Русский офицерский корпус в годы Гражданской войны. Противостояние командных кадров. 1917–1922 гг. - читать онлайн книгу. Автор: Андрей Ганин cтр.№ 51

Отличительными чертами белого командования являлись шапкозакидательство и фатальная недооценка противника, которому отказывали в какой-либо квалификации. Усугубляло неудачи белых непонимание их руководством сути большевизма, способности его лидеров учиться на ошибках, быстро приобретать административный и организационный опыт. Как справедливо отметил близкий к руководству ВСЮР современник, «к Красной армии у нас относились так же упрощенно и прямолинейно, как и к революции и к большевизму вообще. Если революция часто исчерпывалась для нас понятием “бунта”, а большевики были не более как “германские агенты”, то вся Красная армия естественно сплошь состояла из “преступников”: ординарных – солдат и квалифицированных – офицеров» ^[437]. Показательно, что в начале 1920 г. белое командование старательно выясняло у случайно попавшего в плен военспеца М.П. Строева (Рихтера), нет ли в РККА немецких инструкторов или солдат ^[438], очевидно по-прежнему считая большевиков немецкими агентами.

Командующий войсками Киевской области генерал А.М. Драгомиров писал главнокомандующему ВСЮР генералу А.И. Деникину 12 (25) декабря 1919 г.: «Мне только крайне тяжело сознание, что я со своими войсками не оказываю Вам той помощи, на которую Вы вправе были рассчитывать.

Вместо активных ударов всюду, не считаясь с силами красных, вместо самых дерзких маневров по тылам, мои войска оказались способными только на затыкание дыр и на позорное временами “непротивление злу” и оставление своих позиций даже без сопротивления от одного вида большевиков, идущих в атаку. Наиболее удручающим было то, что сами начальники сознавали, что красных не так уж много, что настроение у них неважное, что они босы, легко одеты, голодны, злы на своих комиссаров, что это, в сущности, “рвань”, против которой достаточно одного-двух хороших полков. И тем не менее мы все уходили от этой “рвани” и никакими силами нельзя было вызвать войска не только на смелые, активные решения, но и на самое элементарное упорство» ^[439].

Об офицерстве Драгомиров отзывался вполне определенно: «Офицерского корпуса, как корпорации, объединенной единством понятия о чести, авторитете перед подчиненными и проч[им], нет; есть только группа случайно собравшихся офицеров, плохо спаянная, постоянно смотрящая по сторонам в поисках, где лучше… и безопаснее (я говорю про значительное большинство шкурников). Невыплата им жалованья по 2–3 месяца окончательно деморализовывает эту группу, заставляет забывать интересы службы и искать заработка на стороне, не гнушаясь в средствах. Во всех, без исключения, грабежах и вымогательствах денег, в Киеве и окрестностях, участвовали офицеры, и я уже потерял счет, сколько из них было по суду расстреляно и сослано в каторжные работы.

Кроме низкого морального уровня эта группа еще вредна полным отсутствием знания своего ремесла – ни теоретически, ни практически. В боях они не способны быть начальниками даже отделений и взводов. Их нужно проводить еще через очень суровую школу, чтобы дать им право занимать офицерские должности» ^[440].

Полковник А.А. фон Лампе отмечал в дневнике в конце 1919 г.: «Грабеж идет открытый, и не дай Бог, если большевики не будут грабить – тогда наше дело будет дискредитировано раз и навсегда – это несомненно, так как грабеж идет от милых шуток о богатых уловах молодых подпоручиков, на попавших в их руки комиссарах и матросах, дошел до открытого грабежа всеми начальствующими лицами. Вагоны с сахаром и мукой и т. д. захватываются силой, разграбливаются и делятся. В частности, и мы стали к этому причастны – комендант Киева Генерал Габаев захватил несколько вагонов сахара и поделился им с нашим начальником штаба Вахрушевым, еще недавно настаивавшим на предании суду за взятый сахар двух наших телеграфных чиновников.

Нам, офицерам Генштаба, было дано по сахарной голове за молчание, и мое предложение вернуть их обратно встретило поддержку лишь на словах.

Чудовищные грабежи даже крупных начальствующих лиц вошли в норму, что же делает мелкота» ^[441]. Аналогичные свидетельства обнаруживаются и в других документах. Например, уже упоминавшийся генерал А.М. Драгомиров писал генералу А.И. Деникину в конце 1919 г. о вопиющем случае, когда командир одного из бронепоездов даже отцепил бронеплощадку с орудием, чтобы вывезти больше награбленного сахара ^[442].

Катастрофа на фронте реанимировала многочисленные противоречия, сохранявшиеся в войсках и в тылу. Активизировались казачьи лидеры, все чаще стали проявляться конфликты в командном составе, интриги, войска были деморализованы, возросло дезертирство, начались восстания «зеленых» – нередко бывших солдат и офицеров самой деникинской армии. Противник Деникина – генерал Врангель зондировал почву для возможной смены командования, за что был вынужден на некоторое время уйти со службы и уехать из России. Оказавшиеся весной 1920 г. в безвыходной ситуации белые войска на Северном Кавказе тысячами сдавались в плен красным или интернировались в Грузию. Некоторые остававшиеся на фронте офицеры всю вину возлагали на генералов И.П. Романовского, А.М. Драгомирова, А.С. Лукомского и, в меньшей степени, на А.И. Деникина. Обсуждались возможности убийства первых трех ^[443].

Часть войск с Северного Кавказа была эвакуирована в Крым. Командир Добровольческого корпуса генерал А.П. Кутепов фактически предъявил ультиматум главному командованию, потребовав приоритетной эвакуации своих частей и предоставления ему диктаторских полномочий. Однако попытка Кутепова взять власть не удалась ^[444]. Серьезные потери в офицерских кадрах белые понесли при оставлении Северного Кавказа и уходе в Крым весной 1920 г.

С начала 1920 г. обострились отношения между командованием Донской армии и штабом Деникина. Донские генералы обвиняли Ставку в бездеятельности, утрате руководства, стремлении эвакуировать в Крым прежде всего добровольцев, а не казаков и, по сути, предательстве ^[445]. В дальнейшем конфронтация лишь нарастала.