Пугачев и его сообщники. 1774 г. Том 2 - читать онлайн книгу. Автор: Николай Дубровин cтр.№ 126

– Ну, воля ваша, – проговорил он, – поедем. Коли нас там примут, то останемся, а коли не примут, так пойдем мимо.

– Как не принять, примут, – заметил Чумаков и советовал самозванцу возвратиться скорее в стан.

«Мы дрожмя дрожали, – говорил Творогов, – и желали поскорее переманить его на ту сторону, где лошади наши были, боясь, чтобы как не ушел от нас тут, чего ради и представили ему, что время уже ехать». Пугачев с Чумаковым и несколькими казаками сел в будару и переправился через реку; за ними, в той же бударе, переправились Творогов, Федульев, Бурнов и остальные казаки. Когда последние вышли на берег, то Чумаков держал лошадей: свою и самозванца, а Пугачев собирался садиться. Момент был самый удобный, и мнимого государя окружали только люди, преданные друг другу и заранее согласившиеся.

– Иван! – крикнул Федульев казаку Бурнову. – Что задумали, то затевай: сними с него саблю!

Стоявший возле Пугачева Бурнов схватил его за руки выше локтей. Самозванец побледнел.

– Что это… что вы выдумали… – говорил он робким и прерывающимся голосом, – на кого вы руки поднимаете…

– А вот что, – кричали казаки, – ты отдай нам свою шашку, ножик и патронницу! Мы не хотим тебе больше служить и не хотим больше злодействовать, довольно и так за тебя прогневали Бога и матушку милостивую государыню; много пролили мы крови человеческой и лишились сами отцов, матерей, роду и племени.

– Ай, ребята, что это вы вздумали надо мной злодействовать, – говорил Пугачев, смотря на казаков, – ведь вы только меня погубите, а и сами не воскреснете. Полно, не можно ли, детушки, это отменить; напрасно вы меня губите.

– Нет, нет, – кричали казаки, – не хотим более проливать крови; мы повезем тебя прямо в городок [Яицкий]: если ты подлинный государь, то тебе нечего бояться, ты там себя и нас оправишь [оправдаешь]. А что до нас касается – то воля матушки нашей всемилостивейшей государыни, что изволит, то и сделает с нами. Хотя всем нам головы перерубят, только мы тебя не упустим, полно уже тебе разорять Россию и проливать безвинную кровь.

Казаки требовали, чтобы Пугачев добровольно отдал свое оружие Бурнову.

– Мне бесчестно отдать это тебе, – сказал самозванец, смотря на Бурнова, державшего его за руки, – а отдам я своему полковнику Федульеву.

Последний принял шашку, большой нож и патронницу. Пугачева посадили на лошадь; ближайший из казаков держал ее повод, а остальные, окружив его со всех сторон, направились к переправе через Узень на яицкую сторону.

Видевший всю эту сцену один из старцев одобрил решение казаков.

– Вы не должны отчаиваться, – говорил он, – в высочайшей императорского величества милости, в рассуждении многих ее образцов, последовавших с преступниками. Вы старайтесь как можно довезти злодея в сохранности и не упустите. Я слышал, что в городок к нам приехал какой-то милостивый судья, капитан или майор. Он выпустил из тюрьмы всех колодников, а вдовам и сиротам выдает на пропитание хлеб.

Это известие очень обрадовало казаков и было вполне справедливо. Старец говорил о поступках одного из членов секретной комиссии, капитан-поручика Саввы Маврина.

Сначала болезнь, а потом кончина казанского губернатора Я.Л. фон Брандта заставили генерал-майора Павла Потемкина оставаться в Казани и временно вступить в управление губернией. В Казань возвращались поодиночке обыватели города, захваченные силой мятежниками и успевшие уйти из их толпы. Сюда же бежали из соседних деревень помещики, духовенство и управляющие, спасавшиеся от шаек мятежников и поднявшегося крестьянского населения. Прибывавшему населению необходим был приют и помещение. Потемкин раздавал безденежно казенный лес на постройку домов и для уменьшения притока пришлого населения принимал все меры к тому, чтобы прекратить беспорядки и восстановить спокойствие в губернии. По данной «власти от ее императорского величества укрощать бунт», П.С. Потемкин просил воевод собрать команды и преследовать возмутившихся. Он уполномочил их сечь кнутом начальников шаек, а десятого человека из шайки сечь плетьми нещадно. «А ежели которые, – прибавлял Потемкин ^[885], – заслуживают смерть, о таковых мнение ваше представить, и тогда о казни будут присылаться к вам указы».

При поголовном восстании воеводам невозможно было собрать отряды, и Потемкину пришлось самому отправлять их из Казани по разным направлениям. Команды эти ловили мятежников, присылали их в секретную комиссию, и число преступников, подлежавших суду, ежедневно и быстро увеличивалось. С другой стороны, начальники преследующих отрядов, захватывая мятежников, отправляли их в ближайшие города, преимущественно в Оренбург и Яицкий городок (Уральск). В этих двух пунктах накопилось столько колодников, что для содержания их недоставало помещения и деятельность секретной комиссии должна была разбиться на несколько отдельных частей. Имея поручение императрицы главнейшим образом исследовать причины бунта и неудовольствия яицких казаков и не имея возможности оставить Казань, генерал-майор П.С. Потемкин отправил в Яицкий городок капитан-поручика Савву Маврина, с поручением приступить как можно скорее к производству следствия «и постараться открыть начальные причины родившегося бунта на Яике» ^[886].

Сознавая ясно, что главнейшими руководителями мятежа были и есть яицкие казаки, П.С. Потемкин находил полезным применить не те меры строгости, которые применял он в Казанской губернии, а стараться подействовать на казачье население кротостью, обещанием прощения и милостей императрицы всем верным и раскаявшимся.

В тот же самый день, когда Потемкин предписывал воеводам сечь виновных кнутом и плетьми, он писал Маврину: «Делайте возможное попечение, чтобы посеять в яицких казаках истинное повиновение; уверьте их, что я имею власть поправить все их беспорядки, а особливо в том [уверьте], что они, принеся истинное раскаяние государыне императрице, будут наслаждаться тишиной и спокойствием; а ежели неудовольствия которые имеют, те могут адресоваться ко мне».

Через два дня, 31 июля, П.С. Потемкин писал капитан-поручику Маврину:

«Я откровенно вам скажу, что, зная образ мыслей государыни, уверен, что ей благоугодно снисхождение и кротость, а не строгое наказание. Да признаюсь вам и в том, что неохотно соглашаюсь людей казнить. Жизнь такой дар божественный, который отнять легко, но возвратить не в наших силах. Число яицких казаков [арестованных] у вас весьма довольно, они все почти равную заслуживают смерть, но можно ли столь много казнить вдруг? И потому препоручаю вам до отъезда вашего на Яик ^[887], поговорите с пленными казаками, и если истинное раскаяние они восчувствуют, обещайте им пощаду».