История войны и владычества русских на Кавказе. Народы, населяющие Кавказ. Том 1 - читать онлайн книгу. Автор: Николай Дубровин cтр.№ 63

При переселении князя с одного места на другое, что случалось нередко, обязаны были переселиться вместе с ним и все его уздени. Но если бы князю вздумалось перейти в какое-либо другое сообщество, то без согласия всего сообщества уздени переселиться со своим князем не могли. Бывали случаи, что при жизни князя часть народа оставляла его и переходила к другому. Жена Джембулата, темиргоевского князя, урожденная Конокова, враждовала с женой егерукаевского тляхотлеша Мамат-Али Бзагумова. Бзагумов и вместе с ним часть егерукаевцев перешли от Джембулата к его младшему брату Шерлетуку Болотокову и, переселившись с ним на Лабу, покорились нам. Джембулат, видя, что оставлен большей частью народа, с остальными своими подвластными присоединился к бежавшим, принял подданство России и тем восстановил единство своего владения.

Еще недавно в случае притеснений князя подвластные искали защиты у другого князя, который, взяв их под свое покровительство, становился посредником, просил не притеснять их, но отсылал, однако же, обратно к их владельцу.

В случае разделения народа из-за недовольства князем последний старался уничтожить причину недовольства, и случалось, что народ опять соединялся под властью этого князя. Все это было, конечно, в доброе старое время, когда, по словам самих черкесов, было больше честности и в народе, и среди князей, которых тогда величали намазыры и зауеныры, то есть благочестивые и рыцарские. По уверениям туземцев, от кабардинцев, передавших черкесам свои дворянские обычаи (вуор-хабзе), в последнее время закубанские черкесы научились разного рода обманам, изменам, неисполнению обещаний и клятв, и народ, некогда честный, стал, по выражению абадзехов, таагаапсе — богообманывателем. Теперь князья уже не внушают того безграничного доверия, каким пользовались прежде.

В случае пресечения владетельного княжеского рода, что бывало очень редко, уздени должны были выбрать себе в князья одного из родственников умершего. Рассказывают, что Болотоков, будучи убит в схватке, оставил молодую жену без потомства. Один из его узденей, чтобы не искать себе нового владельца или князя, очень скоро убедил молодую вдову иметь с ним связь, и родившийся от этой связи сын был признан всеми законным сыном Болотоковых и наследовал власть отца.

Воровство княжеского имущества влекло взыскание пени с его узденей и рабов. Тот, кто украл лошадь из княжеского дома или табуна и был пойман, кроме возвращения лошади обязан был отдать восемь лошадей и лучшего раба или рабыню. При значительном размахе конокрадства и большом значении князей в Кабарде в народе было обыкновение отдавать своих лошадей в княжеские табуны, чтобы, прикрывшись именем князя, сохранить их в целости. Виновный в ограблении едущего к князю в гости отдавал ему в восемь раз больше награбленного, а кроме того, князю за бесчестье одну рабыню. Князь мог взять у подвластного собаку, но должен был вознаградить хозяина. Если же владелец собаки станет противиться, то обязан отдать ему двух быков. С каждого коша баранов князь имел право брать для своего продовольствия по одному барану и ягненку, даже если в коше были бараны и не принадлежавшие его узденям и подвластным. Для своей свиты князь мог взять любую лошадь из табуна узденя, но, когда надобность отпадала, должен был ее вернуть, а если она пала, отдать такую же лошадь или выплатить ее стоимость. Если князь вздумал наездом взять барамту у своих подвластных, а те по дороге опять ее отняли, то виновные платили князю штраф в размере двух коров и лучшей рабыни. Хотя часто князь в этом случае и был не прав, штраф взимался в наказание за неповиновение и бесчестье.

Барамта существовала во многих горских сообществах и среди всех сословий и была единственным способом охраны имущества от покушений. Под словом «барамта» подразумевался насильственный «арест чьего-нибудь имущества в виде залога по неудовлетворенным материальным обидам».

Любой туземец, не получивший удовлетворения при помощи суда от человека, принадлежащего к другому сообществу, считал себя вправе при содействии своего сообщества отобрать у приезжего из того сообщества, к которому принадлежал должник, все, что при нем находилось: лошадь, оружие, деньги и пр. Такой грабеж и назывался барамтой и служил наилучшим побуждением к появлению на разбирательство настоящего ответчика. Обобранный приезжий вынужден был служить орудием удовлетворения истца со стороны его виновного собрата: иначе он терял навсегда отобранные у него вещи, которые поступали в пользу истца.

Он извещал свою местную власть о взятой у него барамте и просил заступничества. Виновного общество принуждало освободить барамту, и он вынужден был ехать в сообщество своего противника. Когда истец бывал удовлетворен, барамта возвращалась хозяину.

Обычай этот приводил к множеству злоупотреблений. «Бывали случаи, когда виновное в каком-нибудь деле лицо для избежания ожидавшей его ответственности скрывалось в дальние общества, где находило себе безопасный приют; но после из среды его одноземцев все-таки подвергался кто-нибудь за него барамте, а этот последний, потеряв из виду беглеца, считал себя вправе отплатить противникам той же монетой. При удаче сего намерения нить затягивалась, барамта следовала за барамтой, без всякой почти надежды на их возвращение хозяевам».

Из-за барамты происходило множество драк и убийств, потому что туземец никогда не отдавал барамты добровольно, если только мог отстоять ее силой.

Убийца, скрывшийся от кровной мести (канлы), согласно обычаю, не подлежал барамте, и ему предоставлялось свободное проживание во всех сообществах ^[104].

При дележе добычи лучшего пленного, а если его не было, то скот на сумму, которую стоил пленный, уступали самому старому князю, даже если он и не участвовал в набеге, а затем добычу делили поровну между участниками набега. Зачинщик драки в присутствии князя за неуважение к его особе платил ему рабыню, равно как и уличенный в связи с рабой князя. Когда князь женился, калым (гебен-хак) платили за него уздени, зато, возвращаясь из гостей, полученные подарки князь делил со своими узденями и также уделял им часть калыма, который получал при выдаче замуж дочери ^[105].

Таковы в общих чертах преимущества князей, пользовавшихся особенным уважением среди кабардинцев и темиргоевцев. Вообще, у черкесов до последнего времени князья имели большое значение, но по мере того, как народ покорялся нам, князья постепенно теряли свою власть и силу. Народ, утратив свою независимость и видя, что русский пристав имеет больше силы и значения, чем их князь, переставал подобострастно смотреть на последнего. На мирских сходках стал даже подниматься вопрос: нужен ли князь тому народу, который покорился русскому правительству? Нужно ли сохранять князю те привилегии, которые народ предоставлял ему в период независимости? Вопросы эти разрешались в неблагоприятную для князей сторону, и общество нередко восставало против выплаты ясака на том основании, что, покорившись России, они не нуждаются в вооруженной силе, представителями которой были князья.