Пугачев и его сообщники. 1774 г. Том 2 - читать онлайн книгу. Автор: Николай Дубровин cтр.№ 145

– Ну что, одумался? – спросили Львова члены секретной комиссии.

– Да чего мне одумываться, – отвечал он, – я, ей-ей, ничего не знаю.

– Как тебе не знать, – заметил Аристов, – разве я не видел, как ты изволил разъезжать по полю. Я бы человек восемьдесят свидетелей представил, да не знаю здешних жителей.

– Расскажи, – сказал Горчаков, обращаясь к Аристову, – как все дело было.

Аристов повторил свое показание, но Львов не признавался.

– Братцы, – заговорил он, – посмотрите хорошенько, я ли полно был, не ошиблись ли вы.

– Мне нельзя в тебе ошибиться, – заметил Огородников, – ведь мы бывали иногда с тобой в одном месте, и ты сам меня знаешь.

– Я не спорю, что мы с тобой знакомы, но не знаю, с чего вы на меня об этом показываете; я не приезжал в стан злодейский, да и где мне взять деньги.

– Полно, сердечный, не доводи себя до худого, признайся лучше, ведь мы не лжем на тебя, сам ты знаешь.

Львов клялся, что из кремля никуда не выходил, просил допросить свидетелей, но судьи его не слушали.

– Нет, друг, не отбожишься, – говорил Аристов, – ведь трудно терпеть три вечерни [пытки] – скажешь небось!

– Да, вот посмотри-ка! – сказал секретарь Зряхов, указывая на Огородникова, у которого вся рубашка была в крови. – Спроси-ка у него, каково?

– Довольно я терпел за тебя, – говорил Огородников с упреком, – теперь хотя голову на плаху, а мы точно тебя видели приезжавшего.

– Эх, брат Огородников, побойся Бога, – умолял его Львов, – вспомни Страшный суд.

– Чего нам напрасно говорить, – заметил Аристов, – к нам многих уже приводили на показ, а напрасно на них мы ведь не говорили.

Аристова и Огородникова приказано было вывести из присутственной комнаты.

– Ну что, все еще не хочешь сказать? – спрашивали члены комиссии.

Львов молчал.

– Он дюж, хочет потерпеть, – говорил секретарь Зряхов, улыбаясь.

– Напрасно ты себя приводишь к побоям, – заметил Горчаков, – подумай сам: Огородников тебе знаком и ему нельзя в лице твоем ошибиться.

– Правда, он знает меня, – отвечал Львов, – только не понимаю, для чего он ложно на меня говорит.

Видя, что допрашиваемый не соглашается раскрыть истину и не подтверждает слов Аристова и Огородникова, члены комиссии приказали принести доску с кольцами, раздеть обвиняемого и «распетлить» в кольца.

– Батюшки! – кричал Львов. – Справьтесь Христа ради с другими!

– Вот я те ужо, – кричал Горчаков, – как тебе не знать!

– Полно, – заметил Зряхов, – бросим, справимся еще, и если тогда не скажет, то не пеняй на нас.

Обвиняемый был избавлен от пытки и отведен в тюрьму. Спустя несколько часов Львову опять была дана очная ставка с его обвинителями.

– Батюшки, – говорил он со слезами, – посмотрите пристальнее, я ли был?

– Чего смотреть, – отвечал Аристов, – мы знаем и видим, что точно ты приезжал, ведь не обман был на твою рожу.

Львов был в отчаянии. Члены секретной комиссии грозили ему пыткой, обещали тянуть жилы, если не скажет. Допрашиваемый удвоил клятвы, но Горчаков, не слушая их, ударил подсудимого два раза по лицу. «И так, – показывал Львов, – я с роду почти на себе лозочки не видал и, природно будучи робок, трусил, не зная, что далее со мной сделают» ^[987].

– Не бейте, ваше благородие, – сказал он, – я вам все скажу, только дайте мне времени немного.

Присутствовавшие согласились, и в тот же день, 2 октября, записали следующее показание Львова.

– Июля 12-го числа, – говорил он, – поутру, в пять часов, злодей пришел к Казани, против которого городовые войска и обыватели имели сражения. Но, будучи осилены, как зачали от злодея ретироваться, то я с прочими находился в сие время на соборной колокольне, и, приметя ретираду городских жителей, убоялись оставаться долее на колокольне и, сбежав с оной, намерены были каждый искать своего спасения. Как шел я двором, пробираясь к своей келье, то на крыльце стоял тогда живущий в кремле, при доме преосвященного, в должности собственного его казначея и любимец его, Казанского девичьего монастыря дьякон Алексей Нонин, который, увидя меня, закричал: «Львов, поди сюда». Я подошел к нему, а он, приказав мне за собой идти и введши в проходную келью, привел напоследок из оной наверх под крышу и, держа меня повыше локтя за руку, говорил: «Слушай, Львов, потрудись, пожалуйста, ты не будешь оставлен; поди ты в Спасский монастырь, спустись со стены да беги как можно скорее тайным образом через Успенский мост, пока злодеи по всему городу не рассыпались, в Воскресенский монастырь и, взяв там лошадь, скачи оттуда в стан злодейский и отдай вот этот кошелек самому Пугачеву и говори так: «Кланяется-де сим вашему величеству его преосвященство архиепископ Казанский и просит покорнейше освободить от разорения загородный его Воскресенский монастырь». Да смотри же, брат, исправь сие скрытнейшим образом, чтобы никто об этом не знал и не увидел, и никому не сказывай, а буде по дороге тебя кто спросит, куда бежишь, то скажи, что ищешь от злодеев своего спасения». Выслушав сие, я стал было отговариваться тем, что страшно попасть в руки злодеев. Но дьякон говорил: «Пустое, брат, чего тебе бояться? Думать надобно, что злодеи будут стремиться все к кремлю, так ты свободно можешь пробраться в Воскресенское. Пожалуйста, Степанушко, постарайся, право, не будешь оставлен, будь только скромен». Не смея более отговариваться, ибо я думал тогда, что сие возлагал он на меня с повеления архиерейского, принял золотом наполненный кошелек и, спустись из Спасского монастыря, через городовую стену, пробрался мимо Успения, Владимирской и далее через плетни. Прибежав же в Воскресенский монастырь прямо на конюшню, взял лошадь, поехал в стан злодейский, стоявший тогда близ деревни Савиновой, верстах в десяти от монастыря. Как же в оный я приехал, то злодея Пугачева нашел тут; разбойник был тогда в ставке своей, к которой пришед я просил первого попавшегося мне казака, называемого дежурным, чтоб доложил обо мне злодею, придав ему титул императора, сказав о себе, что прислан из Воскресенского монастыря. А как сей казак стал меня выспрашивать, зачем я прислан, то сказал ему, что имею тайность. Почему казак, входя к злодею и вышед оттуда, позвал меня. Я вошел и, держа в руках означенный кошелек, в пояс поклонился злодею и потом, подавая кошелек в руки, говорил сии слова: «Кланяется сим вашему величеству его преосвященство архиепископ Казанский». Злодей принял от меня оный и, держа в руках, потряс, а потом отдал случившейся при том какой-то женщине, а сия тотчас высыпала из кошелька на позолоченную тарелку. Тут мог я приметить, что число червонных немалое было, ибо тарелка, будучи глубока, почти под край наполнена была. Пугачев приказал оному казаку поднести мне чарку вина, которую я и выпил. Помянутый, называющийся дежурным, казак, положа руку на мое плечо, дал знак, чтобы я стал на колени, что я и сделал, а злодей, оборотясь ко мне, сказал: «Хорошо, поблагодари». Я встал и, поклоняся ему, вышел из ставки и поехал обратно в Воскресенский монастырь, в котором жил я два дня, ибо уже не можно было мне проехать в кремль. Как же потом злодейская сволочь, войсками командуемыми полковником Михельсоном, рассыпана и прогнана, то я приехал в кремль, где помянутый дьякон [Ионин], увидев меня в сенях дома архиерейского, спрашивал наедине: «Был ли ты там?» Был, отвечал я, и отдал; приказал он благодарить. А дьякон сказал мне: «Смотри же, никому не сказывай, так не будешь оставлен». Почему я и обещался молчать и для сего самого, что боялся и архиерейского гнева.