Пугачев и его сообщники. 1774 г. Том 2 - читать онлайн книгу. Автор: Николай Дубровин cтр.№ 130

Между тем Пугачев, оставленный на руках Федульева, думал воспользоваться отъездом Творогова и Чумакова и обратился в последний раз с просьбой не выдавать его.

– Что вы выдумали себя и меня губить, – говорил он, – ведь вас не пощадят. Если вы меня и выдадите, вас все-таки всех перевешают. Бог вам воздаст за то, что вы вздумали меня погубить.

– Что бы ни было, – отвечали казаки, – а повезем; что ни говори, а тебя не отпустим.

Переночевавши на Бударинском форпосте, том самом, с которого началась открытая деятельность Пугачева, казаки повезли его далее и, отъехав версты три, встретили при урочище Коловратной лощине сотника Харчова с командой. Последний обнадежил казаков прощением, и обрадовавшиеся этому известию сообщники самозванца, доехав до Кош Яицкого форпоста, передали Пугачева в руки сотника Харчова ^[893]. Мнимый государь был тотчас же «забит в превеликую колодку». Вслед за тем прибыла команда из Яицкого городка, и Харчов передал Пугачева сержанту 6-й легкой полевой команды Алексею Бардовскому, который под конвоем в полночь с 14 на 15 сентября доставил его в Яицкий городок ^[894] к капитану Маврину.

– Что ты за человек? – спросил его Маврин.

– Донской казак Емельян Иванов, сын Пугачев, – отвечал спрошенный. – Согрешил я, окаянный, перед Богом и перед ее императорским величеством и заслужил все те муки, какие на меня возложены будут, – снесу я их за мое погрешение терпеливо.

Как утопающий хватается за соломинку, так и Пугачев после своей деятельности надеялся на милосердие императрицы, говоря, «что он слуга добрый и заслужить всячески в состоянии» ^[895].

Капитал Маврин приказал заковать Пугачева в ручные и ножные кандалы, а выдавших его казаков отпустил на поруки. У самозванца было найдено 139 червонцев, 480 руб. серебром, медаль на погребение императора Петра III и турецкая серебряная монета.

Накануне доставления Пугачева в Яицкий городок был привезен туда же и ближайший пособник его, казак Афанасий Перфильев, с 37 человеками казаков, пойманный Рычковым на реке Деркуле, при Камышлацких вершинах. После небольшой ружейной перестрелки казаки сдались ^[896].

Переночевав на острове, Перфильев и бывшие с ним казаки на следующее утро переправились вплавь через Волгу и поехали отыскивать самозванца. Не зная, в какую сторону направился Пугачев, казаки не могли найти его, а между тем голод и лишения приводили их в отчаяние. Проскитавшись несколько дней по степи, они решились идти в Яицкий городок, но Перфильев уговаривал их не делать этого.

– Лучше теперь нам самим зарыться в землю, – говорил он, – нежели ехать в городок на смерть. Без сомнения, из нас иных казнят, а иных раскассируют в солдаты.

– Нам теперь деваться некуда, – отвечали казаки, – лучше пойдем в городок, а там что Бог даст.

Видя упорство товарищей, Перфильев поехал вместе с ними ^[897].

Таким образом, почти одновременно все главнейшие деятели мятежа были в руках правительства. Весть о том, что Пугачев пойман, быстро распространилась по всему Поволжью и произвела громадное впечатление. На другой день известие о происшествиях в Яицком городке достигло и до Оренбурга.

«За уведомление твое о поимке Пугачева благодарю тебя всепокорно, – писал Александр Лунин Савве Маврину ^[898]. – Первый твой курьер Окутин приехал сюда 15-го числа в 10 часов вечера; другой, сержант, 17-го числа пополуночи в пятом часу, и оба без наималейшего задержания отправлены далее. Сколь вести сии были милы, какое произвели они восхищение во мне и восторг всеобщий, я описать не могу. Первый приехал в то самое время, как у хозяина моего, который за сутки приехал только прежде, было людей [гостей] премножество. Представь же, какой приятной тревогой ты их беседу поколебал. Окутина поцеловав, разбил себе губу в кровь; пришед к ним как иступивший из себя [исступленный], объявил с криком, подобным бешеному, что изверг пойман и я имею от тебя письмо. Каждый не знал, что делать: целоваться ли, прыгать ли или читать твое письмо. Наконец все сие сделали, и письмо твое каждый читал и целовал. Потом, как сила первого воспламенения миновалась, зачал действовать мучительный страх, чтобы благополучие сие еще не переменилось, ибо он в твоих руках еще не был, а был в 50 верстах: ну, иногда легкомысленность, страх и отчаяние в помиловании попустившихся на сие добро не отвратили бы их от оного. В таком беспокойстве были мы до самого получения твоего письма через сержанта. Тут, с самой оной минуты, по сие время, душа моя, все утонем в радости неизреченной. Поздравляю тебя, любезный братец, с оным; важность оного благополучия нам с тобой знакома. Прибавить к оному можно еще и то, что труд наш, приложенный в открытии его истории, есть не тщетный и теперь изыскания наши, можно уже утвердительно сказать, что справедливы и достойны отнести нам в честь. Но все сие ничего для радости: довольно того, что злодей в оковах и что тем спасутся невинные от несносного его угнетения. Боже, благослови, чтобы с поимкой везде и вдруг исчезло то зло, которым столь много уязвлено любезное наше отечество и чтоб на веки веков восстала неразрушимая тишина и спокойствие».

16 сентября, почти одновременно, прибыли в Яицкий городок генералы Суворов и князь Голицын, желавшие лично убедиться, что Пугачев пойман. Событие это было настолько выдающимся, что каждый торопился известить своих знакомых или донести своему начальству, стараясь сделать это прежде других. Капитан-поручик С. Маврин и поручик Г.Р. Державин отправили курьеров к П.С. Потемкину, а князь Голицын – главнокомандующему графу П.И. Панину. «Приношу вашему сиятельству, – писал при этом князь П.М. Голицын ^[899], – чистосердечное и покорнейшее мое поздравление со столь приятнейшим происшествием, возвращающим нам прежнюю тишину и спокойствие. А между тем за счастье себе поставляю то, что как я первый имел удачу сначала усилившемуся извергу рода человеческого сломить рога сильным его под Татищевой крепостью поражением, так и теперь первый имею честь возвестить вашему сиятельству о конечной его гибели».