|
||
|
|
||
|
|
Онлайн книга - Винтики эпохи. Невыдуманные истории | Автор книги - Антонина Шнайдер-Стремякова
Cтраница 76
Без тебя я стала льдинкой, Что на солнце лишь блестит. Без тебя на сердце дымка, Голос твой во мне журчит. Слабый, властный и весёлый, Он в семье, как камертон. В праздники – пирог с паслёном, Жмыха кус, пустой бульон. А весною – солнца нега, И в логу журчит вода. И картошка из-под снега — Тоже сносная еда. В стужу были мы водою — Той, что в реках, подо льдом. Лето нежило прохладой, Пахло тёплым молоком. Нас готовя к жизни взрослой, Где любовь поёт и плачет, Утепляла домик мохом Белкою, увы, незрячей. Без тебя я стала льдинкой. Будет время – растоплюсь, Лёгким облаком, пушинкой, Кем, не важно – воскрешусь… Нащебечемся мы вволю, Вспомним недругов, друзей, Что не выстрелят укором За ошибки на Земле. декабрь 2016 Люди снуют…
Люди снуют… В бутылках – водица. Голубь воркует в бросовой пище. В ящике с мусором нищие роются — дамочка и старикашка ощипанный. Им бы окурок… Блаженствуют, если что-то отыщут. Уйдут неспеша, чирк – зажигалкой, затянутся вместе… Люди снуют, видать, неспроста. Парень спешит на свидание к милой — новый костюм отутюжен с утра; встретил невесту с улыбкой невинной — язвой хихикает вслед детвора. Кто-то на кладбище рвётся с цветами — кто-то уж с кладбища рвётся домой. Едут в автобусе между домами и вспоминают: он был молодой… Дочь провожает знакомых отца, не отрывая с мобильника глаз: ищет супруга, партнёра, вдовца — кто ж повстречается ей в этот раз? Чтобы томаты спасти от мороза, бабушка в сад спешит, но в метро дует, сквозит, нет электровоза — пляшет от холода в старом пальто. Завтра плюс тридцать, хотя непохоже, но поливать садоводы рванут. Вёдра и лейки в руках у прохожих. Мирно планетствуют – всяко живут. декабрь 2016 Память пеленгует…
Память пеленгует эшелоны, детство, где легко дышалось даже в мрачный день. Жмых и корку хлеба мы делили честно, щедрые, как лето, с мозгами – набекрень. Рай наш назывался голытьбой счастливой, жизнь казалась вечной, как сегодня – день. Обнимали всех мы – даже злых, ворчливых, лишь бы нас любили, как бабушкин пельмень. Видели мы сны, цветные и весёлые, — в них врывался вороном чёрный цвет войны. Были мы, видать, не по годам серьёзные, с непреложной истиной: все взрослые добры. В добродетель верили, в справедливость, честь. Ждали дня Победы – святости в раю. Не слыхало детство: «Каин», «Авель», «Месть» — знало лишь землянки, голод, степь, тайгу. Город увидали многие лишь в двадцать, в нём бурлила жизнь кипятком в котле. Каин, Авель, Месть… И – мёртвые отцы. В сказку хоть бы раз на сказочной метле. Сказки не случилось. В сердце шрамы, гаммы страха, резерваций, унижений, нищеты. К букварям рвались мы рьяно и упрямо не благодаря, но – вопреки. декабрь 2016 Сказ о музыкальном храме
Деревянный, двухэтажный, В центре города чернеет Дом старинный, эпотажный. В нём звучат поперенно Моцарт, Штраус и Чайковский. Был здесь госпиталь в войну, Нынче – «музыкалка». Брат ведёт сюда сестру С нотною тетрадкой. Не залечивают раны В доме лет уж пятьдесят. В нём давно уж нет страданий, И бойцы в тиши не спят — Дети музыку творят. Чинно в дом приводят внуков бабушки и дедушки. В их морщинках – света лучик: За дверями слушают. Перестройка девяностых Наглым власть передавала. – Как нам быть? – с таким вопросом Обратились к власти мамы. Ей сказали: нынче Тани Чистить школу будут сами. Плачут бабушки и дети: Штукатурка уж кусками Валится, и ранен третий. «Русские» – те, «новые», Всё кричали, убеждали, Что дома торговые В людном месте прибыль дали б — Школьный дворик им-де дайте!.. Власть опешила: «А дети?..» Спорили, дрались – ей-ей. Разошлись уж на рассвете — Утро вечера мудрей. Год учебный завершён, Сторож постоянно в школе. Ключ от всех дверей при нём, Раз законности нет боле И одни кругом разбои. Жил директор в доме рядом Окнами на школьный двор. Ночью видит: экскаватор… Возле – двое ведут спор. Вскоре в дворике том школьном Рык машины прохрипел. Закричал директор: «Во-оры, Вы ж творите беспредел!» Помешать чтоб яму рыть, В барабаны начал бить. Распахнул окно и видит: К школе люди уж бегут, Издали кричат-орут. Сел директор к телефону. Поднял всех, кого он смог. Собрались у школы с Богом На рассвете, в самый срок, — Коллектив был в сборе полном. Экскаваторщик сбежал, Заглушив мотор махины. Ко двору народ стекал — Все, кто нищетой гонимы. Митингуют и кричат, В суд бумагу написали, И решили, что отрядом Надо вора задержать, Ну, а лучше – в морду дать. Положили – быть дежурству Круглосуточному, чтобы Прекратить это безумство Новых русских. «А не то мы!..» – Плачет уж по ним тюрьма! – Мы в райком пойдём – поможет… – Это ж, братцы, кутерьма. – Школу разрушать негоже. – Ране было всё ж построже… Вот уж вечер. Прокурор К школе подкатил на «Волге» И с толпою разговор Начал нехотя, невольно. – В пригороде школа есть, На трамвае – час езды. Магазин, поймите, здесь Прибыльнее раза в три, Как на это ни смотри. Комплексов торговых в центре Не хватает городу. Мы по договору ренты Многим дали б фору. – Слышь, законник-прокурор! Чо на мо́зги капаешь? Свой на заднице фурор Ты чего нам сватаешь, Чо лапшу нам вешаешь? – Детям нашим вырастать Для народа и страны. Прибылью своею жрать Вы не нас – себя должны. Экскаватор месяц целый Во дворе стоял без дела. Власть, все «за» и «против» взвесив, Душ людских не отогрела — Все стеной стояли смело. Тёмной ночью вражья власть По приказу прокурора Ту махину со двора Вывезла без разговору. Деньги скромные по смете В целлофановом пакете Получил директор в банке. Уж строитель на примете — Широко известный Петя. Штукатуры красят, мажут, Пишут план учителя, Ждут детей – стоят на страже Увлечённые сердца. Старый храм стоит сегодня С надписью мемориальной. Звуки льются. Сольными до, ре, ми, фа, си, ля, соль Дышит воздух школьный. Приезжают в дом артисты — Ходят парами они. И дивуются туристы Уголочком старины. декабрь 2016 Хамов мы видали всяких
Слово на заборе с буквой Ха — то же самое, что пентюх, хлюст, мужлан, мордоплюй, хамло иль хулиган. Кратко в них выстреливают: «Хам»! Он альфонс везде: в кругу семьи, в коллективе, в дружеской попойке. Чаю даст глоток зимой коли, бухнет: аллилуйя вы мне пойте! Хам бабулю с лёгкостию клюнет, мать, жену толкнёт — на слабых накричит, но пред властными распустит слюни, раболепно и услужливо смолчит. Шавка, принцип чей «купи-продай», Он слуга любой продажной власти. Ради славы очернит, предаст и любого матами сгорластит. Хам не слабоумен, не дурак — слабоумна в нём одна лишь совесть. Нет в ней, жаль, понятия «антракт» — можно б отдохнуть от наглословий. январь 2017 Я не сюсюкала
Я не сюсюкала с детьми и не заигрывала с властью, не знала слов: долги, взаймы, хоть рвались жилы и запястья. И сэкономить чтоб копейку, кроила детям из старья. Так – из подкладки шёлка в клетку дочурке шила платьица. Из старых чёрных брюк отца парадные строчила сыну. В них щеголял он лет в двенадцать — был знаменосцем он дружины. И голодно коль очень было во взрослой жизни у меня, в бор по грибы с детьми ходила — вся вечером сыта семья. Я не сюсюкала ни с кем, хотя бывало и не сладко. Невмоготу уж коль совсем — поплачу в кулачок украдкой. Порою кажется: мат, точка, но лампочка ещё горит. Вонзаю в слабость ноготочки — душевной силы дефицит. февраль 2017 Прорвусь к потомкам
Прорвусь травой я меж камней, потомков чтоб увидеть звенья. Ковром я мягким поверней Приму собой их боль паденья. И в бурях, грома перекатах о двоедушных дам я знать, что в стае сверху средь пернатых опорожняют свой рюкзак. Защита, коль она корыстна, колючкой прорастёт внезапно — на рык и злобу закулисья смолой горячею я капну. Прорвусь к потомкам чрез века сказать им: мир внутри тебя, он сердце, тело и вода, Он наша форма бытия. Жаль, эту форму изменить не в силах я — лишь укажу огня ориентир. Он освещает мглу, что сковывает душу. февраль 2017 Свет вечерний в окнах
Люблю я вечерами наблюдать за окнами, горит в которых свет. Семья уж в сборе – можно рассказать, как день прошёл, какой оставил след. В одном окне свет теплится едва желтком яичным без эффекта, в другом висят брильянты с потолка — сияют радужные спектры. Свет синий, розовый иль желтоватый раскроет, видно, нам секрет любви, пускай банальной, незамысловатой, но всё-таки без крика: «Пощади!» Вон в том окне невзрачный, грязный тюль, плафон простой – горит в нём слабо лампа. Мужик по пояс голый у кастрюль на кухне взял еду и вышел с банкой и доверху наполненной тарелкой. Садится на диван. Ест, глядя на экран, — жена меж тем снует по дому белкой. Живёт, пожалуй, так и таракан. А здесь чрез жалюзи сквозит уют. Подросток у стола читает книгу — готовится к зачёту. Все уснут — он всё читает. Сдаст-не сдаст – интрига. Вот бархатом зашторено так плотно, что кажется: внутри пылает пламя. За кажущейся сытостью, возможно, там вызревает чирей – малодрама. Подслеповатый либо яркий свет в домах — высотных, низких, дачных, деревенских, роскошных, каменных, изысканных дворцах — триумф богатых, средних либо бедных. март 2017 О выборах
Уж скоро выбирать нам президента, из трёх голов нужна всего одна. В квадрат Малевича всех оппонентов впихнуть, жаль, удаётся не всегда. Нутро престижно-мрачного квадрата заполнит гонка хлёстких увертюр… Но продвигают, жаль, лишь кандидата, в кармане у кого полно купюр. В финальном трио-танце всё ж случится — квадратом замалюют лишних двух. Вещает пресса… Ей бы умудриться скрыть глупость власти – сплетничать не вслух: „Один красивых женщин всё целует, второй в гостинице насилует портье, а третий у любовницы ночует и наспех пожирает яйца Беранже. У первого – о Боже! – изо рта воняет, второго лишь заботит портмоне, а третий… ну, что он понимает? Не на подтяжках носит брюки – на ремне.” Чернят от разу к разу всё сильней, лишь обнажая низость нравов, однако жизнью битые мудрей: протестно голосуют – браво! апрель 2017 Раньше нас кусали вши
Раньше нас кусали вши, грызли тигры, волки, львы, ели всех живьём клопы — нам твердили: потерпи. Беспокоили всегда комары, клещи, мошка саранча, жуки, грызун, цветоед, блоха-прыгун, выдры, рыси, леопарды, росомахи и гепарды. Нынче нас кусает бизнес и законы Сильных Мира-с, потому как нынче страны ничего не значат сами, потому как нынче бизнес — знамя для паразитизма Хамов, Толстяков и Франков, Троллей, Никсов и Адамов. Жил когда-то добрый малый по соседству с негодяем, горделивым стариком, безобразным толстяком. Лексиконил он в три буквы, исподлобил на всех букой. Миру широко знакомы криминальные драконы, что, стреляя всюду кровью, разряжаются грозою, сея на планете смерти вихревые, точно смерчи. Ну, а малый между тем строил на века эдем для отцов, детей и внуков, для любви и для науки, блага, радости, добра, для здоровья и тепла, не прислушиваясь к сплетням, целясь вдаль – в тысячелетья. Как-то раз Злодей-сосед заявился разодет и с уставом у порога начал сразу монологом: «Загордился ты уж больно, Хватит, пожил ты привольно. Раз не любишь прогибаться, я велю со мной считаться. На тебя по праву силы напущу лихих громилов». Верно, было так с Каддафи И со многими Аджафи. Коль не в партии Злодея — станешь жертвою Злодея. Бандерят дома, страну, почему – в толк не возьму. Может, стало эталоном жить сегодня без закона? Дом-страна – одна семья, и живут в ней стрекоза, саранча, жуки, грызун, тигры, львы, блоха-прыгун, мухи, крысы, кролики, пони-трудоголики, терпеливые ослы, гуси, гордые орлы, беззащитные птенцы и красавцы-жеребцы. Плавают в морях дельфины, что спасают в дни пучины. Свой у них менталитет — может нравиться иль нет. Всё у них для нас чужое: пение там горловое, радость вся с притопом, беды все с прихлопом, горе, вроде бы, – без слёз, так у них уж повелось. Там и любят по-другому, не по-нашему – дурному… Не удастся сделать в мире всех святыми либо гирей гнид прихлопнуть неугодных, что кусают и сегодня. Всякий пусть живёт, как хочет, иль хотя бы так, как может. Со своим уставом лезть в дом чужой – добро не есть. апрель 2017 Не родись спесивой
У отца сапожника — сыновья-художники, доченька-красавица, что пока слюнявится, — ей с утра до вечера в доме не перечили. Подросла едва она, очень быстро поняла: слава будет и почёт, если стильно запоёт. Выбрана была арена, и малявица запела на крыльце, чтоб сверху вниз видеть всех, кто собрались. На концерт сходились дети, суетясь в кордебалете. Гордость всякого отца — взрослая красавица: ум, и рост, и стать пленяют — все её боготворяют. Незаметно для родных, для себя и для других возмужавшая Светена растеряла то добро, что нам в неведении Бог дал при рождении. С той минуты девочку кликали припевочкой… Недовольная судьбой, всем грубила день-деньской. Поднимала жуткий вой, что тому-де все виной!.. И советы отвергала, опыт старших презирала — мать-отца измучила, всем родным наскучила. И случилось… небо вдруг прорвало слои дерюг. Возмутился сверху Вождь: грянул гром, и град, и дождь. Молнией огнём стрела вмиг в спесивую вошла. И сгорела девушка — гордая Светенушка. От тепла седого пепла всё в родителях поблекло. Ветер пепел разбросал — к счастью, искру отыскал. И родилась новая девочка бедовая. В этот раз родители, наставники-хранители, мудрость чтут народную, но не чужеродную: – Это – можно, то – нельзя. Этот – враг, а те – друзья. – Не родись спесивой, а родись счастливой. – Не гордись собою, но гордись сестрою. – Успевай работать — жизни век короток. – Счастье не в безделии — в детях, рукоделии. Сеют в дочке доброту, благородство, теплоту. май 2017 Бабульки
(полушутливо) Скамейки и заваленки — в платках: бабульки заседают во дворах. Судачат о прохожих и делах на разных языках и скоростях. «Мой сказывал, что пенсию прибавят, — сказала баба Дуня-инженер, — поедем к внучке, очень будет рада, я ставлю всем другим её в пример. И с праздником всегда она поздравит, про день Рожденья спросит, и не раз. Мне брошку купит, дедушке – сандали, так угадает — будто на заказ». «Щасливая, — вздохнула баба Соня, — а мой балбес всё тратит на вино Вчерась, ой, не сдержалась и на сотню расщедрилась я, к радости его. Да мне ж не жалко, ежли деньги в дело, на галстук, на костюм али колечко девчоночке хорошенькой. Я б пела — скажи он то ко доброе словечко!..» «Во многом мы и сами виноваты, — скороговоркой молвила Ирина. — При детях я на мужа: и куда ты, хрыч старый, навострился? Кобелина!» «Нас жизнь учила, — перебила Нина. — Не ангелы мы — грешники, конечно. Грешна была и наша пуповина… Плоды случаются и поперечны». Так, потчуя друг друга пирогами, судачат бабы на скамейках о супах, о жизни, внуках, о погоде, о грибах — шуршат, как в парке листья под ногами. июнь 2017 На смерть Баталова
И лоб высоченный, и взгляд пытливый — воистину, интеллигент. Играл, как и жил… Сыскать бы учтивей хотя б ему эквивалент. Как он, уже душу не подмечают, бессребреность нынче не в моде. Тусуются с пользою. Лишь рассуждают о выгоде – том, что съедобно. Летят журавли рогатулькой вдали, курлыча друг с другом любовно, а ёжик в тумане нам голос дарил — звук, ищущий истину Божью. Все девушки были в него влюблены, Все мамы и бабушки-тёти. И, коль надвигался сумрак души, естественно, был он в заботе. Признаюсь, я тоже любила его с соседской девчонкой вдвоём. Мы в возрасте зимнем и – оттого, влюблённые, так и умрём. * * *
|
Вернуться к просмотру книги
Перейти к Оглавлению
Перейти к Примечанию
© 2020 we-believe-russia.ru - электронная библиотека в которой можно
читать онлайн книги бесплатно
.
Все материалы взяты из открытых источников и представлены исключительно в ознакомительных целях.
Все права на книгу Винтики эпохи. Невыдуманные истории
принадлежат автору Антонина Шнайдер-Стремякова и издательствам.
