эпизодов и приключений» ^[615]. Однако названную газету (Троцкий иногда путается и называет ее журналом) автор не сохранил. Нет этого издания и нигде больше ^[616]. Может быть, Троцкий ошибся и речь шла только о нереализованной попытке издания второго печатного органа поезда?

Помимо газеты «В пути» команда поезда Троцкого распространяла и другую политическую и агитационную литературу. Только на протяжении девяти дней сентября 1920 г. во время поездки на Западный фронт, где близились к концу военные действия против польской армии, было распространено свыше 140 тысяч экземпляров печатной продукции, включая брошюру Ленина «Детская болезнь «левизны» в коммунизме», брошюру Бухарина и Преображенского «Азбука коммунизма», книгу Троцкого «Терроризм и коммунизм» и т. д. ^[617]

В составе поезда Троцкого совершали вояжи на фронт некоторые другие партийные деятели и пропагандисты. Троцкий обращал особое внимание на то, чтобы в их числе были журналисты и писатели, которые, как он полагал, будут не только способствовать своим творчеством делу победы над врагами, но и должным образом осветят его личную роль в обеспечении побед Красной армии. Вместе с Троцким на фронт выезжали Иоффе, французский левый журналист, позже деятель коммунистической партии Жак Садуль, коммунистический поэт Демьян Бедный ^[618], журналист Г. Устинов, вскоре выпустивший брошюру о Троцком ^[619], художник П.Я. Киселис.

Приглашая в поездки левую творческую интеллигенцию, Троцкий при этом весьма строго соблюдал «пафос дистанции», считая, впрочем, что этим он подчеркивает не свое личное превосходство, а как бы свое «особое положение». Один из современников — С.И. Либерман — вспоминает: «Мне не раз приходилось замечать эту черту его характера на заседаниях Совета Труда и Обороны, на которых он появлялся, когда приезжал в Москву с фронта. У него было особое положение. Недавно еще противник большевизма, он заставил уважать себя и считаться с каждым своим словом, но оставался все же чуждым элементом на этом собрании старых большевиков. Другие народные комиссары, вероятно, ощущали, что ему можно простить старые грехи за нынешние заслуги, но окончательно забыть его прошлое они никогда не могли. Ленин, со своей стороны, уважал и подчеркивал не только военные, но, главным образом, организационные таланты Троцкого… Всем было отлично известно, что Троцкий фактически создал Красную армию и, благодаря своей неутомимой энергии и пламенному темпераменту, обеспечил все победы над белым движением… Чувствуя за собой поддержку Ленина, Троцкий на заседаниях, где я его наблюдал, держал себя обособленно, говорил очень авторитетно, а по мере того, как развивались его успехи на фронте, в его поведении появилось даже нечто вызывающее» ^[620].

Троцкий прочно закрепил свое положение в высшей большевистской партийно-государственной иерархии. Правда, он утратил положение первого революционера, которым был в то недолгое время, когда большевики брали власть в свои руки, но, безусловно, сохранил влиятельную позицию в крохотном кругу соратников Ленина, определявших политику Советской России и перспективы мировой революции.

«Стратегия отчаяния» — это случайное выражение Троцкого правильнее всего определяло целый период советской истории, последовавший после заключения Брестского договора и завершившийся в ноябре 1918 г., после его расторжения. Сами большевики в те месяцы считали, что дни их власти сочтены. За исключением столиц, они не имели опоры в стране. К тому же предрешенным казался вопрос о падении советской власти в Петрограде. 22 мая в опубликованном в «Правде» циркулярном письме ЦК признавалось, что большевистская партия переживает «крайне острый критический период», острота которого усугубляется, помимо всего, тяжелым «внутрипартийным состоянием», поскольку из-за ухода в знак протеста против Брестского мира «массы ответственных партийных работников» многие организации ослабли. Одной из основных причин кризиса в партии был откол левого крыла РКП(б), указывали авторы письма ЦК и заключали: «Никогда еще мы не переживали столь тяжелого момента» ^[621]. Двумя днями позже в статье «О голоде (Письмо питерским рабочим)» Ленин признал, что из-за продовольственных трудностей и охватившего громадные районы страны голода советская власть близка к гибели ^[622].

29 мая ЦК обратился к членам партии с еще более тревожным письмом, вновь указывая, что «кризис», переживаемый партией, «очень и очень силен», число членов уменьшается, одновременно идет упадок качественный, участились случаи внутрипартийных столкновений, «нередки конфликты между партийными организациями и фракциями» партии в Советах и исполнительных комитетах. «Стройность и цельность партийного аппарата нарушены. Нет прежнего единства действий. Дисциплина, всегда столь крепкая» ослабла. «Общий упадок партийной работы, распад в организациях безусловны» ^[623].

Предсмертное состояние советской власти стало причиной все более усиливающейся в рядах большевиков паники. «Как это ни странно, – вспоминает Вацетис, – настроение умов тогда было такое, «что центр советской России сделался театром междоусобной войны и что большевики едва ли удержатся у власти и сделаются жертвой голода и общего недовольства внутри страны». Была не исключена и «возможность движения на Москву германцев, донских казаков и белочехов. Эта последняя версия была в то время распространена особенно широко» ^[624].