Савва Сторожевский - читать онлайн книгу. Автор: Константин Ковалев (Ковалев-Случевский) cтр.№ 89

Желание венчаться в городе своей творческой и врачебной юности, в городе своей энергии, своего здоровья, своих мечтаний и будущих надежд, то есть совершить самое главное на тот момент событие в своей жизни именно здесь — может ли это желание говорить о чём-либо?

Конечно — да!

Между тем впервые Чехов попал в Звенигород ещё до врачебной практики, в 1883 году. И весьма своеобразным способом. Вместе с друзьями он прошёл пеший путь, который выбирали обычно пилигримы и паломники ещё со времён царя Алексея Михайловича — от Воскресенска до Звенигорода. То есть — от Новоиерусалимского монастыря до Саввино-Сторожевской обители.

И разве это не послужило ему через год поводом для выбора места своей службы в качестве доктора?

Или вот ещё.

Жизнь и врачебная деятельность в Звенигороде навевали разные мысли, которые позднее отражались в некоторых его ранних миниатюрах. В рассказе «Темнота», навеянном «звенигородскими» ощущениями, герой-мужичок в трудной ситуации просит другого персонажа — больничного доктора: «Рассуди по-божецки!» Но доктор живёт в реальном, вполне прагматичном мире, а потому и отвечает: «Уж тут не может ничего поделать ни губернатор, ни даже министр, а не то что становой».

Мужичок уходит от доктора и вдруг встречает на дороге странного старика. «Было тихо, только какой-то старик в бабьей кацавейке и в громадном картузе шёл впереди...» Поведав ему свою проблему, мужик услышал в ответ: «Оно, конечно, доктор этих делов не знает. Он хоть и барин, но обучен лечить всякими средствиями, а чтоб совет настоящий тебе дать... — он этого не может».

Звенигород, венчание, доктор, старец на дороге...

И это тоже — Чехов.

В последний раз он приехал сюда за год до кончины, в 1903-м.

Знаменитый и много знающий. Смертельно и безнадёжно больной.

О чём думалось ему тогда?

Нам не известно...

Детство Максимилиана Волошина

Никто не может определить за другого человека — как складывается и откуда у него берётся талант или умение создавать художественные ценности. Творческая мастерская любого художника — кладовая тайн и неожиданностей. Иногда только сам мастер способен оценить или почувствовать истоки своего вдохновения, а затем передать их, пусть даже в нескольких словах.

Часто, по прошествии времени, как говорят — на закате жизни — в своих дневниках или воспоминаниях некоторые творческие люди примечают места или события, которые в значительной степени повлияли на их духовное становление, интеллектуальное созревание, выявление особенных дарований.

Для Максимилиана Волошина, судя по его записям, в детстве немалое значение имел небольшой период жизни его семьи в Подмосковье. Вот как он отметил это в краткой «Автобиографии».

«С 5 лет — самостоятельное чтение книг в пределах материнской библиотеки. Уже с этой поры постоянными спутниками становятся: Пушкин, Лермонтов и Некрасов, Гоголь и Достоевский, и немногим позже — Байрон и Эдгар По. Обстановка: Звенигородский уезд от Воробьёвых гор и Кунцева до Голицына и Саввинского монастыря. Начало учения: кроме обычных грамматик, заучиванье латинских стихов, лекции по истории религии, сочинения на сложные не по возрасту литературные темы...»

Юный читатель — будущий поэт и художник — запомнил некоего студента, который влиял тогда на него «культурной подготовкой». Студента никто уже не вспомнит, а багаж, им заложенный, получился знатным. Среди «культурных» ориентиров — обитель старца Саввы.

Уже потом будет встреча с реальным старцем — отцом Алексеем, изменившим его жизнь. А в Коктебеле прошедший через интеллектуальное отрицание веры крымский отшельник Волошин как-то напишет:

А затем не Саввина ли обитель, в честь Рождества Богородицы основанная, называемая «Домом Пречистыя на Сторожах», так впечатлившая поэта в детстве, навеяла ему следующие строки:

Земной рай отца и сына Тарковских

Арсений Тарковский в 1978-м проживал в Доме творчества писателей в Голицыне. Не заехать туда, где сын снимал «Солярис», было просто невозможно. В одном из писем поэт пишет:

«До сих пор я всё чаще вспоминаю нашу экспедицию в Звенигород и Большие Вязёмы — а там ведь и вправду было хорошо и, верно, понравилось бы Анне Андреевне. Она, кажется, хоть и жила одно время в Голицынском Доме творчества, а ни там, ни там не побывала».

Анна Андреевна — это Ахматова. Была ли она у старца Саввы или нет — нам не известно (хотя так не бывает, чтобы быть в Голицыне и не заехать в Звенигород и на гору Сторожи). Для Тарковских же место стало особенно памятным.

Безусловно, снимать фильм под названием «Андрей Рублёв» и обойти Звенигород и Саввину обитель стороной — невозможно. Андрей Тарковский смысл происходящего сформулировал так:

«Русские люди уверовали в свою силу, в своё окончательное освобождение. Вот эту веру, это предчувствие перемен выразил в своём творчестве Рублёв. Он прозрел утро в самый тёмный час ночи. На мой взгляд, в этом и заключается высшее предназначение художника».

История этих мест, слух о необычайном подвижнике — Савве Сторожевском — привлекли внимание художника. Для самых сокровенных кадров фильма «Солярис» Тарковский выбрал место у стен основанного старцем Саввой монастыря. Дом астронавта Криса Кельвина, где он прощается со всем земным, где под органные фуги Баха, словно итогом его жизни, пробегают кадры из детства, располагался прямо внизу, у стен обители. Есть мнение, что судьба здешнего загадочного монастырского колокола легла в основу одной из главных новелл фильма «Андрей Рублёв», так и названной — «Колокол». Всё так, всё близко к правде.

Кроме одного — самого фильма.

Названная «Андреем Рублёвым» кинолента конечно же не была об Андрее Рублёве. Мысль эта не раз повторялась и ранее. Но с каждым годом становится всё более понятно, что к реальной истории — фильм не имеет отношения. Просто для воплощения своих художнических замыслов Тарковский выбрал образ одноимённого ему инока-иконописца.