Птица в клетке. Письма 1872–1883 годов - читать онлайн книгу. Автор: Винсент Ван Гог cтр.№ 92

И все же насколько убого большинство современных домов в сравнении с тем, какими они могли бы быть, если бы их обустраивали поуютнее.

Сравни современное окно с окнами эпохи Рембрандта. Мне кажется, в те времена люди испытывали определенную потребность в особом приглушенном свете, которой теперь больше нет, – по крайней мере, сейчас они стремятся к холодной, суровой и безжизненной обстановке. Определенные перемены к лучшему начались с домов рабочих, но вот уже двадцать-тридцать лет я не вижу никакого развития в этом направлении. Наоборот, привлекательные черты все чаще исчезают, им на смену приходит нечто холодное, рациональное и упорядоченное, и чем дальше, тем более пустым все становится. Если бы я мог, то переделал бы окна вот так [см. иллюстрацию].

Разница была бы небольшой, не используй мы существующие ставни. Отличие заключалось бы лишь в том, что каждое световое окошко было бы обрамлено, а створки получились бы чуть меньше.

Последний вариант предпочтительнее и легче в исполнении. Но нельзя иметь все, что пожелаешь. Кроме того, у окна должен быть широкий подоконник, на котором можно сидеть, чего совсем нет в этом доме.

Я с нетерпением жду твоего письма и новостей о твоей больной. Надеюсь, ничто не нарушило ее покоя, желаю ей скорого и благополучного выздоровления. И однако, не каждый раз все проходит гладко и быстро, почти постоянно случается то одно, то другое, и поэтому нужно быть начеку. На прошлой неделе я перечитал «Собор Парижской Богоматери» Гюго, который впервые попал ко мне в руки лет десять назад. Знаешь, кого я там обнаружил, или, по крайней мере, думаю, что обнаружил, ибо не сомневаюсь, что Виктор Гюго именно так и задумал? В Квазимодо я узнал Тейса Мариса.

Возможно, большинству читателей «Собора Парижской Богоматери» Квазимодо показался шутом. Однако ты, как и я, не сочтешь Квазимодо смешным и, как и я, почувствуешь правду в словах Гюго: «Pour ceux qui savent que Quasimodo a existé» ^[152], собор Парижской Богоматери теперь опустел. «Car non seulement il en était l’habitant mais il en était l’âme» ^[153].

Рисунок из письма 318

Если принять «Собор Парижской Богоматери» за символ того направления в искусстве, которое нашло свое отражение в творчестве, например, Лейса, (иногда) де Гру, Лажи, Дефриндта и Генри Пиля, то о Тейсе Марисе можно сказать следующее: «Maintenant il y a un vide pour ceux qui savent qu’il a existé car il en était l’ame et l’âme de cet art-là, c’etait lui» ^[154]. Иными словами, Тейс Марис все еще жив, но уже не так ярок и полон сил – он уязвлен и разочарован во всем настолько, насколько вообще человек может разочароваться. Полагаю, одна из невероятных глупостей, которую только могут совершить местные художники, состоит в том, что они даже сейчас продолжают посмеиваться над Тейсом Марисом. Для меня это так же отвратительно, как самоубийство. Почему именно самоубийство? Потому что Тейс Марис – воплощение всего самого высокого и благородного, и, по-моему, насмехаясь над ним, художники принижают самих себя.

Если кто-то не понимает Мариса, tant pis pour lui ^[155], те, кто его понимает, оплакивают его и его сломленную душу.

Эти слова применимы как к Тейсу Марису, так и к Квазимодо.

Ладно, напиши поскорее, если еще не сделал этого. И верь мне, мысленно жму руку.

323 (271). Тео Ван Гогу. Гаага, суббота, 3 марта 1883, или около этой даты

Дорогой Тео,

посылаю тебе набросок, на котором я изобразил продажу супа в общественной столовой. Действие происходит в большом помещении, где свет падает сверху, через дверь справа.

Я еще раз воспроизвел этот сюжет в мастерской. На задний план я поместил белую перегородку и нарисовал на ней раздаточное окошко в соответствии с теми размерами и пропорциями, какие оно имеет в действительности; дальнее окно закрыто наглухо, у среднего прикрыта лишь нижняя часть. Так что свет падает из точки P, как и в той столовой.

Как ты понимаешь, если кто-то позирует мне там, фигуры получаются точно такими же, как в настоящей общественной столовой.

В верхней части [страницы] ты видишь мизансцену, выполненную в мастерской. Я заключил в рамку место, предназначавшееся для рисунка.

Разумеется, сейчас у меня есть сколько угодно времени для постановки фигуры в правильную позу и доведения ее до совершенства, при этом я все же могу в общих чертах придерживаться того сюжета, который увидел.

Мне бы хотелось воспроизвести эту сцену, например, в акварели. И изо всех сил постараться преуспеть в этом. Мне кажется, теперь я чаще смогу писать фигуры в мастерской. Этим летом, до того как здесь кое-что изменилось, я пытался заняться этим, но цвет фигур получался таким блеклым и холодным, что у меня пропадало всякое желание писать. Как только на них падал яркий свет, они, так сказать, переставали быть живописными.

Знаешь, чего мне очень не хватает? Мне нужно несколько отрезов ткани – коричневой, серой и пр., – чтобы точно передать цвет фона. На рисунке, набросок которого изображен на оборотной стороне листа, стена должна быть белой, с покрытыми серой краской филенками, пол – более темным. Внимание к подобным вещам позволяет точнее изобразить помещение. У меня уже есть несколько вещей для этого, даже всевозможная НАСТОЯЩАЯ одежда. Вчера, например, я приобрел невероятно живописную заштопанную блузу из грубого льна. Я никогда не упускаю из виду подобные вещи: изучая их, получаешь большее удовлетворение от работы с моделями, чем когда оставляешь все на волю случая.

Рисунок из письма 323

Я испытываю такую же любовь к своей мастерской, какую испытывает капитан корабля к своему судну. Думаю, мне удастся правильно обустроить ее. Но мой кошелек не всегда позволяет приобретать то, что требуется. И все же те вещи, которые я покупаю, прослужат долго, и сейчас я должен использовать этот шанс, потому что в будущем он может больше не представиться.