Лето в пионерском галстуке - читать онлайн книгу. Автор: Катерина Сильванова, Елена Малисова cтр.№ 47

Юрка поднял на него удивлённые глаза. Похоже, Володя предвидел и эту его реакцию, раз тут же кивнул, не глядя. Повисла неловкая тишина.

Юрка не знал, что сказать, и надо ли было вообще что-то говорить. Одно знал — он не хочет, чтобы Володя сейчас уходил. Но ему нужно было возвращаться на репетицию, а перед уходом он, конечно же, прочитает Юрке нотацию. Так и вышло. Пусть всего пару минут назад Юрка просил Володю больше его не воспитывать, тот всё равно включил вожатого:

— Ты хотя бы понимаешь, что поступил жестоко? — Володя, наконец, удостоил его взглядом. Прямым — в глаза — и как никогда строгим.

— Жестоко? — Юрка фыркнул. — Это Маша поступает жестоко. Она же вообще не понимает, что играет, Володь! Это классическая музыка, она сложная, её невозможно понять за десять минут! Нельзя просто взять ноты, посмотреть в них и заиграть. Нужно чувствовать. Нужно погружаться в музыку, вкладывать себя в неё, пропускать через себя. У меня сердце кровью обливается, когда я слышу Машины потуги! Сам Чайковский в гробу бы перевернулся от этого!

Володя слушал его, то поднимая, то опуская бровь.

— Понимаешь? — на последнем издыхании спросил Юрка. — Ничего ты не понимаешь… Нужно жить музыкой, как жил я, чтобы понять…

— В принципе понимаю, — сказал Володя. — Наверняка не так хорошо, как ты, но всё же… Тебе сложно, но это не отменяет того, что с Машей ты обошёлся плохо. Юр, ведь о твоём музыкальном прошлом по-настоящему хорошо знаю только я! А Маша тут вообще ни при чём. Когда раздавали роли, её назначили играть, мне теперь что… — он запнулся. — Нет, я не буду её выгонять!

— Я не прошу, чтобы выгонял! Не давай ей «Колыбельную», это же невозможно слушать!

— А давай без «давай»? Раз тебе так тяжело слушать её игру, играй сам! Ты знаешь эту композицию, ты умеешь лучше…

— Нет! — резко оборвал его Юрка. — Даже не думай.

— Почему?

— По кочану! Не могу и всё!

— И что предлагаешь делать? Как играет Маша, тебе не нравится, сам играть ты не хочешь…

— Да пусть играет Маша, только не её!

— Но она нам идеально подходит! И Маша нам подходит, а ты… Ты должен попросить у неё прощения!

— Вот ещё! Я ничего ни у кого просить не буду! Никогда.

— Да-да, «сами предложат и сами всё дадут!»(1) — Володя закатил глаза и вдруг покачал головой и улыбнулся: — Ну и ребёнок же ты.

— Сам ты ребёнок! Я не боюсь извиняться. Просто эта Маша, она… она меня бесит!

Володя невесело усмехнулся и развёл руками:

— Куда ни глянь, тебя все девчонки бесят.

— Неправда! — воскликнул Юрка, хотя к своему ужасу понимал, что Володя прав.

А Юрке ужасно хотелось, чтобы он ошибся, хотелось, чтобы кто-нибудь «нравился» так же сильно, как этот ехидный, вредный, всегда и во всём правый вожатый. Но нет. Здесь и сейчас Юрку на самом деле не влекло ни к кому, кроме него. Здесь и сейчас Володя на самом деле не ошибался. И Юрка решил, что пусть он хотя бы думает, что ошибается. Но врать пока не решался.

— Нравилась одна, — честно признался он. — Аня. В прошлом году здесь отдыхала, но в этом не приехала.

— Ах… вон оно что, — Володина улыбка из надменной стала искусственной. — А в этой смене совсем никого?

— Ну… нет, наверное. — Юрка задумался, но вдруг, повинуясь не здравой мысли, а какому-то шальному импульсу, почти выдал сам себя с потрохами: — То есть… есть кое-кто, но для… неё я не существую.

И своими же словами сам себе перекрыл кислород. Голова закружилась, замутило, липкий страх стиснул шею. В голове билась мысль: «Сейчас! Скажи ему сейчас. Такого случая больше не представится!» Но он не мог решиться. Молча, пристально смотрел Володе в лицо.

Улыбка окончательно сошла с него. Володя столь же пристально смотрел Юрке в глаза, но, в отличие от него, не мягко, не просяще, а требовательно.

— Кто такая? — серьёзно спросил он.

— Девушка со двора, — ответил Юрка.

Сказать Володе правду он не мог, потому что сам не знал всей правды. А в глубине души надеялся — всё пройдёт.

Но всё же, а если рискнуть и рассказать — что тогда будет? Не прямо, а как-нибудь абстрактно. Ведь это никому не повредит. В конце концов, то, что ответит Юрке старший товарищ, может пригодиться в будущем. У Юрки ведь, говоря по правде, близких друзей нет — одни лишь «ребята со двора», а с ними только хиханьки да хаханьки, ничего личного и честного. Правда, Юрка и с Володей не полностью честен, но это другое дело — это вынужденно.

— Просто нравится? Или… или больше, чем просто? — голос Володи сделался холодным и хриплым, до того чужим, а тон до того грубым, что Юрка его не узнавал.

Ни к Володиному лицу, ни к обстановке этот тон не подходил. Впрочем, и обстановка казалась Юрке какой-то нереальной: лагерь, пионеры, лето, жара. А внутри него — холод. Будто Юрка был не здесь, а в каком-нибудь хмуром ноябре, и только смотрел на себя и Володю со стороны, будто видел два фильма одновременно: из одного картинка, а из другого — звук.

— Больше, чем просто… — выдохнул он и отвернулся не в состоянии выдержать Володин мрачный взгляд.

— М… Это хорошо, — ровно ответил тот.

— Хорошо? — обалдел Юрка. — Да ничего хорошего! Я, похоже… я, наверное, влюбился… Не знаю, не уверен. Просто такого со мной никогда не было. И в этом ничего хорошего нет! Мне тяжело, непонятно и вообще не очень-то и приятно!

— Но почему ты решил, что не существуешь для неё? Ты ей признавался? — Володя шаркнул кедом по асфальту. Ни его лица, ни позы Юрка не видел — он разглядывал кусты.

— Нет. Это бессмысленно, — прошептал он грустно. — Она из другого кхм… круга. Ей такие, как я, никогда не нравились и никогда не будут нравиться. Меня она просто не замечает, смотрит, но не видит. Для неё меня будто вообще не существует. Но на самом деле её не за что винить и меня, наверное, тоже не за что. Просто так сложилось.

— Конечно, ни она, ни ты не виноваты. Но знаешь, мне почему-то не верится, что на такого забияку, как ты, можно не обращать внимание, — Володин тон изменился, стал теплее.

И это тепло, его слова и Юркино понимание, что Володя искренне хочет поддержать его, придало смелости. И Юрка решился на самый важный вопрос:

— Что бы ты делал на моём месте? Как бы поступил? Признался бы, зная на тысячу процентов, что взаимности нет?

— А что ты потеряешь, если признаешься?

— Всё.

— Ну не стоит мыслить так категорично.

— Я не мыслю категорично, всё так и есть. Если она узнает, то её отношение ко мне изменится и ничего не будет как прежде. А это значит, что я потеряю то, что имею сейчас. А лучше того, что есть сейчас, у нас никогда не будет.

— Всё настолько безнадёжно?